Ночь упырей - Анастасия Александровна Андрианова

– Держи. Суп вкусный. Там… овощи, и вообще горячее полезно. Пожалуйста, не выкидывай, возьми с собой.

Она говорила, но слышала свой голос будто со стороны. Надломленный, дрожащий от волнения. Дура, дура, ну какой суп? Куда он его возьмёт? В него буквально минуту назад стреляли, они неслись через половину района и сейчас находятся в каком-то чужом тёмном подъезде, он даже уронил свой пакет с покупками, в которых еды, должно быть, было на всю неделю. Смородник уселся прямо на пол, сгорбившись, будто снова разболелась рана, полученная в прошлый раз, а она предлагает… суп? Да какой, к чёрту, суп?

Мавна всхлипнула. А ведь в неё тоже стреляли. И она совершенно ничего не могла сделать. Снова полезла в самую гущу событий, стала магнитом для несчастий, но…

Но с ним даже не было страшно. Главное – то, что они сейчас были рядом.

– Я скучала, Смонь, – сказала она тихо, снова злясь на себя за способность говорить и делать абсолютно неуместные вещи. В неправильное время, в неправильном месте. – Мне хотелось тебя увидеть. Очень хотелось. У меня под окнами вчера ходил этот упырище. Они угрожали Ние. Илар говорит, в городе всё больше тварей. Раньше ты был моим пледом. Моей защитой. Но теперь ты куда-то делся, у тебя свои проблемы, я понимаю, но… Мне так тебя не хватает. Всего три дня, а будто у меня отняли что-то очень важное. Так не хватает покоя. Не хватает тебя. Я тоже схожу с ума, я как листок, который несёт речка, а впереди – водопад. И ни конца ни края не видно. Я запуталась, мне страшно, мне плохо…

Смородник вдруг схватил её за руку, крепко, до боли переплёл их пальцы и потянул Мавну к себе. Она сделала шаг навстречу и села рядом на пол. Что-то громко хрустнуло у неё в кармане пальто. Мавна сначала испугалась, но поняла: это сухарики, которые она вытащила из пакета и успела пихнуть в карман за миг до того, как понеслись как ненормальные.

– Сейчас мы убедимся, что эти ублюдки ушли, и ты уедешь с Калинником, – хрипло сказал Смородник. – Он сюда подъедет. И обещай мне, пожалуйста, что больше не будешь делать глупости. Подожди немного. Я и болотами занимаюсь. Ещё недолго, и я разберусь со всеми: и с тысяцким, и с твоим пропавшим другом.

В подъездном сумраке Мавна плохо различала его лицо, но видела, как блестят глаза и как тлеет сигарета, зажатая в уголке рта.

– Я не могу не делать глупости, – призналась она бессильно. – Потому что я глупая.

– Ничего подобного. Ты Булка.

Смородник притянул её к себе. Она уткнулась лбом в кожаную куртку, покрытую тонким слоем измороси, и замерла. Он сомкнул руки на её плечах, обвил её объятиями – крепкими, тёплыми, такими надёжными, – и Мавна почувствовала, как дрожь унимается.

– Твоя рана, – напомнила она. – Вдруг швы разошлись?

– Снова зашью.

– Жалко. Будешь суп?

Смородник издал смешок:

– Отличное место и время, чтобы перекусить.

– Иначе ты о нём забудешь. Оставишь тут банку, или она у тебя испортится… Держи.

Мавна мягко, чтобы не обидеть его, отстранилась: пока они сидели в обнимку, она успела подумать, что для Смородника это может быть непривычно. Она открутила крышку с банки. По лестничному пролёту поплыл аромат домашней еды. Удивительно, но никто не спускался по лестнице, и подъезд оставался тихим, будто необжитым, только однажды мимо них прошёл мужчина с небольшой лохматой собакой, но ничего не сказал. Мавна с громким шуршанием открыла пакетик сухариков и сыпанула немного в суп.

– Вот. Погрей искрой и выпей прямо через край. Я вообще-то кормить тебя приехала, потому что переживала, чем ты тут три дня питаешься.

Смородник посмотрел на неё как-то отстранённо и ещё более задумчиво взглянул на ржаные сухарики, стремительно размокающие среди кусочков картошки и моркови.

Он тронул стекло тремя пальцами, и от банки повалил пар. Мавна представила, как горячо было бы ей держать эту банку с кипятком, и нервно хихикнула.

– Никак не привыкну, какой ты всё-таки полезный в быту.

– Ты тоже ничего.

Смородник хлебнул супа, прожевал кусочки овощей и предложил Мавне.

– Будешь?

– Ой, не… – Она замахала руками. – У меня дома его полно. Это всё тебе. Ешь.

Долго упрашивать не пришлось. Смородник опустошил банку в несколько огромных глотков, вытер рот и смущённо сказал:

– Мама всегда добавляла чёрный хлеб. У нас так делают. В детстве ненавидел, а сейчас…

Он повернул лицо к Мавне, глядя на неё с пугающей, тягуче-жаркой нежностью. Мавна почувствовала, что ей вдруг резко перестало хватать воздуха.

– Спасибо, – обронил Смородник.

– Можно я у тебя поживу? – выпалила Мавна. – Пока тебя нет в общежитии. Не хочу больше видеть упырей у себя под окнами. А к вам они точно не сунутся.

– Идея так себе.

– Ну почему же? – Мавна нервно поковыряла пуговицу на пальто. – Нормальная. Я же говорю, упыри и всё такое. В общежитие они не сунутся. А чародеи ничего не сделают, когда поймут, что в квартире живёшь не ты, а я.

Смородник фыркнул и вложил ей в ладонь маленький ключ с цифрами «38».

– Забирай. Но оправдания будешь придумывать сама. – Он хмыкнул, будто представил что-то безумно приятное. – Сенница просто охренеет.

– Звучит как достаточное основание там поселиться. – Мавна сгребла ключ и сунула в карман.

Она сидела бы так всю ночь. В холодном подъезде с паутиной и надписями, с лопнувшей лампочкой, главное – рядом с этим чародеем, которого она однажды подобрала на улице, просто сбив на велосипеде.

Но у судьбы были другие планы.

Раздался грохот, блеснула красная вспышка, и одновременно с этим окно разлетелось на части. Мавна вскрикнула, когда её окатило острыми осколками. Смородник вскочил, загораживая её собой, и в его волосах застряли мелкие стеклянные крошки. Он выхватил пистолет, дёрнулся к окну, но передумал.

– Сейчас Калинник подъедет, – бросил он. – Я выйду первый, ты сразу беги в машину.

Смородник оттолкнул Мавну от окна к ступеням и сам побежал вниз, но Мавна ухватила его за руку. Ей было страшно, но ещё сильнее скручивала боль обиды.

– А ты? А если они тебя убьют?

– Пусть попробуют сначала догнать.

С пальцев Смородника, стиснутых в кулаки, ссыпалось несколько нетерпеливых искр. В темноте Мавне показалось, что пламя буквально пробежало по венам на его шее, высвечивая татуировки настоящим огнём.

С улицы доносились голоса и рокот моторов. Мавне хотелось схватить его в охапку, сжать до крошечных размеров, сделать