Фарфор Ее Величества - Максим Андреевич Далин

— Страшных историй, не так ли? — спросила Виллемина, улыбаясь.

— Да, — сказал Рэдерик. — А вы — как мессир Клай. Вы — сильная, я чувствую. Мне так нравятся фарфоровые люди, государыня! — выдал он вдруг в этом своём приступе откровенности. — Они сильные и отважные. Вы тоже ничего не боитесь, это я тоже чувствую… и можно я вам скажу одну вещь?

— Конечно, мессир будущий государь, — сказала Виллемина. — Мне кажется, я догадываюсь, о чём вы хотите говорить.

— Да, — сказал Рэдерик. — Об этом говорят все. Отчим говорил, что я особенный. Нагберт говорит. Мессир Индар уверен. Они все говорят про королевское чудо… но ведь это… я не знаю… Мышки ко мне выходили, да. Но разве мышки считаются, если только они?

— Никаких остальных черт? — спросила Карла. — Да?

— Девочкам я не очень нравлюсь, леди Карла, — сказал Рэдерик. — Некоторым — прямо сильно не нравлюсь. А как это «слух, склонённый к подданным» — просто не понимаю. И точно, вот просто точно я не могу исцелять наложением рук. Ну вы же мне верите, что я пробовал? Вот если бы вам про вас говорили, вы бы попробовали? И я. Точно нет.

— Я была права? — сказала Карла.

— Правы, — сказал Рэдерик. — У вас такая собачка чудесная. Она мне даже снилась, знаете. Я очень люблю собак. Только мне нельзя было.

— Следовательно, дорогие друзья мои, — ласково сказала Виллемина, — мы должны сделать определённый вывод. Вряд ли кто-то из нас понимает прекраснейшего мессира Рэдерика лучше, чем он сам.

— Мы ведь всё равно с вами союзники? — спросил Рэдерик. — Даже если я не благой?

— Ах, дорогой принц! — воскликнула Виллемина. — О чём вы говорите! Я ведь тоже не благая — вы не откажетесь из-за этого дружить со мною?

— Нет, — сказал Рэдерик очень серьёзно. — Вы ведь всех победили. Может быть, я смогу научиться у вас, как это делается, и тогда мы с вами вместе победим Святую Землю.

— Вы мыслите как дальновидный политик, ваше прекраснейшее высочество, — сказала Виллемина. — Однако наступает настоящая ночь — и нам впрямь пора расстаться, как это ни грустно. И я должна на прощанье сказать вам всем, мессиры, несколько слов.

— Мне можно остаться? — спросил Рэдерик.

— Вне всякого сомнения! — сказала Виллемина. — У нас всех общие цели и, по-видимому, общие враги. И нам необходимо узнать, чего ожидает Нагберт. Он ведь не говорил впрямую о благости, мессир принц?

— Нет, — сказал Рэдерик. — Но королевское чудо поминал.

— Мне кажется, — задумчиво сказала Виллемина, — он имел в виду что-то иное. И это иное — по-настоящему ему необходимо. Королевское чудо в его каноническом святоземельском варианте приносит благосостояние и безопасность… что-то мне подсказывает, что лишь ради этого Нагберт не поставил всё на вас… хоть я могу и ошибаться, несомненно.

— При нашем дворе, в доме Золотого Сокола, благих королей не было никогда, — сказал Индар.

— И это тоже очень и очень любопытно, — кивнула Виллемина. — Ни на побережье, ни в Великих Лесах благих королей в том смысле, какими они бывают в Святой Земле, не водилось никогда… И вот появляется Рэдерик… о котором близко знающие его люди говорят как об источнике королевского чуда… В наших общих интересах, мессиры, и в интересах нашего друга принца тоже, узнать, что Нагберт имел в виду.

Сказать, что мы расставались в тревоге, — почти ничего не сказать.

И у меня снова не вышло сказать пару важных слов Карле — хоть по её взгляду я и понял, что об этом она знает и так.

Мы проговорили дольше, чем рассчитывали: за окнами уже совсем стемнело. Наступили самые сумерки, истинно вампирское время — а значит, Нагберт, скорее всего, уже вовсю общался с теми, с кем общался.

И мы услышим только часть…

Впрочем, что-то мне подсказывает, что мы в любом случае услышали бы только часть.

А наш принц, которому уже давным-давно было пора спать, даже не пытался отправиться в спальню.

— Вы ведь не станете укладывать меня в постель, как младенца, прекрасные мессиры? — спросил он невероятно кротким тоном, сделав нестерпимый взгляд милого котёночка или открыточного эльфа. — Вдруг я окажусь чем-нибудь полезен?

— Хорошо, мессир, — сказал я. — Только ведите себя как можно тише.

— Ну что ж, — сказал Индар. — Послушаем, что происходит в покоях короля.

Он погасил лампу и открыл то самое «ухо» около камина, но в кабинете мы ровно ничего не услышали. Мы переглянулись — и отправились проверять все «уши» подряд. И здорово-таки удивились, услышав довольно энергичную беседу в гостиной.

Я был почти уверен, что разговаривать Нагберт будет через зеркало. Но его собеседник находился в его гостиной во плоти — мы отчётливо слышали, как он расхаживает по комнате, скрипя половицами, и как шелестит его балахон.

Балахон! Святого наставника! Ну не дамское же платье.

— … должны понять, дорогой Нагберт, как мне будет тяжело это продавить, — говорил медовый, отлично поставленный голос. Точно наставник. Если даже не Преподобный или Законоучитель. — В окружении Святейшего Отца нашего уже сложилось некоторое мнение. И на продвижение этого мнения выделены средства.

— А вам случалось общаться с Гэлисом, святой человек? — сварливо спросил Нагберт. — Он туп и упрям, припадочная скотина. И если вобьёт себе что-нибудь в башку — демона с два его кто-нибудь переубедит! Корону на эту голову они хотят… а убеждать этого барана мне! Не Хаэле, не Преосвященным, не вам даже — мне ведь, многогрешному.

— Вам не привыкать, — с уважением, в котором почти не слышалось иронии, сказал наставник.

— Ах, спасибо Святейшему Отцу! — злобно воскликнул Нагберт. — Мало мне было Рандольфа, который считал себя попеременно то князем ада, то наместником Творца! Послушайте, наставник, ну дайте вы выбирать тем, кому потом здесь работать! Неужели это недостаточный аргумент?

— И вы хотите бастарда? — брезгливо спросил святоземелец.

— Я хочу мальчишку! — Нагберт даже не пытался скрыть раздражение. — Девятилетнего щенка. Ребёнка, который слушается взрослых, приёмного сына моего старого товарища и коллеги. Мальчик у меня, можно сказать, на руках вырос, я вообще проблемы не вижу. Вдобавок — ну вы же знаете, что он впрямь сын Рандольфа, на этот счёт есть личные распоряжения Рандольфа, да ещё и доведённые до Святейшего Отца. К чему же тут… бастард, бастард… если король его лично признал, да ещё утвердил бумаги в Святой Земле?

— А в результате на улицах начнут болтать, что на троне сын придворной потаскухи, — процедил наставник.

— И короля! — заорал Нагберт. — Как вы не поймёте⁈ Не припадочный Гэлис, которого полоумным только ленивый не зовёт, а хорошенький ребёнок. Всё, мол, впереди. О чём речь! Мы успокоим народ,