Осколки будущего - Алевтина Ивановна Варава

С обречённостью Аня наблюдала, как, повинуясь карлице, распахиваются двери сарая, вырастает в экипаж огородная тыква, в лакеев – полевые мыши.

– Но помни: ровно в полночь волшебство иссякнет. Карета снова превратится в тыкву, платье – в лохмотья. Веселись, но не забывай: ты должна уйти до боя часов.

Карлица не слушала мольбы и возражения, она заботливо, но властно усадила Аню в архаический транспорт, и лошади пустились карьером.

В карете попытавшуюся предаться размышлениям Аню замутило. Трясло и качало просто нещадно, и адов корсет к тому же впивался в кожу. Казалось, они не прибудут никогда. Вскоре Аня мечтала об одном: чтобы поездка окончилась, а там будь что будет. Хоть бы и утренний гнев злой мачехи из сказки о Золушке. Впрочем, она не собиралась убегать от прекрасного принца: решила вычеркнуть этот эпизод точно так же, как глажку платья для тощей сестрицы. Пущай сразу женится – и посмотрим, что дальше, лишь бы эта бешеная езда прервалась.

Но она больше часа не заканчивалась. Полевой кучер игнорировал крики, угрозы и просьбы. За окном несущегося со скоростью спортивного автомобиля экипажа мелькали деревья с кустами, и только тяжёлая жёлтая луна висела неподвижно. Аня уже поверила, что сойдёт с ума или так и умрёт в этой треклятой тыкве. Когда дьявольское изделие наконец остановилось, будущая королева была полумёртвой от тошноты и усталости.

Она выпала из душной пыточной машины и окунулась в свежий воздух, вскруживший голову похлеще любого алкоголя.

Некто в бархатной ливрее – то ли бывший грызун, то ли местный придворный – подхватил её и едва живую увлёк вверх по бесконечной лестнице, освещённой факелами.

Аня очнулась в огромном бальном зале, наполненном светом и шумом. Сияние ослепило, музыка оглушила. Но она быстро привыкла к этому и начала приходить в себя.

Следовало придумать какой-то план. Нельзя же вечно кочевать из книжки в книжку. А ведь всё как раз к этому идёт. Ну женится на ней сейчас местный наследник, а потом белая волна – и проснётся крошечная принцесса Авелилона в ореховой скорлупе, да пустится в длинный путь к очередному принцу, блуждая по рукам разномастной живности.

– Аня! – крикнул кто-то в самое ухо новоиспечённой Золушке.

Боже, как ласкает слух это простое сочетание звуков!

Русалка Алана, совершенно лишённая рыбьих атрибутов, стояла перед ней в шикарном платье, вся увешанная драгоценностями, сверкающими в блеске свечей.

В порыве радости Аня схватила её за плечи.

– Ты здесь! Господи, ты здесь! Как же я рада! Что… что с тобой было?

– О-о, – туманно протянула Алана и заговорщически сощурилась, – пойдём скорее, я познакомлю тебя с Мирлифлором.

– С чем?

– Дурочка, это наследный принц королевства. Я повстречалась с ним утром. Долгая история.

– Точно, мне нужно познакомиться с принцем, – вздохнула Аня, – по сюжету он должен на мне жениться.

– Мирлифлор? – вытаращила глаза Алана. – Жениться? На тебе?

– Да, здесь будет так. Мы с тобой оказались в истории о Золушке. В прошлый раз мы были в Лукоморье, поэме о «Руслане и Людмиле» Пушкина, а теперь в «Золушке», э… не знаю, кто её написал. Может, она народная56. Неважно. Вопрос в том, как это вообще возможно и как нам выбраться отсюда. А ещё я так и не придумала, из какой же сказки ты сама.

В этот момент озадаченная Алана оживилась и замахала кому-то. От пышно разряженной толпы отделился статный молодой человек в парадном белом мундире, высокий и красивый, как греческий Аполлон.

