Бродник - Денис Старый

— Да как ты смеешь? — взбеленилась Танаис, словно бы и не была уставшей. — Я бегу от рабства, и никогда не буду рабыней. И Ратмир мне этот… Я была готова его убить.

— Меня не обманывай! Я как-никак родной дядька тебе и растил с мальства, — сказал Глеб Вышатович.

Танаис же продолжала пилить взглядом родного брата своей матери.

Некогда Глеб приехал в Орду Бурюка проведать свою сестру Елену, вышедшую замуж за славного бека Орды. Ну и влюбился Глеб Вышатович в кипчацкую девушку. Страсть была всепоглощающая, любовь, которую некоторые половцы ставили в пример жениху и невесте.

Но она умерла потом при родах, как и ребенок… Глеб же остался в Орде рядом с сестрой и племянницей, тем более что к этому времени уже произошли изменения в Курске и власть снова, как это часто бывало в русских княжествах, сменилась.

— Давайте спать! — сказала Танаис, поглядывая в сторону Айрата.

Он ей вроде бы и нравился, а может и нет. Или да? Парень-то достойный. И рода благородного… Ну бывшего благородным до того, как не произошло предательство. Но то, что девушка побаивалась Айрата — точно. Он был ревнивый, и не приведи Господь, еще услышит и поймет на что намекает дядька Глеб.

Ведь это именно Айрат освободил от пут Танаис, когда ее собирались насильно выдать замуж за одного из представителей перешедших на сторону завоевателей родов. И монголы и кипчаки пробовали сохранить хотя бы видимость законности происходящего. Так что через Танаис предатели собирались легально завладеть богатствами ее отца, убитого.

Да и красавицей она была и остается. Так что всем завидная невеста. Кроме только что нрава своего вольного. Вот и сбежала, куда глаза глядят. Сорвались тогда в ночи, и в путь.

— Нам было бы хорошо переждать время вот в таком захолустье, но чтобы иметь возможность уйти в любой момент. Появляться в Ширукане или еще где на больших стойбищах то же опасно. Тебя захотят взять в жены, но это будут не благородные беки, ибо за тобой уже не стоит отец и сильная Орда. Так что, дочка, тебе решать… Норов только свой убавь! — сказал Глеб, подошел, три раза поцеловал в щеки свою племянницу. — Черна ты в батюшку своего, но иная красота вся в матушку. Смотрю на тебя и словно с Еленой вижусь.

Старый воин резко отвернулся и пошел к кибитке, которую выделили ему с другими бойцами, что сбежали от предателей Орды Бирюка. Отвернулся, чтобы не было видно слез мужчины. Нельзя ему показывать свою слабость.

Он хотел было еще раз объяснить, в каком положении они находятся. Но… Не стал. И так понятно, что нет серебра, у них у каждого только по одному коню, ну и всего одна телега, где хранится очень скудный скарб, состоящий в основном из оружия. Нет еды, нет четкого понимания, что делать.

Некуда идти. Ведь Танаис тут же станет чьей-то наложницей. Понятно же, что другие кипчаки, задонские, западные, не будут уважительно относится к ней, красивой, но без силы, что может постоять за честь девушки. Погибнет Глеб, убьют Айрата, которые не смогут просто наблюдать за тем, как собираются позорить Танаис. И все… Так что было бы неплохо остановится здесь, в, казалось, уголке здравоумия, когда вокруг все сходят с ума.

— Утро вечер разум, — сказала немолодая служанка на ломанном языке.

И все согласились с ней. Только лишь Айрат то и дело бросал недобрые взгляды в сторону Глеба. Он понимал русскую речь, хоть и не слышал всего разговора дядьки и его племянницы. Но сразумел, что может получить себе конкурента за сердце красавицы Танаис.

* * *

Поселение

5 января 1238 года.

Солнце уже спряталось и не только за тучи, но и ушло с горизонта. Наступал не вечер, уже ночь. День был таков, долгий и сложный, противоречивый, что не подвести итоги и не поговорить с людьми было нельзя.

Я смотрел на сосредоточенные лица совета старейшин. Они смотрели на меня. Всё-таки если не чёрная кошка, то уж точно чёрный котёнок пробежал между нами. Такой, дикий, злой, способный если не сильно расцарапать человека, то оставить следы на руках того, кто его решил погладить

Сделанного не вернешь и недоверие нужно хоть как-то преодолевать. Иначе как жить и развиваться дальше? Вот и хмурился я, продавливая своим грозным взглядом людей.

Моё суровое серьёзное настроение, многозначительные паузы, не менее таинственные взгляды и жесты… Ничего из этого не сулило шутливого разговора или даже обычного.

— Мы убегали от войны, но от неё нигде не скрыться. Там, где войны нет, то много последствий от неё. Ошибся ли я с местом нашего побега? — я обвёл в очередной раз глазами собравшихся. — Разве же у нас кто-то умер? Али погиб кто в лютой сечи?

Собравшиеся молчали, ждали продолжения моей отповеди. Да, наверное, я не только говорил с ними, но и продолжал свой внутренний диалог, вываливая аргументы в пользу своего решения прибыть на Дон.

— Путь на север закрыт, на восток — также. Можно было идти на запад и в Киев, но и там половцы, пусть и большей частью союзной Руси, — но и они нам не помогут, — продолжал я свой монолог.

— А сюда по весне придут ордынцы, — Любава превращала мой монолог в диалог, или даже в дискуссию.

— Придут. И может так быть, что я им поклонюсь, — последняя фраза далась мне очень сложно.

Настолько, что это не могло пройти мимо собравшихся.

— А якоже «месть лютая», о чем ты вещал ранее? — явно с негативной интонацией спросил Мстивой.

Я не сразу ему ответил. Мне нужно было собраться с мыслями. Побороть то противоречие, которое во мне бурлило от уже произнесённого. Да, до сих пор не прошло желание срываться с места и бежать громить монгольские отряды, уводящие в рабство русских ремесленников, молодых мужчин, красивых женщин.

Вот только нужно включать голову и быть более изворотливым, чтобы побеждать. Ведь для победы, по сути, нужен один из двух основных факторов: сила, способная побеждать и переломить существующее положение дел; или, если силы недостает к открытой войне, ты партизанишь. Так меня учили еще в школе, так я воспитывался на подвигах белорусских, украинских, русских… советских