Нелегальный экзорцист - Григорий Константинович Шаргородский

class="p1">Бывший Рвач сильно изменился всего за несколько секунд, прошедших после изгнания из него постороннего духа. Он и раньше не был особо выразителен, если не считать глаз, а теперь и вовсе превратился в невзрачного человека. Да и глаза поменялись – стали просто светло-серыми и из них ушла промораживающая собеседников стылость. Но всё же определённый внутренний стержень в этом человеке остался.

– Понятия не имею, – спокойным, не дрогнувшим голосом ответил контрабандист и, явно опережая недоверчивую реакцию дружинника, добавил: – Хочешь – верь, хочешь – стреляй. Ствол в твоей руке, значит, и власть карать или миловать. Дураком меня ещё никто не называл, а устраивать пальбу, когда сам лежишь тут же, распластанный и скованный по рукам и ногам, – тупейшая затея. Видно, нас подслушивали, и когда поняли, что Стёпа сильно непростой малый, решили прибрать его к рукам. Тут, каюсь, недодумал. Подвели меня знакомцы. Думаю, не обошлось без Акулы. Этот, если учует что-то ценное, обязательно вцепится.

Трофим Савватеевич со значением посмотрел на меня, на что я понятливо кивнул. Ветров быстро не только стрелял, но и принимал решения:

– Хорошо, все на выход. Что-то мне здесь перестало нравиться.

Никто спорить не стал. Я подобрал лежавший на кровати плащ, и мы гуськом последовали за пусть и державшим револьвер стволом вниз, но явно напряжённым, словно стальная пружина, дружинником. Акира демонстративно пропустил всех перед собой и с мечом в руке прикрывал наш тыл. Так мы добрались до подъёма на первый этаж, где ситуацию контролировал автоматчик. Мой взгляд тут же прикипел к оружию в его руках. Показалось, что это автомат Томпсона, но сразу пришло осознание, что оружие только похоже на аналог из другого мира. Желание обладать такой красотой лишь обострилось, но вряд ли даже боярским детям позволено таскать с собой в городе такую опасную штуку. Наверняка дружинник получил автомат лишь благодаря своему служебному положению. Ветров двинулся к заднему выходу из здания, мы последовали за ним под прикрытием его хорошо вооружённого подчинённого.

К счастью, в переулке нас дожидались не враги, а явившиеся на шум городовые стражники. Кстати, вопрос о том, как дружинник с автоматом сумел попасть внутрь, лишь наметился и тут же отпал за ненадобностью. Казавшаяся очень надёжной преградой дверь висела на одной петле, зияя в местах запоров изрядными, чуть обгоревшими дырами. Теперь понятно, что тот странный «бум» перед автоматными очередями был неспроста.

Перестав пялиться на дверь, я осмотрелся и понял, что Трофим Савватеевич куда-то исчез. Впрочем, судя по поведению остальных, их это особо не волновало. Претензий к контрабандисту у меня не было, и наше общение не оставило плохого осадка, так что бог ему судья и скатертью дорога. Подошедший ко мне отец Никодим потребовал вернуть нож, который я сунул в карман плаща с по-детски наивной надеждой, что священник о нём как-то забудет.

Получив обратно особо ценную вещь, батюшка проникновенно посмотрел мне в глаза и сказал:

– Завтра утром будь готов к отплытию на пассажирском пароходе. За тобой заедут. С собой никого не бери. Лишнее железо тоже оставь дома. О нашей безопасности позаботятся.

Мне, конечно же, не понравился такой приказной тон, и я даже открыл рот, чтобы высказать все набежавшие мысли, но орать в спину уходящему человеку и тем более догонять его, чтобы донести своё мнение, как-то глупо. Отец Никодим тоже это понимал, поэтому и воспользовался ситуацией. Замерев на месте и закипая, как любимый чайник тёти Агнес, я уже решил было отправиться искать транспорт для возвращения домой, но тут подошёл Ветров.

– Ну что, Степан Романович, славно мы развлеклись в борделе?

– Не то слово, Леонид Федосеевич, только развлекались в основном вы. Да и ваш подчинённый изрядно повеселился. Мы же со своими ковырялками были лишь зрителями.

– Я бы так не сказал, – посерьёзнел дружинник.

Затем полусотник внезапно приложил ладонь к груди и поклонился Акире. Тот отдарился классическим японским поклоном. Похоже, меч нихонца очень вовремя разрубил шею одному из стрелков.

– Ну а если сами захотите на равных участвовать в таком веселье, то добро пожаловать в княжью дружину.

Нет уж, такой радости мне точно не нужно, так что я постарался как можно более вежливо уйти от ответа, покачал головой и сказал:

– Мне и за городом такого веселья хватает.

Ветров не стал дожимать, поэтому тоже неопределённо пожал плечами и спросил:

– Домой? – Увидев мой кивок, он предложил: – Тогда вас подвезёт наш скорострельный друг. Я же останусь здесь разгребать последствия нашего веселья.

Явно задетый за живое смутно понятной мне шуткой подчинённый Ветрова немного поворчал, но всё же быстро смягчился и радушно пригласил нас в автомобиль. Затем без проблем отвёз к порогу библиотеки и дружелюбно попрощался. Совместное участие в бою сближает, поэтому я тоже был с ним крайне обходителен, а Акира выразил своё уважение более глубоким, чем обычно, поклоном.

Наконец-то мы оказались дома. Быстро успокоив дожидавшихся моего возвращения близких, я поспешил сначала в душевую, а затем, разомлевший под тёплыми струями воды, позёвывая, устремился к самому вожделенному на данный момент месту – мягкой постели.

Меня уже начал окутывать умиротворяющий сон, но тут не такой уж громкий стук резко вырвал из его объятий. Тяжело навалилось ощущение щемящей тоски и понимания того, что произошло нечто очень плохое. Забыв об усталости и желании выспаться, я выпрыгнул из постели, бросился к окну и резко открыл его. Воруха не стала заполошно влетать в комнату, а просто села на подоконник и, тихо застрекотав, посмотрела мне в глаза. От неё веяло такой безнадёгой, что у меня внутри, казалось, заныла сама душа.

Поведать мне подробности птица, несмотря на всю свою необычность, не могла, но в этом и не было нужды – она принесла записку в специальном чехле, прикреплённом к лапке. Виринея прислала всего несколько слов: «Васю похитили дриады. Жду в устье Бобрика».

Сразу стали совершенно незначительными мысли о том, куда завтра собрался везти меня отец Никодим. Да и его недовольство моей предстоящей отлучкой воспринималось всего лишь досадной, не имеющей особого значения помехой. И плевать на последствия. Нож у него я заберу, даже если придётся применить силу. Без этого инструмента не обойтись. Если Корчак ничего не напутал, дриады – это люди, одержимые особыми древесными духами-хозяевами. Живут в кронах деревьев, если это можно назвать жизнью. От мыслей о том, что может ждать весёлую и жизнерадостную девушку в руках этих тварей, меня пробило ознобом. Крохи растерянности смыла холодная решимость идти до конца. Мысль о том, что с Василисой может случиться что-то плохое, а