Код Гериона. Бессмертие без жизни - Людмила Брус

с одной стороны, её поведение восхищало, с другой – настораживало, как программа, работающая не так, как было задумано разработчиком. А хуже всего то, что Вильгельмине было бы нетрудно раскрыть мои секреты, случись нам сойтись достаточно близко.

Я вспоминал её робкий голос там, в школе, и с трудом верил, что та же самая Ви может так свободно, чётко и увлекательно рассказывать о солнечной радиации. И действительно, если мы научились «ловить» обычный ветер и получаем электричество из солнечного света, почему бы не попытаться концентрировать солнечную радиацию и направлять её туда, куда нужно нам? Тогда корабли на солнечных парусах смогут идти намного быстрее, а значит, ускорятся рейсы на Марс, станет легче добраться до границ Солнечной системы. Другой вопрос – как сделать так, чтобы поток частиц высокой концентрации не навредил экипажу… Но он – следующий в очереди.

С каждой минутой лекции Вильгельмина Хейсс казалась мне всё совершенней. Её фигура мягко мерцала под лампами зала, где в почти полной тишине её слушали почти полторы тысячи человек. Её голос звенел в моей голове волшебной музыкой – а до этого дня любая музыка меня только раздражала. Словно далёкая сказка из детства вдруг сделалась былью без всякой на то надежды и зажгла в венах бегающие туда- сюда огоньки. Я искал глазами её глаза, надеясь, что она тоже смотрит на меня с кафедры – не помню, чтобы такое случалось со мною ранее.

Но почти сразу же эйфория сменилась чувством приниженности. У Вильгельмины не было такого старта и таких возможностей, какие с рождения имел я. В первой школе её учили кое-как, следя лишь за тем, чтобы она не нарушала дисциплины, и ей с ранних лет определили судьбу «отработанного материала». В лучшем случае, с ее умом она стала бы неплохим игроком в Омниверсе, в худшем – одной из обитателей Подземки. А ей уже в двадцать три года есть чем поделиться с людьми. Впечатляет, что с такой важной задачей она приехала в одиночку и даже ни разу не заикнулась о какой-либо помощи с моей стороны. Я же, если разобраться, не сделал ни одного по-настоящему большого шага – разве что избавлял от земных скорбей отребье, от которого не спешило избавиться общество. Нужно было как можно скорее брать себя руки. Определяться со своей жизнью. А завтра с утра покажу ей мой лес: после долгих лет среди скал и льдов она вряд ли откажется. Там обсудим и солнечный путь, и все, что у нас набралось за столько лет, чтобы рассказать друг другу.

Я снова просыпаюсь – в зале планетария, посреди сеанса – и ничего не могу понять! И нет – я не глотал вторую таблетку: я отчётливо помню, как утопил её в туалете. Облако противного запаха напоминает, что я выскочил из дома, забыв про душ, чего раньше тоже не случалось. Что там на часах? Четыре часа двадцать минут я шлялся пёс знает где!

Пульс разгоняется до какой-то запредельной скорости, мысли в панике бегают по кругу, налетая друг на друга, дыхание замирает, лишая мозг необходимого кислорода. Вплоть до сегодняшнего дня всё в моей жизни было разложено по полочкам: логике, известной мне одному, подчинялись даже убийства. Слепое подчинение соблазну, новая женщина в моём сне, странные заказы – и, наконец, перемещения, которые я не контролирую! Может, какое-то время лучше и вправду провести в психушке, пока не оказался где похуже?

Герион… Герион, успокойся… Тебе не от чего сходить с ума. Сука-совесть грызёт сознание тех, кто считает людей за людей. Ты же девяносто процентов людей считаешь говорящими животными. А животных сам Господь дал нам в безраздельное владение – помнишь, да? Та сапфировая конфетка просто действует дольше, чем ты ожидал: она нелегальна не просто так, ты должен это понимать. Ступай домой, забудь про курьершу, собери чемодан: отпуск всё равно подходит к концу, послезавтра переговоры с главой «Марсианских перевозок». А лучше – сними в мотеле номер и поспи ещё.