– Мирлифлор, знакомьтесь, это моя подруга Аня, – представила Алана. – Мирлифлор, наследный принц.

Наследный принц взирал со смесью растерянности и восхищения, он даже поклонился с опозданием, неподобающим дворцовому этикету. Принц выглядел настолько смущённым и оторопелым, что было жалко смотреть.

– Простите, – начал Мирлифлор неверным голосом, – я… со мной что-то творится, сам себя не пойму. Вы… Сегодня поразительный день. Я, кажется, схожу с ума… Анна, вы прекрасны, вы чарующе прекрасны… и Алана… Что же это? Анна, откуда вы?

– Да так.

Музыка смолкла, и по бальному залу раскатился первый из двенадцати гулких ударов башенных часов.

– Полночь, – произнесла принцесса Авелилона. – Не удивляйтесь, сейчас я предстану перед вами жуткой замарашкой в ужасающих лохмотьях.

– О прекрасная Анна, вы не можете выглядеть скверно, даже если надеть на вас рубище. Вы останетесь самой…

На этой части фразы часы прогремели последний раз. Аня неуклюже оступилась, почувствовав, как слетела с ноги одна из хрустальных туфелек, и в голубом искристом свете её бальное платье растаяло, сменившись старым и – это было кошмарно неловко – отчётливо зловонным тряпьём. Волосы рассыпались по плечам, но зато хотя бы следы побоев и усталость не возвратились.

Толпа охнула и подалась в стороны так, что Аня в своём эксцентричном наряде, Алана и принц Мирлифлор, сравнявшийся цветом лица с белизной мундира, остались в центре широкого круга. Кто-то вскрикнул, некая дама осела на́ руки кавалера, лишившись чувств. Из застывшей публики донёсся возмущённый возглас: «Золушка!», который перебил другой, визгливый и обвиняющий:

– Ведьма!

В этот миг Аня в ужасе поняла, что допустила фатальную ошибку.

Её грубо схватили и поволокли прочь. В сутолоке незадачливая героиня заметила только растерянные глаза Аланы и принца Мирлифлора, нагнувшегося, чтобы подобрать вычурную обувь. Потом один из стражников ударил её по затылку, и Аня в который раз лишилась сознания.

* * *

Голову наводняют фантасмагорические образы. Золотую волну, наполняющую энергией мрак вокруг колоссальной сферы Вселенной, нагоняет другая, чёрная и безжизненная. Всё затвердевает и гибнет. А где-то в глубине начинает движение к сердцу мира мысли короста чёрного абсолюта, заполняя собой безграничность уже внутри замкнувшихся в мёртвой скорлупе просторов реальности.

Аня видит свою комнату: разобранная смятая постель, ковёр усыпан пухлыми тетрадями и аппликациями. И вдруг воздух густеет, собирается сначала в тонкие руки со сведёнными судорогой пальцами, а потом и в корпус женщины, словно выныривающей туловищем из пространства. Она стонет, хватается за горло. Волосы закрывают лицо.

Женщина протягивает дрожащие скрюченные пальцы к окну, у которого на радиаторе лежит книга в синей обложке с графическим профилем Пушкина на обороте.

– Ты слишком спешишь, – произносит страшный, пустой и мёртвый голос у неё за спиной.

Неизвестная отшатывается, почти проваливается в пространство: и вот только искажённое безграничным ужасом лицо очерчивается на фоне расписанной Анжелой Сухановой стены.

– Помнишь, как ты защищала свою старшую, когда ей грозила опасность? Просила о помощи. Всех, кого могла. И тебе помогали, – продолжает бестелесный леденящий глас, и в районе двери сгущается дымная тень с полыхающими зелёным пламенем очами. – Не вынуждай меня их защищать. Защита нашего уровня – мошенничество. Она нарушает природное течение. Порождает таких, как я. Цикл становится длиннее. И мучительнее. – Голос делается холоднее и будто бы тяжелеет, добавляя: – Ты знаешь. Он всё равно завершится.

Выныривающая из пространства