Гоцюй - Джин Соул

– А крыльев тебе будет достаточно? Думаю, одни крылья смогу. Должна. Это легче сделать, чем полностью обратиться.

У Минчжу был на всё согласен. Крылья так крылья.

– Только смотреть, – предупредила она страшным голосом, – руками не трогать.

У Минчжу сейчас же убрал руки за спину, потом в глазах его вспыхнуло веселье, и он наоборот вытянул руки перед собой и предложил:

– Можешь даже меня связать. Если хочешь.

Она растерялась поначалу, потом фыркнула и несильно ударила его по рукам:

– У меня верёвки нет. И разве ты не говорил, что всегда держишь слово? Из перьев вон вылезешь и всё такое?

У Минчжу заулыбался и завёл руки за спину:

– Всегда держу слово, так и есть. Можешь спокойно превращаться. Этот молодой ворон не из тех, кто распускает руки.

Но Цзинь Цинь ещё нескоро смогла выпустить крылья. Лицо её покраснело от досады, и она свирепо сопела носом. У Минчжу догадался, что превращение не получается. Вероятно, сложно сделать с первого раза то, чего от тебя так неприкрыто ждут. Но притворись он и изобрази на лице равнодушное ожидание, разве это не рассердит её ещё больше? Лучше всего попытаться её утешить. Так он и сделал. Попытался, по крайней мере.

– Если не получится, ничего страшного, – смягчая голос, сказал он. – Для такого цыплёнка, как ты…

– Я не цыплёнок! – вспыхнула она, обхватив плечи руками. – Мне просто нужно сосредоточиться.

У Минчжу ободряюще кивнул. Он знал, что это бывает нелегко. Мысли его скользнули в сторону. Фазаны ведь не летают. Не так, как вороны. Они ведь дальняя родня куриц. Так какие у них крылья? А у золотых фазанов? Нет, минутку, с чего он вообще решил, что это должен быть именно фазан? Золотая птица – воплощение Цзинь-Я, если верить словам Цзинь Цинь. Так не должна ли это быть ворона – золотая ворона?

Характерный шорох возвестил, что попытки Цзинь Цинь увенчались успехом. Глаза У Минчжу широко раскрылись.

«И вправду, золотые», – затаив дыхание, подумал он.

Её крылья были хорошо развиты, она нисколько не преувеличивала, когда говорила, что «уже не цыплёнок». Перышко к пёрышку – и все золотые. Не только цветом, они буквально были из тончайшего золота: солнце рассыпалось на них бликами, ветерок – звенящим отзвуком. Ничего прекраснее У Минчжу в жизни не видел и машинально сделал шаг вперёд. Цзинь Цинь отпрянула от него и предупреждающе выставила руку вперёд:

– Ты обещал!

У Минчжу пришёл в себя, спрятал руки обратно за спину и обошёл вокруг неё, разглядывая золотые крылья с разных ракурсов. С какой стороны ни взгляни – прекрасны! И если он что-то в этом понимает – а он понимал! – то её духовные силы должны быть впечатляющими. Ведь крылья потомков народа Юйминь – их манифестация. Независимо от вида птиц, чем мощнее крылья, тем мощнее внутренняя сила. Она ничего не знает об этом, иначе не удивлялась бы так, увидев тогда его духовный огонь, которым он выжег сорняки. Об этом ещё нужно будет разузнать – есть ли у певчих птиц духовные силы или их принадлежность к Юйминь выражается в чём-то другом. Но всё это подождёт.

Как он может думать о чём-то ещё или даже просто отвести взгляд сейчас?

Цзинь Цинь вдруг сложила крылья за спиной:

– Не насмотрелся ещё?

– Никогда, – моментально отозвался У Минчжу.

– Никогда – что?

– Не насмотрюсь.

Эти слова её смутили ещё больше. У Минчжу засмеялся и, словно в подтверждение своих слов, одарил её крылья долгим взглядом. Понять бы ещё, вороньи они или вороновы. Признавать не хотелось, но перья обоих видов похожи. Но имело ли это значение для него? У Минчжу прислушался к внутренним мыслям и ответил сам себе: «Нет».

С другой стороны, полагаться на древние легенды не стоило: время перевирает истину. Быть может, Цзинь-У и Цзинь-Я и не были вороном и вороной в истинном смысле этого слова. У Минчжу полагал, что обычаи и законы древних времён были строже нынешних, а если так, то птицы разных видов вряд ли смогли бы стать супругами. Но если Цзинь-У и Цзинь-Я принадлежали к одному виду птиц, скажем, к цзинь-и, золотым птицам, или какому-нибудь другому с утраченным ныне названием, то явные противоречия в разных вариантах легенды о Золотом Вороне и Золотой Вороне становились логичными и не требовали каких-то объяснений.