Сказано – сделано. Я не поддаюсь соблазну вызвать аэротакси и еду в свою конуру на метро, но уже в квартале от дома понимаю: задница меня настигла. От воя полицейских сирен вибрировали стены. Улицы были перекрыты, над ними взад-вперёд носились дроны, тщательно сканируя территорию. Не дожидаясь, когда один из них подлетит ко мне, я нырнул в дурно пахнущую забегаловку. Копы, скорее всего, уже снимают отпечатки в квартире. Впервые кто-то смог меня опередить.

Я пробежал сквозь харчевню и выскочил через чёрный ход, мысленно благословив эти чудесные допотопные трущобы, которые пока не успели расселить, и, оказавшись на другой улице, двинулся к метро. Я шёл спокойным расслабленным шагом, но кто бы знал, каких усилий мне это стоило – и как хотелось броситься со всех ног, когда на плазменном экране станции показали мой фоторобот. Никогда бы не подумал, что копы встанут на уши из-за какого-то барыги: можно предположить, что дилер был каким-то важным информатором, иначе его бы не пускали из Подземки наверх.

Только к утру – короткими переходами – я выбрался на шоссе – не умолять же отца о спасительном вертолёте, да и браслет с гарнитурой я утопил в общественном туалете. Интересно, новость до моей семьи уже дошла? Мне так долго удавалось оставаться безнаказанным, что я не позаботился о крепком алиби.

Когда Вильгельмина окончила лекцию и элегантно разгребла ту лавину вопросов, что обрушили на неё слушатели, я сказал, что хочу пригласить её на ужин, но этим вечером она должна была ужинать с потенциальным инвестором, поэтому я для себя, можно сказать, зубами вырвал следующий день.

– Что это?

– Настоящий лес. Один из последних в нашей стране. Там есть деревья возрастом несколько сотен лет. Это вам не лысая Антарктида, – поддразнил я.

Её брови взлетели вверх, а в глазах зажглись и любопытство, и восторг. Наконец-то я смог её зацепить чем-то, кроме факта нашей встречи.

– Там, где не стало льда, тоже сажают лес. Знаешь, как в Антарктиде хоронят мертвых? Тело служит кормовой базой будущему дереву, которое прорастает из погребальной капсулы. А дерево модифицировано для роста в холодном климате. Получается своего рода вторая жизнь! Но я, конечно же, с тобой поеду! Эх, жаль, что такое удовольствие в наши дни доступно единицам…

– Согласен, – ответил я. – И очень этим доволен, иначе б и этого не осталось.

И правда: я что, должен в чём-то каяться? Держу пари, что «крылатым» её порекомендовал именно мой отец, чтобы я перестал о ней беспокоиться. С глаз долой – из сердца вон. А вышло иначе.

– Ты в каком отеле? – спросил я, желая заехать за ней.

– Встретимся в кафе «Амелия», там отличные ранние завтраки.

В восемь утра мы уже были в дороге. Вильгельмина – ненакрашенная, одетая в кроссовки и закрытый комбинезон её любимого серебристого цвета, говорила мало и почти всю дорогу слушала аудиокниги: её научили ни минуты не тратить зря. Меня так и тянуло спросить, занимаются ли «крылатые» сексом или предпочитают не тратить время на столь бесполезное развлечение, но нежелание быть вульгарным меня остановило.

Мои охотничьи угодья произвели нужное впечатление. Когда зелёное море сомкнулось вокруг нас, отгородив от звуков и запахов человеческого мира, Вильгельмина восхищённо вздохнула, а выйдя к берегу озера, запрыгала, как резвый оленёнок, и побежала окунать руки в покрытую мелкой рябью воду. Где она только научилась так двигаться – в балетную школу ходила? Или мне в ней кажется прекрасным исключительно всё?

Приблизившись, я заметил, что сквозь золотистый загар на её лице проступил румянец, и решил перейти в наступление. Как нас учат старые фильмы и искусственные сны, пленённые романтическим пейзажем красавицы зачастую сами берут своих спутников за руку и склоняют к поцелую. Но Ви продолжала вести себя так, словно нам обоим всё ещё было лет по десять, когда ребятишек корёжит от дразнилки «жених и невеста». Была ли это поза или настоящее равнодушие?

Понимая, что в данном случае комплименты и романтическая шелуха – верный способ выставить