Память на продажу - Эдуард Сероусов

– Я не отказываюсь, – прервала его Мойра. – Я просто хочу убедиться, что ты понимаешь контекст. Что моя работа, несмотря на все её этические проблемы, имела фундаментальную научную ценность. И что ты, Элиас, являешься её величайшим достижением.

Она сделала паузу, её взгляд стал более интенсивным.

– Я дам Комиссии то, что она хочет. Но не из страха перед наказанием или в надежде на смягчение приговора. А потому что я вижу, что мои исследования продолжатся через тебя. В более этичной форме, возможно, с большими ограничениями, но суть останется той же – эволюция человеческого сознания через технологию памяти.

Элиас не ожидал такого поворота разговора. Он предполагал сопротивление, торг, попытки манипуляции. Но не это спокойное принятие, не это странное признание его как продолжателя её работы.

– Я не продолжаю ваши исследования, – твёрдо сказал он. – То, что мы делаем в Центре, фундаментально отличается от методов Коллектива. Мы помогаем людям интегрировать травматичные воспоминания, а не заменяем их личности. Мы работаем только с добровольного согласия, под этическим надзором. Мы…

– Используете ту же технологию, те же принципы нейронной пластичности, те же методы реструктуризации памяти, – закончила за него Мойра. – Разница только в контексте и целях. И это естественная эволюция любой радикальной технологии – от экспериментальной, часто этически проблематичной фазы к более регулируемому, общественно приемлемому применению.

Она слегка улыбнулась, видя его реакцию.

– Не пойми меня неправильно, Элиас. Я не пытаюсь приравнять вашу работу к экспериментам Коллектива. Я просто указываю на историческую преемственность, на то, что даже самые этичные применения технологии памяти выросли из тех же фундаментальных исследований.

Элиас понимал, что она права, и это понимание вызывало сложные чувства. Их работа в Центре действительно основывалась на тех же научных принципах, что и эксперименты Коллектива, хотя и применяла их в совершенно ином этическом контексте. Это было неудобной истиной, которую он старался не акцентировать в публичных выступлениях.

– Информация о резервных объектах, – сказал он, возвращаясь к первоначальной цели визита. – Где они расположены?

Мойра кивнула, принимая смену темы.

– Три основных объекта, – ответила она. – В горах Сьерра-Невады, на побережье Мексиканского залива и на частном острове в Тихом океане. Я предоставлю точные координаты и данные доступа к системам безопасности.

– А персонал? – продолжил Элиас. – Кто руководит этими объектами в ваше отсутствие?

– Доктор Анна Лайтман отвечает за тихоокеанский объект, – сказала Мойра. – Доктор Джеймс Рид – за объект в Сьерра-Неваде. Мексиканский объект в настоящее время законсервирован, но может быть активирован дистанционно.

Элиас делал заметки, записывая информацию. Если Мойра говорила правду, это был значительный прорыв в расследовании.

– А как насчёт цифровой инфраструктуры? – спросил он. – Серверы, базы данных, системы коммуникации?

– Всё распределено и зашифровано, – ответила Мойра. – Но я предоставлю ключи доступа и протоколы дешифровки. С одним условием.

Вот оно, подумал Элиас. Неизбежное требование, торг, который он ожидал с самого начала.

– Какое условие? – спросил он, готовясь к чему-то сложному или неприемлемому.

– Что исследовательские данные не будут просто уничтожены, – сказала Мойра. – Что они будут тщательно изучены компетентными учёными, с целью извлечения полезных аспектов технологии для этичных медицинских применений. Что двадцать лет моей работы не будут просто стёрты из-за страха и политической реакции.

Элиас был удивлён разумностью требования. Он ожидал чего-то более личного, более амбициозного.

– Это приемлемо, – кивнул он. – Комиссия уже планировала полный научный анализ конфискованных данных. Ваше сотрудничество только ускорит этот процесс.

Мойра выглядела удовлетворённой.

– Хорошо, – сказала она. – Тогда мы договорились.

Она сделала паузу, затем добавила более тихим голосом:

– Как она?

– Кто? – спросил Элиас, хотя уже знал ответ.

– Сера Ким, – сказала Мойра. – Я слышала, вы развиваете новую форму терапевтического применения технологии памяти. Её работа всегда была впечатляющей, даже когда она была на противоположной стороне.

Элиас напрягся при упоминании Серы. Мойра никогда не делала случайных замечаний, и это упоминание казалось неслучайным.

– Доктор Ким в порядке, – сдержанно ответил он. – Её исследования продвигаются успешно.

– Я рада это слышать, – кивнула Мойра. – Вы двое составляете сильную команду. Дополняете друг друга. Твоё интуитивное понимание технологии памяти и её аналитический подход к аутентификации – мощное сочетание.

Она улыбнулась, и в этой улыбке было что-то почти материнское.

– И, конечно, есть эмоциональный аспект ваших отношений. Это тоже важно для исследований такого рода – иметь партнёра, который действительно понимает, с чем вы работаете, и разделяет вашу страсть.

Элиас почувствовал, как его щёки слегка краснеют. Его отношения с Серой постепенно эволюционировали от профессионального сотрудничества к чему-то более глубокому, но они оба старались сохранять это в приватной сфере, не смешивая с их работой в Центре.

– Это не относится к делу, – сказал он, пытаясь вернуть разговор в официальное русло.

– Всё относится к делу, когда речь идёт о человеческих отношениях, Элиас, – мягко возразила Мойра. – Особенно для тех, кто работает с памятью и личностью. Наши эмоциональные связи формируют нас так же сильно, как и наши воспоминания. Возможно, даже сильнее.

Она сделала паузу, её взгляд стал задумчивым.

– Знаешь, что было моей величайшей ошибкой при разработке процедуры имплантации памяти? – неожиданно спросила она. – Не этические нарушения, не манипуляции с сознанием других людей. Это были серьёзные проблемы, но не фундаментальные ошибки с научной точки зрения.

Элиас не ответил, но его любопытство было задействовано.

– Моя ошибка была в том, что я недооценила роль эмоциональных связей в формировании стабильной личности, – продолжила Мойра. – Я сосредоточилась на когнитивных аспектах, на структуре воспоминаний, на нейронных паттернах. Но именно эмоциональные связи между людьми создают настоящую целостность личности, настоящую аутентичность.

Она посмотрела прямо в глаза Элиасу, и он увидел в её взгляде нечто, похожее на раскаяние, – эмоцию, которую он никогда раньше не ассоциировал с Мойрой Девлин.

– Вот почему ты смог интегрировать противоречивые части своей личности, Элиас. Не благодаря моей технологии, а благодаря эмоциональным связям, которые ты сформировал. С Серой, с Марселем, даже с детективом Окафор. Эти связи стали якорями, позволившими тебе сохранить целостность, несмотря на фрагментацию памяти.

Элиас был поражён этим признанием. Мойра, всегда превозносившая научный подход над эмоциональным, признавала фундаментальную важность человеческих отношений для формирования личности. Это было почти революционным сдвигом в её мышлении.

– Почему вы говорите мне это сейчас? – спросил он, искренне заинтригованный.

Мойра на мгновение опустила взгляд, и когда снова посмотрела на Элиаса, в её глазах была усталость, которую он раньше не замечал.

– Потому что я хочу, чтобы ты понимал контекст моей работы, – ответила она. – Не для оправдания моих ошибок, а для того, чтобы ты мог избежать их в своих исследованиях. Чтобы вы