Либелломания: Зимара - Н. Мар

уставиться. На его счастье, тема будто бы увернулась от убитого лидмейстера. Жуайнифер в камне, жабы в камне… Я прямо-таки кожей ощущала, как Йола нащупывал совпадения, вглядываясь в мои шрамы. Но откуда мне, право, было знать о лидмейстере? Разве что от Бритца. От Бритца, который семь лет положил, чтобы меня убить. Ха-ха-ха. Наконец подозрения отпустили Йолу, и он выдохнул:

— Если собирать кусочки в вакуумных пузырях при экстремально низкой температуре, шанс инкарнировать — один к трём. И один к двум, если этим займутся на Цараврии, — он усмехнулся и выполнил аристократичный виток кистью в воздухе, — а на Цараврии, как тебе известно, эзерами занимаются только вивисекторы. Говорят, минори четвёртой линьки выживают все… говорят также, дядьку Бритца шинковали, а он всё коптит ассамблею, говорят… да много чего говорят! Эзеры тоже боятся смерти. — Он откинулся на кресло и отвёл взгляд. — Боятся, может, даже побольше вашего брата.

Я задумалась. Говоря о страхе смерти, именно настоящей, Йола, точно как магнум Джио, подменял понятия, ведь на самом деле бессмертные боялись не умереть, а потерять жизнь. И не просто жизнь, а целую бесконечность. И меня пугало то, как остро я начинала их понимать. Я унизила Джио за его страх, а он предсказал его мне. Не потому ли, несмотря на риски последних дней, я оттягивала активацию капсулы диануклидов?

Дорога на полюс заняла шесть часов и привела нас к подножию горы. Пик Бос Курлык, увитый белыми лентами ледников, напоминал астрономических размеров сливочную помадку. На сахарном снегу сверкал полярный день. Широчайшая ледяная лента скользила в обмотанную серпантином каменную воронку.

— Гляди, гляди, побежал! — воскликнул Йола и вильнул вниз с растопыренными лапками шасси, чтобы кого-то шугнуть.

Мы кружили над обломками старой гломериды братьев Шулли. Она раскололась надвое, и капитанский мостик, как опрокинутая розетка с марципанами, вывалил на край воронки разный хлам. Кресла, приборы, куски обшивки. Кое-что скатилось по ступеням на дно. Всё покрыла вуаль инея и снежный саван, кружевной и тонкий, потому что в это время года здесь редко случались осадки. Из-за покривившейся турбины выскочил голый мужик. Радикально и беззастенчиво голый, он побежал, задирая коленки в сугробах, из одной половины гломериды в другую. Это его Йола шугнул, как зайца.

— Какой-нибудь из недобитых психов. Их тут много осталось с последней игры. Будь у нас боевой воланер, подстрелил бы голодранца с воздуха.

— Это не спортивно.

— Охоту маньяков на маньяков даже с натяжкой нельзя назвать спортом. Ого, минус тридцать пять! Однако… — он постучал по термометру, словно будь там минус двадцать пять, это объяснило бы голого живчика в сугробе.

Яма у подножья Бос Курлыка действительно напоминала алмазный прииск. Йола облетел воронку по периметру спирали, ступень за ступенью, но не приметил ничего даже близко похожего на тайник. Впереди воланера по серпантину на дно мчались тысячелапые, тысячеухие кучи песцов с вывернутыми зубастыми капюшонами. В центре воронки скопилось чёрное озеро, а склоны поднимались ступенчатым амфитеатром на такую высоту, что с поверхности озера виднелась только сахарная шапка на горе-помадке. На чёрном льду и сквозь него буйно росли хрустальные кусты, похожие на белых морских ежей. Острые ветки переплетались замысловатым тёрном. Я бы не удивилась, окажись они формой жизни, а не просто формой воды.

Настроение Йолы поправилось, когда он увидел своды низкого ледяного грота, который выдавался с краю озера в гущу игледяных ежей. Воланер сел прямо на кусты, переломав их нещадно. Первым выскочил Струп. Он был особенно шустёр и тих после выволочки Йолы за то, что упустил Зеппе и Ка-Пчу. Канизоидам поручили отпугивать шалых песцов, пока мы осматривали грот. Йола забирался в пасти сталактитов и сталагмитов в надежде проникнуть к сердцу Зимары, но раз за разом возвращался назад. На полу между ледяными тычками и колдобинами чернели вязкие лужицы. Худой недопёсок лизал бурые крапинки на стене. Завидев слюнявые оскалы Падля и Струпа, он прокатился на хвосте между моими ботинками и прыснул вон из грота. Через пару часов Йола взопрел, добросовестно ощупывая монолитные стены сверху донизу. Он уселся на груду камней, шлёпал ботинком по луже битума и непрерывно обновлял комм. Мне посчастливилось глянуть на экран из-за плеча Йолы. Тот гипнотизировал видео из комнаты, где Миаш и Юфи возились с Мультиком у запертой двери. Вид у них был хулиганский, из чего я осмелилась даже понадеяться, что дети открыли новый способ применения блесклявок. Йола резко обернулся, но я уже метнула взгляд в лужу:

— Что это такое чёрное?

— Нейробитум Зимары. Синаптический медиатор шамахтонской твари. Сочится из неё везде, где она только появляется. Доктор Кабошон считал, она выделяет его в избытке, чтобы обострить восприятие.

— Его можно потрогать?

— Если тебе неймётся сунуть пальцы в какую-нибудь гадость, — с раздражением убрал ногу из лужи эзер, — то вон там остались следы крови.

На стене, которую вылизывал песец, бурели ни с чем не сравнимые брызги. Такое складывалось впечатление, что Зимара здесь кого-то замучила. Впрочем, кого же ещё? Сюда упал Кайнорт и я, по всей вероятности, трогала его кровь. Так Зимара и приручила лорда-песца.

Ещё через час бесплодных поисков Йола швырнул предпоследний сателлюкс в лужу нейробитума, и я поняла, что настала пора заговорить о частицах. По пути на полюс я выводила закорючки на графическом планшете поверх схемы, которую изобразил Зеппе. Боялась я страшно. Каково это: перечеркнуть шесть часов полёта и три часа поиска? Зачесался нос, бровь задрожала. Но мариновать шмеля в этой воронке становилось опаснее с каждой минутой. Каковы его маркеры перехода от равновесия к извержению, я не знала. А рёбра болели ещё с того раза.

— Минори Шулли, — забормотала я, стуча зубами, — я вот тут вот пораскинула… ну так, не всерьёз… а что если есть версия чуточку элегантнее?

— Что? — подскочил он ко мне и ощерил шубу. — Что ты такое имеешь в виду? Что это не элементы? Не сияние? Не северный полюс?

— Я не утверждаю наверняка! Но на спираль из лисичек можно нанизать другую логику.

— Покажи! — он выдернул планшет из моих рук. — Логика, Лау, во вселенной одна-единственная!

— Я просто взглянула глубже, и… вот.

— Допустим. Но тогда на глезоглифах по-прежнему столкновение частиц, а где же его ещё тут взять, как не в полярном сиянии? Фу-ты! Это не значит, что сердце Зимары не