Охотники за химерами. Путь в легенду - Катерина Мелех

Только вот она не проводила над ним ритуал. И уж точно не отправляла такое сокровище погибать с захудалым отрядом «Теней Дракона» в Октарон. Тогда что это сокровище делает в самом опасном месте на Айну? А точнее что делает тот, кто послал его туда?

Мозаика сложилась быстро. Ключи от Октарона, которые, по легенде, остановят распространение химер. Кукольник в Октароне, предоставляющий для Лао армию чудовищ. Мальчик, которого почти невозможно убить, который служит Осту и этой скользкой гадине Тиль, который идет в Октарон.

– Ты не говорила, что ты привороженная! – с лукавой улыбкой, по старой привычке маскирующей оскал, Лао обернулась к Асти.

– Я еще не знаю, что между нами, поэтому и не говорила, – она залилась очаровательным румянцем, тоже подходя к портрету. – Он необычный. Не считает магические аномалии чудовищами, например. Как-то даже обмолвился, что будь его воля, наделил бы их теми же свободами, что есть у людей по Скрижали.

Какой чудесный экземпляр! Интересно, а Асти знает, что ее привороженный так благоволит чудовищам потому что сам один из них?

– И почему же этот замечательный юноша не рядом с тобой?

– Он уже три месяца в какой-то экспедиции, но я привыкла ждать, – Асти говорила задумчиво, чуть с придыханием. С обожанием. С обожествлением.

Лао едва сдержалась, чтобы не скривиться. Она знала это чувство. Узнавала в Асти себя. У нее когда-то тоже были вурдалачьи мозги. Но сейчас чувства девчонки могут быть очень кстати.

– Я слышала, Поднебесных алхимика и артефактора Тиль с Остом отправили в Октарон вместе с отрядом «Теней Дракона», – заметила Лао, словно говорила сама с собой, поежилась и обняла себя за плечи.

Повисло тягостное молчание. А Лао старалась не скалиться победно. Тиль и Ост решили лишить ее Кукольника? Тогда Лао лишит их дочери!

– Мать с отцом кого-то отправили в Октарон?

Тихий, чуть дрожащий голос бальзамом пролился на уязвленное заговором адептов самолюбие. Обернувшись у двери, Лао махнула рукой.

– Ты же не думаешь, что твои родители отправили твоего привороженного на смерть? Они бы никогда так с тобой не поступили, – она улыбнулась с фальшивым сочувствием и бесшумно растворилась в ночи.

И не видела, как после ее ухода с лица Асти стерлись испуг и болезненное разочарование в родных, оставив лишь презрение. Альбиноска стиснула кулаки, схватила со стола первый попавшийся клочок бумаги и черкнула всего три слова.

«Лао вас раскрыла».

– Умна, падаль, – злобно процедила она вслед удаляющейся «подруге», выпуская вестника.

Ничего. Они справятся. В опыте родителей Асти не сомневалась. Как-никак, они гораздо старше, чем кажутся.

Южный Предел, Октарон

Тау

Да чтоб она еще хоть раз выругалась! Ее посыл, чтоб всех Октарон побрал, тоже вернулся к ней!

Где-то под ребрами отвратительно зудело дурное предчувствие, сворачивающее внутренности в узел. Такое же, как перед походом в долину Гиблых. Тау продрала глаза и шевельнула пальцами, проверяя целостность костей. Заныли многострадальные ребра, но, кажется, в остальном она отделалась малой кровью. И какого дракона она снова полезла в спасительницы? И где, побери… кхм, упаси ее Создатель, она находится? Последнее, что ей запомнилось, это падение под иллюзорную брусчатку и удар, вышибающий дух из тела.

Над головой был темно-багровый известняк потолка. Значит, она все еще в Октароне, он весь сложен из красных могильных блоков с Эйольяльской пустоши.

Древний город не впечатлил. То ли отвлекал напрягающий зуд в груди, заставляющий от каждой тени ждать подвоха. То ли она еще не осознала, что они, наконец, достигли цели похода. Слишком много всего произошло за последние часы. То ли она теперь может чувствовать лишь всепоглощающую безнадежность.

Было холодно. Под обнаженной спиной чувствовалась шершавая пористость камня и едва различимое третьим глазом покалывание сырой энергии. Значит, она лежит на алтаре. Без доспеха.

Сзади лился уютный желтый свет, и раздавался умиротворяющий треск душистых миндальных поленьев. Как-то этот вид очага назывался в учебниках истории… ах, да, камин! С живым огнем.

Разум никак не желал складывать отдельные образы в единую картинку. Сотрясение? Плохо. С больной головой соображать непросто. А Октарон, пусть и пустующий, не то место, где можно позволить себе беспечность.

«Пустующий»? Она ведь не одна.

Глубокий, вызывающий крупную дрожь голос любовно напел детскую считалочку:

– Ручки-крылья, да ножки-лапки,Без кожи ему, должно быть, зябко…

Жесткий кошачий язык наждаком прошелся по шее. Запахло мускусом и влажной шерсти. Раздалось тихое урчание…

– Косточка, – Тау задохнулась от пропасти на месте сердца, тянущей в пучину боли. Взгляд заметался по подземелью в поисках ее котенка… и нашел. Котенка. Теперь понятно, отчего так вопила интуиция.

Над ней на коленях сидел… Синьягил, в этом не было никаких сомнений. У него было чрезмерно перевитое жилами и мышцами обнаженное тело с алебастровой кожей человека, четыреста лет не видевшего солнца. Хищные черты лица, в каком-то роде, наверно, красивого. Платина прямых, растрепанных в художественном беспорядке волос, падающих на сверкающие фанатизмом ученого небесно-синие глаза. Подвижные звериные уши, укрытые белой шерстью, ласковый оскал тонких черных губ, обнажающий чуть загнутые клыки в ноготь длиной. Обсидиановые когти на руках, крепче тисков сжимающие плечи Тау, и белый с черно-серыми пятнами, как у барса Аро, пушистый хвост длиной в два локтя.

Тау по-детски зажмурилась, в наивной надежде, что видение сейчас исчезнет. Она не может умереть вот так.

– Не кричишь. Смелая, – констатировал Синьягил.

Ее собирается сожрать отдаленно напоминающее человека ископаемое. «Смелая»? Тау почувствовала, что сейчас сознание вновь ее покинет. Да у нее просто сил вдохнуть нет, не то, что орать!

– Вместо ножек сделаем хвостик, – Великий Древний ткнулся лбом ей в висок, по-звериному принюхиваясь. Тау затошнило не то от страха, не то от омерзения. – В волосы добавим ядовитого вьюнка, украсим тело аметистом. О, из тебя выйдет невероятная химера, малыш!

Из нее сделают чудовище? Взгляд против воли съехал вниз по торсу Синьягила. А, видимо с ней сначала… спарятся, и только потом превратят в чудовище. Впору забиться в