Нарушители. Память Каштана: темный замок. Память Гюрзы: светлые сады - Елена Владимировна Ядренцева

Гюрза перехватил ленту зубами. Он лез себе в карман. Он искал птицу!

– Лента, – сказала Карина, – ленточка, ну миленькая, я тебя выстираю, я тебя в рамку засуну, только неси нас прочь отсюда, ну пожалуйста!

О, «прочь» – это-то лента поняла. Мир завертелся, и Карина даже попробовала оттолкнуть Людвига, не отталкивая Сашу, – бесполезно: та прижималась к отцу. Ну ладно, ладно! Стены, цветы, вода, морковка в волосах слились в одно, и в этот же момент Гюрза сказал вырезанному из ткани орлу или кто там это был:

– Лети красиво.

А впился Людвигу в волосы орёл уже в залитом солнцем дворе, посреди ярмарки, прямо рядом с прилавком с кольцами и браслетами. Продавец в кожаной жилетке, тут и там унизанной позолоченными цепочками, закашлялся.

– Он первый начал! – крикнула Карина, пока на них все оборачивались.

Продавцы за прилавками – сияющие и не очень, с длинными волосами и с короткими, в венцах и венках. Натурально в венках из одуванчиков! И женщины в таких прозрачных платьях, будто и так разбавленную краску ещё губкой растёрли по листу. И не просвечивает!

Всё здесь было как лепестки цветов, как вода после уличной весенней физры, а Карина орала и орала:

– Он первый начал! Он пытался мозг промыть мне! Он дочь украл у матери, честное слово! Помогите! Грабят!

Потому что теперь уже Людвиг не отпускал её руки, и орёл ссыпался с его головы горелыми клочьями, а кое-где эти клочья липли к волосам – там же ещё бульон… И пальцы у Людвига были как вот эта хваталка в автомате, когда пытаешься выловить игрушку за монетку. Только хваталка постоянно разжимается, а этот вцепился крепко. А ещё они все нанюхались дыма, и Карина закашлялась, а Гюрза же не умел орать как надо. Да его вон опять трясло. Надо сказать потом спасибо за бульон.

– Замолчи, – сказал Людвиг очень тихо, – или душа твоя на такие волокна распадётся, что в жизни потом не спрядёшь обратно.

Ха, а есть ли она, эта душа? Карина замолчала только потому, что кашляла. Пальцы жирные от бульона, солнце шпарит. Искупаться бы. Саша сказала:

– Пап?

Потому что Карину всё-таки услышали. К ним четверым подходили – неспешно, вальяжно, и Людвиг отступил, и улыбнулся, и погладил её по голове. Фу.

Подходил Олеандр, и какой-то миг Карине чудилось, что трава под его сапогами не приминается совсем. Подходил Инжир – руки в карманах, походка вразвалочку.

– Здравствуй! – сказал Инжир первым, причём сказал – Саше, вон даже наклонился к ней. Одежды у него были белые, как у многих тут, но траву он мял ещё как. И спрашивал громко, не захочешь, а услышишь: – Здравствуй, дитя отблеска! Кто тебя всё же украл?

И Олеандр тоже не промолчал, а подхватил:

– Не знал, что у вас тоже принято красть детей. Поведаешь ли больше об этом обычае?

Олеандр и Людвиг чем-то были похожи – только если Олеандр сам излучал свет, то Людвига легко можно было представить в тени, в лунном луче. И когда Олеандр на него смотрел, сразу как-то яснее становилось, у кого в волосах морковь, а у кого – цветные стеклянные бусины.

А вот и женщины подошли, почему-то босиком или в мужских одеждах, а у одной Карина заметила меч. Очень сосредоточенные женщины. Когда мужчины уйдут на войну, они останутся, и пусть никто не осмелится ступить на их землю. Стоп, это что, ей кто-то угрожает?

Они вообще все будто угрожали, только не понять кому. Окружили их с Людвигом так, словно Людвиг не был королём.

– То, что сказала ты, – сказала женщина с каштановыми волосами, в васильковом венке и с длинным узким мечом, – очень большое обвинение.

– Я не сказала, – буркнула Карина, – я проорала. Это иначе называется.

Их взгляды будто бы теснили к несуществующей стенке и даже дальше – в стену, навсегда.

– Меня никто не крал, – сказала Саша. – Мама совершила ошибку. Ей нужно помочь.

– Королеве нужно помочь?.. – изумился Инжир. – Где же твоя жена, король, что ей нужно содействие?

– Моя дочь что-то путает, – сказал Людвиг и вскинул голову. В бульоне или нет, он всё равно был главным здесь. Или пытался быть. – Королева гостит у своих родичей.

Это у Ференца-то?.. Гюрза откашлялся.

– Я подтверждаю слова этой девы, – сказал негромко, но твёрдо.

Да ну, он шутит, что ли?

– Это я дева тебе?..

– Я подтверждаю, что король пытался причинить ей вред. Я не спустил бы птицу без нужды.

Слишком много глаз. Слишком много взглядов на маленький пятачок травы, на них четверых.

– Друзья, друзья, – сказал Олеандр и замахал на всех руками, как будто то ли дирижировал, то ли отгонял птиц, – ну мы же не на казнь здесь собрались.

Вот уж спасибо! Но все и правда как-то подались назад, и кольцо немного, но разомкнулось, и Инжир подмигнул вдруг и спросил:

– Принцесса, хочешь персик?

– Да, спасибо, – сказала Саша. И сразу вслед за этим: – Нет. Извините, я не знаю.

– О, мою дочь просто смутил сей эпизод, – пояснил Людвиг как ни в чём не бывало, – вы же ведь знаете, друзья: обычно она отвечает твёрдо. Но споры, крики… Она этого не любит. Однако здесь случилось недопонимание: как бы я мог напасть на дорогих гостей?

– Но мы не гости… – она возмущалась бы и дальше, но Гюрза наступил ей на ногу.

– О, – продолжил Людвиг, – на незваных гостей, конечно, мог бы. Но эти – самые дорогие, самые долгожданные. И потом, посмотрите: они ведь тоже ещё дети, как и моя дочь. Они просто увлеклись.

– Чем же, король?

– Игрой, – ответил Людвиг, – как любые дети. Вы что же, думаете, эта девочка кричала правду?

Ты показал мне горы и хрусталь, ты сунул мне под язык какую-то дрянь, и ты же говоришь, что я всё это выдумала? Карина уже воздуха набрала в рот, как Гюрза просто пришлёпнул ей губы ладонью. Ты нормальный вообще?

– Так они до́роги тебе? – спросила женщина с мечом.

– Конечно, – сказал Людвиг, – они ведь посланцы возлюбленной моей жены. Как может быть иначе?

– Раз мы посланцы, – сказал Гюрза, – то слушай послание: твоя жена просила отпустить ребёнка к ней.

– Нет, – сказал Людвиг, – как же я могу до конца ярмарки! Саша ещё не видела стольких гостей.

Да что устроили тут какую-то линейку! Карина пнула Гюрзу в лодыжку – тот и глазом не моргнул.

– А зачем, – поинтересовался Инжир, – ты затыкаешь рот своей подруге?

– Она дала зарок не спорить, – соврал Гюрза так спокойно, что Карина сама чуть не поверила, – и сегодня его уже нарушила.

– Ты