Бродник - Денис Старый

Ну и само собой он нарвался на гнев ревнивого итальянца, Лучанки нашего. Ну подрались парни из-за девчонки, не считаю это такой уж серьёзной проблемой, которая может повлиять на всё наше общежитие. Но Любава затаила злобу и на Лисьяра, и на всех, с кем он пришёл. Там-то всего синяк под глазом у Лучана.

Между тем, после моего кивка, Лисьяр продолжал.

— Я жил среди бродников, но никогда себя к ним не причислял. Я охотился и выживал, кормил свою семью. Это вам и предлагает наш голова. И я поддерживаю те предложения, — решительно и вполне жёстко сказал Лисьяр.

Если бы он проявлял такую же принципиальность и жёсткость, так, может быть, не отдал бы поселение соседей на откуп Врану. Или это Вран — ещё тот хитрец и боец, что ему противостоять сложно. Сложно, но у меня есть мысли, что это необходимо будет сделать. Вот ещё бы где найти человек пять добрых ратников, то решился бы. А не нашел ли я этих недостающих воинов? Как там красавица в кожаных штанах? Переоделась? Тьфу ты…

— А может, сие и есть решение доброе? — почесав бороду, задумчиво произнёс Макар. — Можно и поклониться врагу своему, ордынцу, но так, чтобы, уже на следующий день горло ему перерезать. Такие поклоны лукавы и бесчестны. Не каждый примет. Токмо как иначе бить ворога я не ведаю. И людям говорить про то, что бить кого намереваемся пока и не след.

Выискался мне тут боец! Его как раз-таки привлекать к подобным операциям, что рождаются у меня в голове, не стоит. Хотя арбалет в руках держит, копьем, видел, неплохо орудует, не гляди, что старик. Так что боевая единица, как есть. Но только отсиживаться в обороне.

— Все разумение имеют, что о нашем разговоре нельзя никому говорить? На том поклянётесь на крестах, на том поклянётесь на оберегах, здоровьем своим, своих детей, всем, чем я скажу, — строго говорил я.

Для меня, человека из будущего, произнесённые клятвы не такое уж большое значение имеют. Но это, если не верить в то, что боги существуют, что в какой-то немного другой, словно бы альтернативной реальности существует единый Бог христианский, что есть духи, которые обязательно услышат клятву, и если её нарушить, то покарают так, что и при жизни, и после смерти маяться будешь.

Я в это не верил. Хотя, признаться, некоторые суеверия очень настойчиво стучатся в моё сознание. Но вот люди, которые сидят рядом со мной, верят в это точно. Так что, когда я называл все те клятвы, которые хотел бы услышать от этих людей, немного приникался и сам.

День, взаправду, вышел неимоверно бурным. И уже давно хотел спать. Так что побрел в свое новое жилище. Ведь Власта я уже успел наказать, вернее только начал. И пока забрал у него добротный дом. В конце-концов я тут голова! И должен иметь свой терем. Тем более, когда мои жертвы, например в том, что живу в шалаше, не оценены по заслугам.

Но разве же дадут мне отдохнуть? Нет… Покой нам только сниться! Кстати, не понимал эту фразу. Ну если ты спишь, то уже покой. Дайте же поспать! Нет, не дадут!

От автора:

Поехал к друзьям на дачу, и очнулся на полу в полутёмной комнате. Люди вокруг величеством называют. Ну, здравствуй, император Александр, будем знакомы.

https://author.today/reader/343966/3156370

Глава 4

Плешивая гора.

6 января 1238 год

Плешивая гора таковой и была. Многие объясняли то, что на вершине большого холма нет деревьев, да и кусты редкие, божественным вмешательствам. Мол, тут могут часто трапезничать Боги. А, значит, русские боги помогут.

Вот только воины все же сомневались, что даже с божественной помощью можно одолеть врага. Уж слишком превеликим казалось войско ордынцев. Тут было даже больше двух туменов.

— Не робей, братия! — скорее не подбадривал, а требовал Евпатий Коловрат.

Может, боярин даже и приказывал, ибо увидел, что не все его ратные люди смело смотрят смерти в глаза. Немало было и тех, у кого колени подрагивали, а глаза были от страха шальные. Уже не работало убеждение, что боги обязательно помогут рязанцам и их союзникам.

Но ведь никто не побежал. Ну или почти никто. Ночью, когда до всех была доведена информация, что наутро случится бой, всё же полтора десятка ратников ушли. И Евпатий намерено так сделал. Что будет бой можно было догадаться. А вот времени выяснять, кто же малодушный и готов побежать, не оказалось. И лучше такие убегут сейчас, а не в бою, увлекая за собой других.

Правда, не понять, куда вообще уходить беглецам, если все направления были перекрыты монголами. Разве что на юг. Так и там, как известно, должны быть где-то немалые монгольские отряды, которые пусть и не стоят в окружении, но всё-таки… Всё же на юг оставалось единственным направлением, которое могли выбрать беглецы. Однако, опасно, — с юга болота.

Боярин Коловрат обходил ряды своих ратников и требовал с них не робеть. Хотя, может быть, некоторым нужны были, скорее, слова поддержки и одобрения, чем требования и упреки.

Вот только сердце Евпатия было тяжёлым, как камень, и непробиваемым, как лучший узор [сталь] из свейского железа. Он мстил, и не понимал, как можно бояться, если ты уже душою умер. Страх должен быть только один — погибнуть раньше, чем убьешь двух-трех врагов.

Обойдя свое воинство, не забыв проверить, в том числе, готовность отряда тяжелой конницы, боярин сел за стол под навесом. Тут проходил недавно Военный Совет. А сейчас Евпатий Коловрат собирался в последний раз, перед битвой, обдумать действия. Ну и получить последние данные разведки.

— Говори! — потребовал Коловрат у десятника, которого отправлял на разведку.

— Укрывшись белыми полотнищами, мы затемно…

— Ты что, детишкам и бабам небылицы сказываешь али доклад учиняешь? — грозно спрашивал боярин Коловрат. — Нет часу тебя слушать. Говори! И тут же отправляйся на прикрытие входа на холм. В битве участие принимать не будешь.

Если для кого-то такое назначение было бы в радость, то для десятника-разведчика жестоким наказанием. Десятник бросил взгляд в сторону стоящего рядом с Евпатием дядьки и наставника боярина, сотника Храбра. Но тот был с невозмутимым видом и словно бы не замечал и не слушал, что говорит