Безумный барон - Виктор Гросов

столкнувшись с хаосом, дала сбой. Цепная реакция. Короткое замыкание. Его тело выгнулось дугой, из глаз и рта ударили снопы черной энергии, и в следующую секунду он просто лопнул, как перезрелый плод, оставив после себя лишь облачко серого пепла. Его «соседей» тоже зацепило.

Первый пошел.

Над полем боя на долю секунды повисла ошеломленная тишина. Воины Орловых замерли. Их маги уставились на место, где только что стоял их товарищ. Они не поняли, что произошло.

— Вторая! — заорал я.

Елисей уже готовил следующий запуск. Второй дрон сорвался с места, целясь в другого мага. Первый акт нашего гамбита был разыгран. Паника еще не началась. В их стройных рядах уже появилась первая трещина.

Тишина длилась ровно столько, сколько нужно было профессионалу, чтобы оценить новую угрозу. А «Рассекающие» были профессионалами. Первый шок от непонятной, мгновенной гибели товарища быстро сменился холодной, расчетливой яростью. Они поняли откуда исходит опасность. Мертвые глаза, до этого рассредоточенных по нашему отряду, теперь сфокусировались на одной-единственной точке. На моем рыжем маге, который уже лихорадочно готовил к запуску третью «Стрекозу». Вторая в это момент вновь поймала жертву.

Елисей из охотника мгновенно превратился в дичь.

— Щиты! — заорал я, понимая, что сейчас начнется ад.

Но было уже поздно. Они не стали дожидаться, пока мы перегруппируемся. Двое «Рассекающих», стоявших ближе всех, отделились от основной группы. Они двигались синхронно, как две тени, и вся их концентрированная мощь, вся их аннигилирующая пустота была направлена на одну цель — Елисея.

Воздух вокруг него пошел рябью, исказился. Это не было похоже на летящий огненный шар или ледяную стрелу. Это было нечто куда более страшное. Две невидимые, но абсолютно реальные удавки, которые летели, чтобы «рассечь» не тело, а саму магическую суть моего мага.

— Елисей, защита! — мой крик потонул в лязге стали. Воины Орловых, оправившись, с удвоенной яростью ринулись на наш строй. Они поняли задачу: связать нас боем, не дать нам прийти на помощь нашему магу.

Началась рубка. Настоящая, без всяких тактических изысков. Щит в щит, меч в меч. Ратмир, взревев, как медведь, первым принял на себя удар. Его меч со свистом рассекал воздух, оставляя в плотном строю врага кровавые прорехи. Мои люди, забыв про страх, встали рядом с ним плечом к плечу.

Я тоже ринулся в бой. Искра в моей руке казалась продолжением меня самого. Я не был искусным фехтовальщиком, но я был быстрым. Я не лез на рожон. Я бил наверняка, выцеливая уязвимые места в броне, подсекая ноги, нанося короткие, отвлекающие удары. Я не пытался убить. Я пытался выиграть время. Каждую драгоценную секунду.

А за моей спиной разворачивалась другая битва. Елисей, оказавшись под перекрестным огнем двух элитных магов-убийц, проявил такое хладнокровие, которого я от него и ожидать не мог. Он не пытался атаковать. Он отчаянно защищался.

Его руки летали, сплетая в воздухе сложнейшие рунические схемы (и там была механика, о да). Перед ним одна за другой возникали и гасли защитные преграды. Сначала — простой, но плотный энергетический щит, который тут же начал трескаться и осыпаться под ударами «рассекающей» силы. Потом — «зеркальная стена», которая попыталась отразить атаку, но лишь на мгновение замедлила ее, сама при этом исказившись и растаяв. Затем он сотворил «вязкое поле», пытаясь замедлить вражеские импульсы, заставить их увязнуть в плотной магической субстанции.

Это было невероятное зрелище. Мой рыжий маг, боявшийся собственной тени, теперь в одиночку сдерживал натиск двух самых опасных колдунов Севера. Он танцевал. Это был танец на лезвии бритвы, где каждое неверное движение, каждая запоздалая руна означали мгновенную смерть.

Но силы были неравны. Я видел, как бледнеет его лицо, пот градом катится со лба. Его мана таяла. Его щиты становились все тоньше, все прозрачнее. Они трещали, как тонкий лед под ногами великана. Еще один, может, два удара — и его защита рассыплется. И тогда…

— Быстрее, Елисей, запускай! — кричал я, отбивая очередной выпад.

Но он не мог. Он был полностью скован обороной. Любая попытка отвлечься на запуск «Стрекозы» открыла бы в его защите брешь, в которую тут же устремилась бы смерть.

Мы оказались в патовой ситуации. Мои воины из последних сил сдерживали натиск пехоты. Я пытался прорваться к магам, но меня плотно держали двое орловских гвардейцев. А Елисей был вынужден тратить все свои ресурсы на то, чтобы просто выжить.

Защита трещала по швам. Я увидел, как последний щит Елисея покрылся сетью черных трещин. «Рассекающие» сконцентрировали свою атаку для финального, решающего удара.

Это был конец. Я понял это с ужасающей ясностью. Мы проиграли. Мой хитроумный план, мои «Стрекозы» — все это оказалось бесполезным против простой, грубой силы и численного превосходства.

Неужели это все? Неужели я привел всех этих людей сюда, чтобы они вот так бессмысленно погибли?

Последний щит Елисея дрогнул и лопнул с тихим, жалобным звоном, как расколотый хрусталь. Путь был свободен. Две невидимые удавки концентрированной пустоты устремились к моему беззащитному магу. Я видел, как расширились его глаза, в которых отразилось неминуемое. Он даже не пытался больше защищаться. Просто стоял, вцепившись в свой бесполезный короб со «Стрекозами», и ждал конца.

Ратмир взревел, пытаясь прорубиться сквозь стену щитов, но его тут же блокировали трое вражеских воинов. Я отчаянно отбивался от своего противника, но понимал — не успею. Секунда. Может, меньше. И все будет кончено.

В этот момент, на самом краю пропасти, когда отчаяние уже готово было поглотить меня, в голове пронеслась шальная, самоубийственная мысль. План родился из чистого инстинкта, из нежелания сдаваться. Жертва. Нужно было отвлечь хищников. Бросить им другую, более сочную, более соблазнительную приманку.

Я сам.

Вернее, не я. А то, что висело у меня на поясе.

«Искра!» — мой мысленный приказ был не просьбой, а криком, выстрелом, последней ставкой в проигранной партии. — «Полная мощность! Сбросить маскировку! Покажи им все, на что ты способен!»

Ответ был мгновенным.

Меч в моей руке перестал быть куском стали. Он ожил. Изнутри, из самого его сердца, ударил такой ослепительный, такой чистый столб серебристого света, что на мгновение сама Долина Пепла, эта земля мертвых, отступила. Воздух вокруг меня загудел, наполнился силой, от которой затрещали камни под ногами. Моя простая кожаная броня покрылась тонкой, переливающейся пленкой энергии. Аура, которую я до этого момента тщательно скрывал, которую Искра держала под замком, вырвалась наружу, как джинн из бутылки.

Это было заявление, декларация силы. На поле боя, где до этого