Гоцюй - Джин Соул

Всю дорогу домой он кувыркался в воздухе, забыв, что пообещал отцу так не делать. Крыло немного побаливало, но он не обращал на это внимания. Что ему до каких-то пустяков, когда он счастлив?

Счастлив и влюблён.

96. Два пернатых чудовища

Оказывается, какое увлекательное это занятие – придумывать, чем побаловать свою птичку. Жилось ей несладко – во всех смыслах, и У Минчжу решил, что будет приносить ей разные сладости. В людском посёлке тоже можно было что-то раздобыть. Он положил глаз на танхулу сочного цвета. Конечно, на горе Хищных Птиц тоже делают танхулу, но, как говорится, чужая трава всегда зеленее, а ягоды – слаще. В данном случае – боярышник. И хоть он терпеть не может сладости, нужно будет попробовать обе ягоды и сравнить, так ли это.

– Вам с вороньей локвой? – приветливо отозвался лоточник, заметив его взгляд.

В первый момент У Минчжу едва не взъерошился, но тут же вспомнил, что здесь никто не знает, что он ворон, а стало быть, и сказано это не со злым умыслом, не чтобы задеть его.

– С чем-чем? – переспросил он. – Это же боярышник.

– У нас его вороньей локвой кличут, – охотливо объяснил лоточник. – Вороньё любит его клевать, всей стаей налетают!

– Гм… хм… – отозвался У Минчжу хмуро, но всё же купил одну палочку.

Сравнив это «воронье танхулу» со своим, он решил, что они ничем не отличаются, а значит, он отдаст ей своё.

Когда он прилетел на гору Певчих Птиц, глазам его предстало то ещё зрелище. Лицо Цзинь Цинь было закрыто мяньшой по самые брови! И она, пригнувшись, шарила руками по воде, выискивая… сорняки? Эта прополка принесла бы больше вреда, чем пользы, успей чжилань взойти. Но на поле было ежом покати.

У Минчжу, испытывая собственное терпение, дождался, пока Цзинь Цинь выберется из воды – она его и не заметила, похоже – и спросил строго, ткнув в неё пальцем:

– Это что ещё такое?

Девушка вздрогнула, попятилась, но У Минчжу бесцеремонно ухватил её за волосы на затылке и, как она ни вырывалась, стащил треклятую тряпку с лица. Он тут же скрипнул зубами, пытаясь справиться с приступом гнева. Этот распухший нос, эти красные глаза – она недавно плакала.

– Кто тебя обидел? Твоя мачеха? – отрывисто, едва ли не сквозь зубы спросил он.

– Никто меня не обижал…

– Но ты плакала.

– Это был сон… о покойной матушке…

У Минчжу сообразил, что она выплакивала во сне – или проснувшись – все свои горести, и подумал, что нужно как-то утешить её. Ещё бы он знал, как это сделать… Он неловко, но очень крепко её обнял. Странно, что она не сопротивлялась. Наверное, была измучена своим выплаканным горем. А потом… этот странный звук… Она что, его понюхала?! Он едва не воскликнул с обидой, что он каждый день омовение совершает и меняет одежду.

– Ты что, надушился чем-то? – спросила она с явным подозрением. – Или с кем-то обнимался?

– Нет, – медленно ответил он. – Это танхулу.

Он вытащил палочку засахаренных ягод и отдал ей. Цзинь Цинь с задумчивым видом отгрызла кусочек и только. Ей явно не понравилось. У Минчжу сделал себе мысленную заметку не приносить больше танхулу, и предложил помочь с прополкой. Она кивнула, но выругала его, когда он использовал духовную силу, чтобы избавиться от сорняков.

– А если бы среди них чжилань была? – воскликнула она.

– А она там была? – уточнил У Минчжу, высоко выгибая бровь.

– Нет.

– Ну так и говорить не о чем. Как вообще ростки чжилань выглядят?

Она бросила на него такой испытующий взгляд, что он невольно залился краской. Но она всё-таки подобрала какую-то палочку и накарябала на земле нечто… хм, что же это было? У Минчжу по-птичьи наклонил голову набок, разглядывая рисунок, и уточнил:

– А ты уверена, что умеешь рисовать?

Он засмеялся и легко уклонился, когда палочка полетела в него.

Поскольку день обещал выдаться жарким, У Минчжу предложил посидеть немного в тенёчке. Цзинь Цинь охотно согласилась, но сейчас же вскочила на ноги с испуганным: «Змея!» – и ухватилась за одежду У Минчжу.

