Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская

– Не тронь меня! – взвизгнула Джэу, толкая Хиён, и в то же мгновение что-то прошелестело в воздухе, а шею Джэу стиснуло с такой силой, что в глазах помутилось. Воздух перед лицом колыхнулся – это ту́льпа подплыла ближе и теперь, подчиняясь воле своей хозяйки, сдавливала Джэу все сильнее.

– Не отдам! – прохрипела Джэу. Прижатая к скале, почти ослепшая от боли, она отчаянно молотила перед собой руками и ногами, отбиваясь, пытаясь извернуться, куфией выскользнуть из мерзких объятий колдовского фантома. – Пусти меня, тварь!

– Да стой же споко… ох!

Хиён подавилась словами, а Джэу ощутила, как на мгновение давление хватки тульпы ослабло. Она невидяще рванулась вперед. Куда угодно. Лишь бы подальше от страшной нгаспы! К Цэрину. Он поможет. Защитит. Укроет. Он…

Пальцы Джэу вцепились в тряпье, попавшееся на пути. А ноги скользнули в пыли, потеряли опору.

– Замри! – страшно закричала Хиён. – Да отпусти же ты, идиотка. Погубишь нас!

Но ее крик потонул в свисте ветра в ушах Джэу, когда они, сцепившись, полетели вниз, в ущелье.

Глава 34. Цэрин

Во всех гомпа Тхибата монахов обучают искусству медитации. Это такая же тренировка, как поединки на дордже «сынов дракона» из Икхо, но не для тела, а для духа. Говорят, что просветлённые ламы способны достигать самадхи – медитации такой глубины, что границы времени в ней стираются. Они пребывают в этом состоянии годами, десятилетиями, а их тела продолжают хранить искру жизни, не требуя ни пищи, ни воды, ни тепла.

«Записки чужеземца», Вэй Юа́нь, ученый и посол Ла́о при дворе правителя Тхибата

Ветер путал волосы, в которых теперь не хватало пары косиц. Тропа забирала все выше и круче, порой становилась слишком узкой или наоборот вдруг расширялась, являя путникам ровную площадку, с которой открывался невероятный вид на Тхибат, залитый утренним солнцем.

Чжигану подъем давался непросто, а потому Цэрин встал позади него и поддерживал, если тот оступался. Спиной он чувствовал благодарный взгляд Вэя и тревожный – Лхамо. А еще щипало кожу колдовство нгаспы, что сопровождала их.

Цэрину хотелось бы верить, что Хиён так поддерживает свои силы, все же она далеко не молода. Однако этот факт как раз и вызывал беспокойство:

«Для чего старухе лезть в горы? Зачем?»

Да и голос Пхубу, снова звучащий в его голове, советовал за Хиён приглядывать.

Тропа вывела путников к новой небольшой площадке, поросшей по кромке кустами саган-дайля и ревенем. Лхамо принялась пополнять запасы, Чжиган при помощи Вэя уселся на землю перевести дух. А вот Джэу из-за поворота так и не появилась.

Темные потоки колдовства бон уже не щипали, а яростно кололи кожу.

– Что-то случилось! – вторил его собственным мыслям встревоженный голос Пхубу, и Цэрин бросился вниз по тропе.

Первое что он увидел – бесплотную тень, что длиной тонкой рукой держала Джэу за горло, прижимая к скале.

Джэу сопротивлялась, трепыхалась, дергалась. Ее страх ощущался так же сильно, как и мерзкое колдовство Хиён.

– Пусти меня, тварь! – отчаянно выкрикнула Джэу.

Цэрин коротко рыкнул, сам не понял как. А вместе с рычанием из его груди вырвались жемчужные искры и, обгоняя его самого, вонзились в ожившую тень-тульпу.

Хиён, что-то говорившая, вдруг громко охнула, словно искры обожгли и ее. Джэу, словно обезумев, рванулась из лап-отростков тульпы и столкнулась с Хиён.

– Идиотка! – взвизгнула та, заваливаясь вбок. – Погубишь нас!

Цэрину не хватило пары шагов, чтобы ухватить Джэу – в его протянутой руке остался лишь воздух, наполненный острым привкусом страха. Но Цэрин не остановился, преодолел эти два шага и сделал третий. В пустоту. Он не успел задуматься о том, какую глупость делает. Времени на это не было. Лишь мгновенное осознание, что по-другому никак. Просто невозможно.

Цэрин рухнул вниз, и ветер засвистел в ушах. Впереди, под собой он увидел искаженное ужасом и непринятием случившегося лицо Джэу. Она широко распахнула глаза и в падении перестала, наконец, цепляться за Хиён.

«Она не должна погибнуть!» – пронеслось в голове, и в следующее мгновение его взор заслонила яркая вспышка уже знакомого бело-перламутрового света. Как в подземной пещере, где монахи воспевали мантры вокруг ракшаса. Как во время нападения волков у целебного источника. Как жемчужина, что приносила ему удачу. Только много ярче. Будто само солнце сменило свой цвет с привычного желтого и разлилось вокруг него нестерпимым сиянием, которое взреза́ло глаза и уши, вонзалось в голову и разламывало ее изнутри. Мгновенная боль пронзила все тело Цэрина, и последней мыслью в угасающем сознании было:

«Ну вот и все, это конец…»

Но затем его грудь наполнилась воздухом, таким свежим, вкусным, непривычно ароматным. Пальцы его ухватили что-то мягкое и почти невесомое, и в тот же миг непривычное давление вдоль позвоночника вынудило его повести плечами, раскрыть грудную клетку.

Цэрин открыл глаза и увидел далеко внизу под собой ущелье, по краю которого они пробирались. Внутри разливалось чувство пронзительного восторга – бурливое, как воды Ярланг в паводок, и горячее, как поцелуи Джэу. Лаосцы и Лхамо казались с высоты черными точками, а разбившаяся о камни Хиён – багровой кляксой.

«Но разве такое возможно? Падать вверх, а не вниз?!»

Он перевел взгляд на свои руки, но увидел огромные когтистые лапы, покрытые молочно-белой сверкающей чешуей. Они сжимали тонкое девичье тело, обхватив в талии и груди. Цэрин закричал от ужаса, но из груди его вырвался рев, от которого скалы внизу содрогнулись, а чистое безоблачное небо расчертила ветвистая молния. Перед внутренним взором снова вспыхнуло жемчужное сияние, замелькали картинки воспоминаний, которые с каждым мгновением обретали смысл и значение.

Цэрин вспомнил.

Сделав еще один круг над ущельем, он приземлился на площадку, аккуратно положив Джэу перед собой.

Вспышка.

Цэрин-человек встал на колени и склонился над ее бесчувственной фигурой. Джэу дышала, и повреждений на теле не было. Он облегченно выдохнул и только тогда осмотрелся. Лаосцы все как один распростерлись ниц, пряча лица, глотая каменистую пыль тропы. И лишь Лхамо стояла прямо, прижавшись спиной к валуну. И такая неистовая гордость сверкала в ее глазах, такое восхищение! Было и еще что-то… Какая-то человеческая эмоция, которую Цэрин не смог сходу распознать, ощущая себя таким же далёким от людей, как сверкающая в небе молния – от полевой мыши.

– Ты!.. – выдохнула Лхамо. – Грозовой дракон. Дзонг-кэ! О благие тэнгри… то есть… ты же и сам… ох!

Она прижала ладонь к губам, заливаясь краской, словно девочка – осознала, наконец, с