Тяжёлая реальность-3. Нестандартное мышление - Хайдарали Мирзоевич Усманов

килем и шёл на точку встречи – туда, где след его добычи становился “толще”, где решалась охота. На мостике снова запахло маслом и железом, и каждый из них —орк, гоблин, или даже какой-то полукровка – ощутил, как в его груди проснулся древний азарт.

Внутри рубки орочьего крейсера царила напряжённая, сосредоточенная атмосфера. Тусклый зелёный свет от приборов падал на морщинистые лица старых пиратов и молодых навигаторов, каждый из которых знал, что стоит сейчас произойти даже малейшей ошибке – и цель будет потеряна в пустоте космоса навсегда.

Навигатор, огромный, с длинными клыками и нервным подёргиванием уха, всё ещё неподвижно сидел, склонившись над тактическим столом. Перед ним медленно вращалась голограмма звёздной системы, в которой они только что оказались. Слабые линии, похожие на светящиеся царапины, тянулись сквозь проекции планет и астероидных полей. Это были следы недавних прыжков – тонкие искажения пространства, которые могли заметить только самые мощные сенсоры и те, кто умел правильно их расшифровывать.

– Подтяните данные с москита. – С рыком бросил он в сторону младших помощников.

Двадцатиметровая разведывательная машина уже работала, используя все свои возможности. Её корпус, блестящий как отполированная пуля, двигался вдоль орбитальных линий и пересекал скопления обломков. Сотни датчиков сенсорных комплексов на его поверхности фиксировали мельчайшие искажения гравитационного поля, остаточные следы ионизированных частиц и даже микроаномалии в плотности вакуума – всё, что могло подсказать направление ухода корвета.

Данные стекались обратно на крейсер. Пиратские инженеры, ворча и обменивались короткими фразами, перегоняли их через грубые, но надёжные фильтры орочьей техники. Весь процесс выглядел как ритуал. Сначала грубое "просеивание" – убрать шумы и случайные следы астероидных манёвров или старых обломков… Затем вторичный анализ – сопоставление частиц, частоты и подписи энергетических систем.

– Вот он… – Прорычал навигатор, резко вскинув голову. Его когтистая лапа ткнула в голограмму. – След свежий, не больше шести часов.

На проекции появилась тонкая ало-зелёная линия, уходящая от системы к границе гиперпространственного коридора. Она была не идеально ровной. Где-то след петлял, словно корвет огра специально уходил в сторону, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Но для опытных пиратов это не было неожиданностью.

– Он пытался маскировать прыжок. – Задумчиво протянул старый пират, стоявший рядом с капитанским креслом, и его глаза сверкали от удовольствия, так как добыча ещё в пределах досягаемости. – Умный, упрямый… Но след уже у нас.

Капитан, тяжёлый орк с шрамом, пересекающим всю левую щёку, молчал, пока не дождался подтверждения от второго штурмана. Тот, сравнив данные москита и главных сенсоров, кивнул.

– Подтверждаю. Это его корвет. Направление… Сюда. – Он провёл когтистой рукой по траектории, которая уводила их всё дальше от центральных миров и ближе к пограничным секторам. И тишина в рубке длилась всего мгновение. Затем капитан тяжело поднялся, и его голос прорезал воздух:

– Курс на цель. Готовить прыжок. Не упустим.

По кораблю разнёсся подтверждений рёв. Техники тут же начали синхронно переводить рычаги, стабилизировать генераторы, выводить системы навигации в режим прыжка. Москит-разведчик отозвался, вернувшись в ангар крейсера, словно верная стрела, готовая к новому запуску.

Металлические переборки дрожали, гул гипердвигателей нарастал, и в этот момент весь экипаж чувствовал, что охота продолжается, и шаг за шагом, прыжок за прыжком, они подбираются к корвету всё ближе.

Капитан едва успел дать приказ, как команда затянула свой привычный ритуал. Рычаги уперлись… Крышки затворов захлопнулись… Массивные кабели будто живые “вздохнули” под натяжением. На мостике повисла та же тягучая пауза, что предшествует броску – не просто тишина, а насыщенная, плотная как вена, в которой собирается кровь. Мужчины и женщины на постах фиксировали ремни, проверяли фиксаторы, глотали сухой воздух. Даже гоблины-операторы притихли, склонившись над индикаторами, будто над картой, где каждая точка – обещание удачи или гибели.

Реакторы сначала загудели низким, ровным басом – не пытливым и не нервным, а глубоким, уверенным, как шаг старого зверя. По палубам пошли новые, но такие привычные волны вибраций. Не резкие, а большие, как прибой, который постепенно растёт в груди. Металл вздохнул, и в этом вздохе был запах смазки, разогретого антифриза и чего-то древнего – запаха, который всегда сопровождал “Сломанный Клык” в часы риска. Пар из выхлопных каналов клокотал тонкой копной. В носоглотке появлялась металлическая горечь, как привкус опасности. На губах у кого-то появился солёный привкус пота, что было привычным для орка, готового к рейду.

Панель управления мигнула строгой зеленью, потом жёлтым, затем – красным. Сигналы шли как каденция, и каждый отзвук на экране имел свой собственный сакральный смысл. Навигатор, глаза у него были тусклыми и зоркими, шепнул пару коротких цифр штурману, а тот в ответ только кивнул, печать в его руке защёлкнула как замок. Время сжалось до счёта:

“Тридцать… Двадцать… Десять… Три…”

Слов не было, были удары сердца и стук инструментов, как метроном, по которому отмеряли прыжок. А когда счёт достиг “нуля”, мир изменился не внешне, а внутри. Сначала – лёгкий толчок, будто кто-то подвинул землю под ногами… Потом – ощущение, что грудь сжимают плотным обручем… Пилоты ощущали это как первый удар. То, что до этого было отдельностью – полёт, тишина, карта – вдруг слилось в одно тело. На экранах звёзды вытянулись нитями, будто кто-то натянул их на верёвку и стал тянуть в одну сторону. А темнота космоса стала полосой света, а затем радужным провалом. А потом всё исчезло. Не так, что свет погас. А так, что пространство будто бы само “нырнуло” в себя и стало туннелем.

В гиперпространстве движение не было привычным движением. Это было состояние натянутой ткани, где звуки меняют тембр, а время – плотность. “Сломанный Клык” при этом не “летел”, он скользил по тянущемуся зеркалу – и каждое усилие реакторов отзывалось в корпусе как музыкальный аккорд. Свист конденсаторов… Низкий рокот стационарных магнетронов… Мягкое щёлканье переключателей… Внутри судна люди чувствовали странную лёгкость и тяжесть одновременно. Тела будто становились легче, но каждая мысль весила тонну. Кто-то сжал ручку кресла до побелевших костяшек, кто-то прикрыл глаза и позволил себе короткую молитву. Орки пели тихие, короткие песни для удачи – это были не слова, а звуки, служившие заклинанием для машин.

Тот самый корвет, ушедший вперёд, оставался в эфире как крошечная метка. Показатели сенсоров в это время приходили как послания из другого мира. “Вектор чист”, “фон нормален”, “нет помех”. Пилоты следили за этими помехами – они понимали. Даже самые хитрые следы можно потерять в волнах гипера, если не поймать нужную форму и ритм прыжка. На мостике данные сворачивались в линии и