– Ты боишься змей? – удивился он, ловко изловив змею и свернув ей голову.

– А ты нет? – запоздало возразила она, не желая даже глядеть на змею.

– Я ворон. Лучше воронов никто на змей не охотится, – добавил он не без гордости.

Он наскоро соорудил костерок и, нанизав змею на палочку, повесил над огнём. Она глядела на него круглыми глазами.

– Что? – не понял он. – Я жарю змею.

– Зачем?!

– Чтобы съесть её, разумеется. Жареные змеи вкусные. Будешь? – Он протянул прутик девушке. Та помотала головой и даже попятилась от него. У Минчжу пожал плечами и доел змею сам.

– Может, ты ещё и птиц ешь? – с дрожью в голосе спросила она.

– А что такого?

– Но… Как можно!

Негодование в её голосе он расслышал и, подумав немного, понял причину.

– Обычных птиц, не из Юйминь, – счёл нужным уточнить он.

– Цзинь-у – настоящие чудовища!

У Минчжу вприщур поглядел на неё – на сжатые кулаки, на покрывшееся пятнами лицо, на отблеск страха в жёлтых глазах – и спокойно согласился:

– Ты только сейчас это поняла? Но цзинь-я ничуть не лучше, не считаешь? Цзинь-у хотя бы не отрывают крылья себе подобным.

Наверное, не стоило этого говорить. На лице её промелькнуло болезненное выражение, и она понуро согласилась:

– Цзинь-я тоже чудовища.

– Мы оба чудовища, – со смехом подтвердил У Минчжу.

– Разве это смешно? – укорила она его.

– Нисколько. Я не поэтому смеюсь.

Он сделал многозначительную паузу, всем своим видом показывая, что ждёт наводящих вопросов, и притворяясь, что не заметил, как она закатывает глаза, это поняв.

– И почему же?

– Мы оба чудовища, так? – повторил он и дождался её неохотного кивка. – А раз так, то у нас гораздо больше общего, чем мы думали?

– А мы думали? – поразилась она.

Он кивнул, превратился в ворона и взлетел на ветку, чтобы исполнить несколько упоённых кувырков. Цзинь Цинь наблюдала за ним со странным выражением лица.

– Ничего общего, – покачала она головой, – вообще ничего общего.

Но У Минчжу заметил лёгкий отсвет улыбки на её лице.

97. Сверчки и светлячки

«Как же мне нравится её улыбка», – подумал тогда У Минчжу и все силы приложил к тому, чтобы Цзинь Цинь улыбалась чаще. Он прилетал едва ли не каждый день и всякий раз приносил ей гостинцы – сладости или игрушки, но кроме радости иногда ловил её озадаченный взгляд.

Когда он в очередной раз прилетел, Цзинь Цинь с решительным видом протянула ему бамбуковую коробочку:

– Это тебе.

У Минчжу не спешил протягивать руку в ответ. Внутри что-то скреблось. Какие-то жуки? Не могла же она насобирать для него жуков, чтобы он их… съел? Он запоздало пожалел, что подшутил над ней тогда, притворившись, что ест червяков.

– Я не ем жуков, – наконец сказал он.

– Это не еда, – рассерженно возразила она.

В коробке продолжало шуршать.

– О, так это боевые сверчки? – оживился У Минчжу.

Она ответила ему недоумённым взглядом. Ему пришлось объяснять, что на горе Хищных Птиц устраивают бои сверчков. Это её возмутило до глубины души, а его немало позабавило – когда она начала выговаривать ему, что нельзя стравливать бедных сверчков развлечения ради. А ради чего тогда, если не ради развлечения?

– Там светлячки, – закрыла тему Цзинь Цинь, пихнув бамбуковую коробочку ему в руки. – Это – светлячковый фонарь.

– Что это? – переспросил У Минчжу, который в первый раз слышал о чём-то подобном.

Цзинь Цинь со вздохом объяснила, для чего используют такие фонарики – чтобы не плутать в темноте. У Минчжу подкинул коробочку на ладони, глаза его вспыхнули озорством.

– Если держать его в когтях, можно пугать других птиц, – хихикнул он. – Вороны чёрные, их в темноте не видно. А светлячки похожи на призраков. Понимаешь?

Цзинь Цинь явно пожалела, что подарила ему светлячковый фонарь, и даже попыталась отнять его. Но У Минчжу поднял подарок высоко над головой и не без удовольствия наблюдал, как она безуспешно прыгает возле него и пыхтит:

– Я тебе его не для