– Цзинь-и, – сказал У Минчжу вслух и на подозрительный взгляд девушки объяснил ей, к каким выводам пришёл, увидев её крылья.

– Наши легенды не гласят, что они были парой, – возразила Цзинь Цинь.

– Не будь они парой, откуда бы взялся народ Юйминь? – в свою очередь возразил У Минчжу. – Оба наших народа считают, что мы произошли от кого-то из них.

– Яйцо само бы не появилось, – согласилась она задумчиво. – У Цзинь-Я ещё, быть может, а вот у Цзинь-У…

У Минчжу фыркнул на столь возмутительное предположение.

– И хватит уже меня разглядывать, – добавила Цзинь Цинь. – Ты что, вздумал перья на мох крыльях пересчитать?

У Минчжу заулыбался:

– В другой раз.

– Не будет другого раза!

– Золотом лучше любоваться в солнечный полдень, – мягко сказал он. – Сейчас уже далеко за полдень, солнце утратило силу. Я хочу увидеть, как полуденное солнце играет на твоих золотых перьях. Думаю, это будет… ошеломляюще. Ты ведь покажешь мне их снова? Пожалуйста.

Цзинь Цинь кивнула, а потом что-то произошло. У Минчжу даже растерялся. Откуда взяться на её лице такой панике? Что он сделал – или сказал – не так?

102. «Теперь ты должна на мне жениться»

Цзинь Цинь обхватила голову руками в безмолвном отчаянии. Растерянность У Минчжу сменилась тревогой.

– Что с тобой, Сяоцинь? – взволнованно спросил он.

– Что же я наделала!

– Показала мне крылья. – машинально ответил он.

– Вот именно! – с надрывом отозвалась она.

– И что с этим не так?

– Всё не так!

– О…

Он помолчал немного, ожидая, что она как-то объяснит это «всё не так», но девушка замкнулась в мрачном молчании.

– Послушай, – осторожно окликнул он её, – если я сделал что-то не так, скажи мне…

– Это я виновата, не ты, – угрюмо возразила Цзинь Цинь.

– Виновата в чём?

– Я не должна была показывать тебе крылья. Я совершила преступление. Мне придётся за это ответить.

Глаза У Минчжу широко раскрылись.

– Преступление? – проговорил он медленно, точно пробуя это слово на вкус. – Какое преступление?

– Я показала тебе крылья.

– Показать крылья – это преступление?

– Да.

– Я никому не расскажу, если ты об этом… Но, птичьи предки, преступление? Почему… Нет, в чём?

Цзинь Цинь нахмурилась:

– Нельзя показывать крылья. Никому, кроме своего мужа или жениха. Кому попало нельзя.

– Я разве кто попало? – с укором спросил У Минчжу.

– Ты не мой жених.

Вот оно! У Минчжу невольно засмеялся, заслужив от неё разгневанный взгляд. Но от сердца у него отлегло. Теперь, когда он понял причину её беспокойства, он легко мог обернуть ситуацию в свою пользу. Хватило бы и пары фраз. Оно и выеденного яйца не стоило, это «преступление».

– Это легко исправить, – заметил он уже серьёзно. – Просто нужно поменять.

Цзинь Цинь ответила ему растерянным взглядом. У Минчжу подождал, выгнул бровь. Неужто не поняла?

– Жениха поменять, – уточнил он и опять выжидающе уставился на неё.

Что, опять никакой реакции? Бровь У Минчжу поползла ещё выше.

«Если слов недостаточно, – подумал он, – придётся доказывать поступками».

Он расправил плечи и выпустил крылья, раскрыл их, точно собирался взлететь. Солнце прокатилось по ним волной радужных искр. Цзинь Цинь явно была потрясена их размахом. Верно, так близко она видела их впервые. У Минчжу подошёл к ней, сложил крылья куполом, накрывая и себя, и её. Солнечный свет померк, но внутри, там, где они стояли, не стало темно. Их освещало приглушённое сияние – изнанка его крыльев слабо, но узнаваемо светилась золотом.

– Так во мне пробудилась древняя кровь, – едва слышно проговорил У Минчжу.

Цзинь Цинь нерешительно ткнула куда-то в перья пальцем. По телу У Минчжу пробежали мурашки, перья встопорщились. Немного щекотно, но больше возбуждающе. Внутренняя сторона крыльев была чуткой, и это был очень интимный жест – трогать кого-то