Память на продажу - Эдуард Сероусов

– Что с пациентами? – спросила Сера, указывая на капсулы.

– Медицинская команда уже в пути, – ответила Окафор. – Они будут осторожно выведены из состояния искусственного сна и перевезены в специализированный центр для оценки их состояния и, если необходимо, терапии.

Она сделала паузу, окидывая взглядом лабораторию.

– Мы конфисковали большую часть оборудования и данных, – сказала она. – Но некоторые файлы были уничтожены автоматической системой безопасности. И, судя по свидетельствам сотрудников, часть исследований была заранее эвакуирована на резервный объект.

– Значит, это ещё не конец, – мрачно заключил Элиас.

– Возможно, нет, – согласилась Окафор. – Но это значительный удар по их операции. И теперь у нас есть Мойра Девлин под стражей, что само по себе огромный прогресс.

Элиас кивнул, хотя в глубине души не был уверен, что арест Мойры действительно остановит проект "Мнемозин-Гамма". Она всегда была всего лишь видимой частью более сложной организации, планирующей на десятилетия вперёд.

Они вышли из здания на прохладный ночной воздух. Территория вокруг лаборатории теперь была заполнена полицейскими автомобилями, медицинскими фургонами и фургонами научной экспертизы. Оперативники Окафор методично обыскивали каждый уголок комплекса, собирая доказательства и обеспечивая безопасность территории.

Элиас смотрел на всю эту активность с странным чувством дежа вю. Снова разоблачение Коллектива, снова арест ключевых фигур, снова надежда, что на этот раз угроза действительно нейтрализована. Но что-то подсказывало ему, что это только очередной виток спирали, которая началась задолго до его рождения и не закончится с арестом Мойры.

– О чём ты думаешь? – спросила Сера, заметив его задумчивость.

– О рекурсии, – ответил он. – О том, как события повторяются, но каждый раз немного иначе. Как память, которая никогда не бывает точной копией прошлого, но всегда его реконструкцией.

Он перевёл взгляд на полицейский фургон, в который сажали Мойру. Она не выглядела побеждённой. Скорее, как учёный, наблюдающий за интересным экспериментом, результат которого она уже предвидела.

– Она не остановится, – тихо сказал Элиас. – Даже в тюрьме, даже под наблюдением, она найдёт способ продолжить свою работу. Потому что для неё это не просто исследование, это миссия, призвание, почти религия.

– Тогда мы тоже не остановимся, – решительно ответила Сера. – Мы продолжим развивать этичные применения технологии памяти, помогать "составным субъектам", разрабатывать защитные протоколы. Противостоять идее контроля идеей исцеления.

Элиас посмотрел на неё, чувствуя глубокую благодарность за её присутствие, за её силу и ясность мысли. В мире, где память и личность стали предметом манипуляций, она оставалась якорем аутентичности и этической целостности.

– Ты права, – сказал он, принимая решение. – Мы не остановимся. Но и не будем просто реагировать на их действия. Мы должны быть на шаг впереди, предвидеть их следующие ходы, готовиться к ним.

Он окинул взглядом промышленный район, тонущий в ночной тьме, и здание лаборатории, теперь ярко освещённое прожекторами правоохранительных органов.

– Игра продолжается, – тихо сказал он. – И ставки только возрастают.

Они медленно направились к автомобилю, оставленному несколько кварталов назад. Впереди ждала долгая ночь отчётов, объяснений и планирования. Но также впереди была борьба, которая только начиналась – борьба за будущее человеческого сознания, за право каждого человека на подлинность своей личности и аутентичность своих воспоминаний.

И в этой борьбе Элиас Верн, человек с двойной личностью и фрагментированной памятью, нашёл своё истинное призвание и, возможно, окончательный ответ на вопрос о своей идентичности.

Глава 19: Интеграция

Комната для посещений в Федеральной тюрьме особого режима «Аквилон» была спроектирована для максимальной безопасности при минимальном комфорте. Голые стены из армированного бетона, стол и стулья, привинченные к полу, толстое пуленепробиваемое стекло, разделяющее посетителей и заключённых. Единственной уступкой современности были тонкие полоски голографических динамиков, обеспечивающие кристально чистую передачу звука через барьер.

Элиас сидел на неудобном металлическом стуле, ожидая, когда приведут заключённую. Прошло три месяца с момента ареста Мойры Девлин и разоблачения её новой лаборатории. Три месяца допросов, слушаний и юридических маневров. И вот сейчас, наконец, Элиас получил разрешение на личный визит – не как сын или бывший эксперимент, а как официальный представитель Комиссии по этике технологий памяти, созданной правительством после второго разоблачения Коллектива.

Дверь на стороне заключённых открылась, и двое охранников ввели Мойру Девлин. Она выглядела бледнее, чем раньше, тюремная форма серого цвета только подчёркивала эту бледность. Но её осанка оставалась безупречной, а взгляд – ясным и проницательным.

Охранники усадили её на стул напротив Элиаса и отступили к стене, сохраняя дистанцию, которая давала иллюзию приватности, но позволяла мгновенно вмешаться в случае необходимости.

– Элиас, – произнесла Мойра с лёгкой улыбкой. – Какой приятный сюрприз. Я ждала твоего визита.

– Доктор Девлин, – официально ответил Элиас, намеренно дистанцируясь. – Я здесь по поручению Комиссии для обсуждения возможного сотрудничества.

Мойра слегка приподняла бровь, её улыбка стала шире.

– "Доктор Девлин"? Такая формальность для женщины, которая дала тебе жизнь. Дважды.

Элиас не поддался на провокацию, сохраняя нейтральное выражение лица.

– Комиссия готова рассмотреть возможность смягчения вашего приговора в обмен на полное сотрудничество, – продолжил он деловым тоном. – А именно, предоставление всех данных о проекте «Мнемозин-Гамма», включая местоположение резервных исследовательских объектов и имена всех сотрудников, участвовавших в программе.

Мойра изучала его лицо несколько долгих секунд, словно искала что-то в его чертах.

– Ты изменился, – наконец сказала она. – Не только внешне. В тебе появилась новая уверенность, новая цельность. Процедура интеграции была даже более успешной, чем я предполагала.

– Мы не об этом, – твёрдо прервал её Элиас. – Я здесь для обсуждения конкретного предложения.

– А я думаю, именно об этом, – мягко возразила Мойра. – О тебе. О том, кем ты стал. О том, что ты доказал успех моей основной теории – что искусственно созданная личность может не только функционировать независимо, но и эволюционировать, интегрировать противоречивые воспоминания, достигать более высокого уровня самосознания.

Она подалась вперёд, её глаза загорелись научным энтузиазмом.

– Ты – живое доказательство того, что человеческое сознание пластично, что личность не является фиксированной конструкцией, привязанной к случайному набору воспоминаний. Ты свободен от этих ограничений, Элиас. Ты стал чем-то большим, чем сумма своих имплантированных и приобретённых воспоминаний.

Элиас почувствовал знакомое напряжение внутри – часть его отвергала эту интерпретацию, видя в ней лишь очередную попытку Мойры оправдать свои эксперименты. Но другая часть, более рациональная, признавала зерно истины в её словах. Он действительно изменился, эволюционировал, стал чем-то, что не могла предвидеть даже Мойра.

– Моя личная эволюция не имеет отношения к нашему разговору, – сказал он, возвращаясь к официальной цели визита. – Предложение Комиссии