Гиблое дело - Кори Доктороу

Толпа разразилась аплодисментами и криками поддержки. Республиканцев становилось все больше, а вслед за ними подтянулось несколько полицейских. Троица беспилотников зависла в небе, ожидая приказа. Ана-Люсия прибавила громкость, чтобы перекричать ругающихся стариков.

– Советник Клейборн, во время теракта в мэрии вы потеряли близкого друга. Тысячи людей, которым пообещали предоставить жилье, ночуют в палатках. Скажите, какой вы представляете себе дальнейшую деятельность города?

Клейборн захлопал ртом. Стоящая рядом советница дернулась было с ответом, но Клейборн замахал рукой; в его глазах встали слезы.

– Какой я представляю дальнейшую деятельность? – Он глубоко вдохнул. – Вы знаете мой ответ. Вы знаете, что делать. Уже делаете. Оглянитесь. – Он обвел рукой выставку. – Вы делаете за нас работу, на которую у нас не хватало смелости. – На мгновение повисла тишина, а затем толпа взорвалась какофонией одобрительных возгласов и свиста. Ана-Люсия снова прибавила громкость, и когда Клейборн продолжил, его голос загремел, дребезжа витринами и отдаваясь в зубах. – Вы делаете то, что мы должны были сделать с самого начала: игнорируете незаконные, злобные, жестокие судебные приказы, из-за которых мы отказались от долга перед людьми, которым пообещали дать дом, перед людьми, которые должны были выжить…

Его голос сорвался. Тони обнял его, и какое-то время все молчали. Даже республиканцы заткнулись. Но ненадолго – через мгновение они вновь закричали.

Мэр потихоньку сливалась: отходила к полицейским, неловко торчащим между толпой и властями.

– Именно, – сказала Ана-Люсия. – Вы выполнили их требования, но их это не остановило. Судебные запреты не были попыткой лишить нас жилья; они были проверкой, прогнетесь ли вы под их требования. И когда вы прогнулись… – Она жестом продемонстрировала взрыв, и люди снова одобрительно закричали. Республиканцы тревожно переглядывались: численностью они похвастаться не могли, а их еще и прилюдно связывали с терактами, в которых люди потеряли близких, а город – немало исторических зданий. Не лучшая ситуация.

Клейборн отступил, вырвавшись из объятий Тони. Он явно жалел, что потерял самообладание на публике. Казалось бы, на этом разговор и закончится, но он вновь шагнул вперед, пытаясь сгладить углы:

– Позвольте поблагодарить всех собравшихся. Сегодня вы проявили настоящее единство. Времена сейчас трудные, и я понимаю это не хуже вас. Мне очень приятно жить в одном городе с людьми, чьими руками была создана эта выставка.

Капкан захлопнулся.

– Можно ли ожидать, что на следующем заседании эти планы войдут в повестку дня? – поинтересовалась Ана-Люсия.

Клейборн потерянно замолчал. Все экраны транслировали его крупным планом, и я заметил, как бегает его взгляд. Его стало даже немножко жалко.

– Я, кхм, я не знаю, насколько ваше предложение жизнеспособно…

Тони помотал головой.

– Ну хватит, Рафи, – сказал он. – Эти люди за нас голосовали – конечно, они хотят, чтобы мы оправдывали власть, которую нам дали. Это твоя работа. Наша работа. Вот вам мое официальное заявление: я обязуюсь вынести представленные здесь планы на обсуждение на следующем заседании совета, а потом, ей-богу, обязуюсь за них проголосовать, ведь именно этого требует город, и нам ясно дали это понять. А если мы отказываемся прислушиваться к гласу народа – значит, не заслуживаем своей треклятой зарплаты!

Он начинал тихо, но в итоге расправил плечи, и его голос разнесся по улице громом. На «треклятой зарплате» он и вовсе ударил себя в грудь кулаком, да так громко, что микрофон подхватил глухой стук.

Клейборн смотрел на него, и за эти пять предложений множество эмоций успели промелькнуть на его лице: страх, согласие, ярость. Он был или очень паршивым политиком, или великолепным актером – роль, которую он виртуозно отыгрывал, легко принесла бы ему пачку наград. Когда Тони ударил себя в грудь, Клейборн поддержал его возгласом совместно с остальными. Это не укрылось от внимания Аны-Люсии.

– Советник Клейборн, значит ли ваша поддержка, что вы рассмотрите вопрос на следующем заседании?

– О да! – Он не притворялся. Мэрию подорвали, пока он был внутри. Среди убитых у него могли быть друзья.

Ана-Люсия не сбавляла обороты.

– И проголосуете в нашу пользу?

– Да, черт возьми! – крикнул он. Схватив Клейборна за руку, Тони вскинул его кулак в небо, словно судья, объявивший победу в бою. Толпа неистовствовала. Мэр, пусть и пятилась к полицейским, еще не успела до них дойти.

– Госпожа мэр! – крикнула Ана-Люсия, и теперь все взгляды были прикованы к ней. Люди расступились, пропустив Ану-Люсию с микрофоном. – Вопрос вам понятен. Народ ждет ответа.

Мэр расправила плечи и снова улыбнулась Ане-Люсии, признавая ее мастерство.

– Народ знает ответ. На пятничном заседании в повестку дня будет включена резолюция по вашему предложению. Курировать вопрос будут городской прокурор и глава отдела планирования, подготовку предложения поручим, э… вам, мистер Яннопулос. – Тони отдал ей честь. – Далее я выслушаю аргументы. Однако сразу скажу, что аргументом «против» будет являться тот факт, что инициатива не была представлена официально, не получила общественную оценку и не прошла структурную, архитектурную и экологическую экспертизы. Мы находимся в Калифорнии, друзья. Ломать – не строить, этот урок наш штат усвоил давно. Но вы выбрали нас не ломать. Вы выбрали нас чинить, а для этого нужно действовать осмотрительно. Возможно, не на такой исход вы рассчитывали, но я предлагаю вам то, что есть.

– Этого мало, – сказала Ана-Люсия, и я поежился от ледяной серьезности ее тона. – Но на сегодня сойдет.

* * *

Ко мне домой набились человек семьдесят, если не больше.

Загул мы устроили славный – спасибо пиву, крепкой пряной комбуче и безумным выдержанным бурбонам (все моложе шести дней, зато с молекулярной структурой бутылочки, которая полтора века провела в дубе). Кто-то притащил арбузы, кто-то – гитары, а кухня обеспечила ритм-секцию громом сковородок и ложек. Местные смешались с беженцами, а мои гости светились от гордости, показывая друзьям дом. Даже угостили меня веганской эмпанадой.

Я натанцевался с Фыонг. Боже, она так потрясно танцевала и при этом была такой красивой, что я чуть не отдавил ей все ноги. Наш танец притянул множество взглядов, но я не смущался: все смотрели все равно на нее, а меня если и замечали, то только с вопросом, как такой дурень смог отхватить такую шикарную, красивую и потрясную девушку. И вроде вопрос-то не самый лестный, но мне было так хорошо.

Потные и счастливые, мы рухнули в высокую пустынную траву заднего двора – я посадил ее после смерти дедушки, заменив влаголюбивый газон. Приподнявшись на локтях, какое-то время мы смотрели на людей, соприкоснувшись головами. Ана-Люсия подошла, нависнув сверху. Под таким углом вся она, казалось, состояла