Сильные не убивают, книга 2 - Яна Каляева

Альбина выходит из машины неспешно — словно у нее в запасе вечность-другая. Высокая, элегантная, каблуки стучат по асфальту. Небрежно отбрасывает выкуренную до половины тонкую сигарету.

Она опаснее их всех вместе взятых.

Альбина молниеносно вкидывает руки — заклятье уже готово, заряжено, жаждет удара.

Я подскакиваю к ней, бью по затылку — бесполезно. Вокруг нее щит, невидимый, но непробиваемый.

Тогда просто толкаю. Всем весом, всей злостью, всем отчаяньем. Она падает на вытянутые руки, но не теряется — переворот, вспышка в глазах, и первое заклятье уже летит мне в грудь.

Едва уклоняюсь. Воздух шипит от магии.

А она уже на ногах. Уже бросает второе. Видит меня сквозь тень… Подготовилась, ска. И бьет светом, пусть он у нее более мутный, чем у Льва. Долго мне так не продержаться… если я одна.

Но тени — мои.

Рывок воли — и моя тень разрывается на три, уплотняется, мечется вокруг.

Сработало! Альбина на секунду теряет фокус.

Выпускаю еще два фантома — пусть гадает, где настоящая я.

Стрела света стирает одну тень. Потом вторую. Но я уже не там, я выпускаю новых фантомов и сама пляшу вместе с ними. Не знаю пока, как перейти в атаку — но я связала магичку боем.

Ей все нипочем. Она улыбается.

Вокруг — хаос. Люди и снага сошлись в кровавой рубке. Здесь теперь Хтонь — огнестрел захлебывается, палит через раз. Воздух звенит от ударов и криков.

Альбина стирает мою последнюю тень, но я уже за ее спиной. Пинаю под колени. Хруст. Вопль. Она падает лицом вниз. Прыгаю ей на спину. Катана вскинута — лезвие сверкает.

И вдруг — замираю. Я же не…

Генрих. Он врывается в поле зрения, тяжелый ботинок врезается Альбине в висок — щит трещит, гаснет. Нога на шею. Давит всем весом.

Альбина хрипит, рука дергается в последнем усилии — и заклятье вырывается из пальцев.

Прямо в грудь Генриха. Он взмахивает руками и падает. Неестественно медленно.

Альбина обмякает. Это был ее последний удар.

Бой вокруг закончен, снага снесли людей и теперь срывают засов с дверей школы. Кто-то прикладом добивает раненых. Кидаюсь к Генриху, падаю на колени. В его груди — дыра с мой кулак размером. Зажимаю ее ладонями — уже зная, что не поможет, что тут ничего не поможет.

— Не надо! — кричу. — Не бросай меня, слышишь⁈ Мы с тобой столько еще не успели!

Генрих шепчет одними губами, но я слышу каждое слово:

— Не успел… столько… передать. Теперь… как есть. Защищай их. Защити… снага-хай… Соль.

Горячая слеза бежит по щеке, падает на лицо Генриха. Мне кажется — или он напоследок улыбается краешком рта? Сердце в развороченной груди замирает, глаза застывают, словно стекло. Я всхлипываю — и слышу звенящий вой, тот самый…

Из дверей школы вываливаются снага — все в крови, поддерживая друг друга, прижимая к себе детей. Боевики Генриха просачиваются внутрь навстречу этому потоку. Здесь им придется самим. Мне надо не потерять звук!

Ладонью закрываю Генриху глаза, вскакиваю и бегу на звон, не разбирая дороги. И монстры, и беженцы попросту шарахаются от меня. Звук то слабеет, то становится четче. Один раз среди каких-то гаражей я теряю его, и тело прошибает липкий пот — хотя не май месяц, а я в одежде для тени, то есть почти без всего. Возвращаюсь назад, снова ловлю сигнал и бегу на него со всех ног. Так концентрируюсь на звуке, что почти врезаюсь в Андрея.

На нем броня камуфляжной расцветки… кажется, я такую видела, но не помню где. А что он вообще тут делает? Все его сослуживцы героически караулят выходы… а, не важно. Хватаю его за руку:

— Нам нужно найти очаг! И уничтожить. Скорее, пока я слышу его… и пока хоть что-то еще осталось от города.

Глава 22

Андрей. Эпицентр

— Группа, подъем! Боевая тревога! В ружье! — яростный вопль Рокотова выдергивает из сна на миг раньше, чем вой электронной сирены и пульсация браслета.

Ротмистр стоит в дверях, над которыми числа — 04:44 — не светят привычным бледно-зеленым, а пульсируют алым.

«Боевая тревога»?.. Рой вопросов, как рой мечущихся жалящих насекомых, заполоняет голову. Сметаю их все — прочь! Нужно действовать. В ухе включается «пес», начинает помогать: диктует, что надевать и куда бежать, ровным голосом.

Пацаны четко, стремительно соскакивают с кроватей, облачаются в комбезы. Замечаю: сегодня ни одного незаряженного визора просто нет. Даже у Гани — зеленый огонек.

Пластины комбеза шевелятся, как живые, облегая фигуру. Это тоже… придает собранности.

«Пес» командует: «к транспортному ангару номер… занять места в транспортном средстве согласно регламенту…»

Утрамбовываемся в таблетку. Ту самую. А в соседнюю — Долгоруков и прочие аристократики. Тревожно таращимся друг на друга: что происходит?

Наконец, «пес» сухо рассказывает про боевую задачу: «возникновение очага аномалии на территории жилых кварталов… организация карантинной зоны…» Чего?.. Язык канцелярский, и я с трудом понимаю суть.

Но вдруг боковая створка с грохотом отодвигается. В проеме опять маячит Рокотов.

— Слушай меня! — рявкает ротмистр. — На окраине Поронайска — прорыв Хтони. Ваша задача — участие в карантинном оцеплении. Не геройствовать! Внутрь очага — не лезть! Помнить про откат! Поступаете с экипажем второй машины под командование вахмистра Тещина!

И к нам на свободное место запрыгивает Тещин. На месте ожога у него специальный наруч.

Створка захлопывается, таблетка стремительно трогается.

— Господин вахмистр, — свистящим шепотом спрашивает Ганя, стащив визор, — разрешите обратиться? А что за организация карантина? Зачем он? Это же…

— Заткнулся, шлем нацепил, — устало командует Тещин.

Видно, что он не встревожен и не волнуется. Ну то есть это не главные его эмоции. Вахмистру скорее противно происходящее: он предпочел бы, чтобы все это просто исчезло, провалилось в тартарары. Хотя пока что наоборот — что-то там лезет… из тартараров.

Выскакиваем из машин уже в городе. Я плохо ориентируюсь в Поронайске, но понятно, что это окраина. Двухэтажные бревенчатые бараки, к которым лепятся огородики, соседствуют с коцаными панельками. Буквально край города: пустырь, где мы разворачиваем оцепление, правее переходит в овраг, а за оврагом видна какая-то промзона с ангарами.

Мы, честно говоря, скорее путаемся под ногами. Основной гарнизон четко знает, что делает: р-раз, р-раз! — и прямо на