Корпорация Vallen'ок 3 - Сергей Хардин

ко всей информации. Кто подписывал акты о списании или заморозке наших разработок после провала, или занимался поиском возможных виновников. Я пока не говорю, что это он, для начала найди совпадения. У тебя есть доступ ко всем архивам, используй его. Полный карт-бланш, но, — я посмотрел на него прямо, — повторюсь, абсолютно тихо. Никаких запросов третьим лицам, никаких вопросов коллегам. Понятно?

Он не кивнул. Он не сказал «да». Он выдохнул одно единственное слово, полное благоговейного ужаса и дикого восторга: «Это гениально!». Его лицо в очередной раз преобразилось. Исчез переутомлённый клерк и взволнованный помощник. Теперь передо мной стоял охотник, ищейка, учуявшая самый крупный и опасный след в своей жизни.

— Любые действия всегда оставляют следы, — забормотал он уже себе под нос, разворачиваясь к выходу. — Временные метки, логи доступа, закономерности, совпадения. Здесь ведь тоже можно вывести интересную формулу, построить сводную таблицу, сопоставить уровень доступа с датами утечек, добавить графики…

Он не вышел, а практически выбежал из кабинета, наткнувшись на косяк двери плечом и даже не заметив этого. Его бормотание стихло лишь когда дверь за ним закрылась.

Я остался один. На столе лежал отчёт, который он принёс с собой. На верхнем листе было выведено его старательным почерком: «Анализ потенциальных узких мест в логистике цепочек поставок». С выбором ассистента я явно не ошибся.

Я позволил себе короткую, беззвучную ухмылку, ведь только что выпустил из бутылки не джинна, а целый ураган. Осталось надеяться, что этот ураган снесёт головы моим врагам, а не мне. Золотой мальчик. Сейчас он пошёл творить самое важное дело в своей жизни — он пошёл рыть могилу для Такаши Амано. Надеюсь, его не сожгут на этом костре, который я развожу.

Не став ждать до вечера, я вытащил из кармана телефон и набрал ещё один номер. После пары гудков я услышал такой знакомый голос.

— Канэко—сан. — Без малейших признаков удивления произнёс Фудзивара. — Каждый ваш звонок как предвестник шторма. Я уже побаиваюсь брать трубку. Что на этот раз?

— Нужна встреча, это важно и срочно, — быстро проговорил я. — Это не телефонный разговор, но прошу поверить мне, крайне серьёзный.

— В общем, как всегда, — в голос добавились нотки иронии, — ясно. Давайте в шесть часов на том же месте. И не опаздывайте.

Я едва дождался вечера, благо секретарша и Иоширо ограждали меня от большинства мелких и простых вопросов. «Манящий причал» встретил меня всё теми же запахами азиатской кухни. Фудзивара уже сидел за столиком в углу, перед ним дымилась чашка с чёрной жижей, которую здесь смело называли кофе. Он не улыбался, его лицо было уставшим, но глаза, прищуренные, как у старого кота, были насторожены и остры.

Я коротко поприветствовал своего старого друга и сел напротив. Скрежет ножек стула по полу прозвучал оглушительно громко. Я не стал тянуть, подводя к разговору светскими любезностями. Достал телефон, нашёл нужную мне запись и положил гаджет на середину стола.

Фудзивара молча пододвинул смартфон к себе и поправил очки. Его толстые пальцы обхватили аппарат с неожиданной нежностью и он, наконец, включил запись.

Он не просто смотрел, а серьёзно изучал. Досмотрев до конца, нажал паузу и сделал медленный глоток своего горького варева, не отрывая взгляда от потухшего экрана. Тотчас же перемотал видео на начало и включил снова. И ещё раз. И ещё.

Он смотрел её в пятый раз, когда я не выдержал и отвернулся к окну, в котором птица упорно долбила клювом засохшую корку. Я следил за её безнадёжной борьбой, слушая шипение кофемашины и тихий щелчок повтора на телефоне у Фудзивары. Каждый щелчок был каплей, точащей камень моего терпения.

Наконец, раздался тихий, но чёткий звук блокировки экрана. Фудзивара аккуратно, как музейный экспонат, отодвинул телефон обратно ко мне. Потом откинулся на спинку своего стула, так, что дерево жалобно скрипнуло под его весом. Он снял очки, закрыл глаза и провёл рукой по лицу, будто стирая с него усталость. Он выглядел не потрясённым, а, скорее, слегка удивлённым.

Когда он наконец заговорил, его голос был тихим и почти что ласковым. И вот от этой напускной теплоты по спине побежали ледяные мурашки.

— Джун, — он произнёс моё имя впервые, пожалуй, за всё время нашего знакомства. — Ты вообще отдаёшь себе отчёт, что эта информация… она как обоюдоострый клинок? — Он открыл глаза, и в них не было ни капли дружелюбия, а только холодная проницательность. — Ты всерьёз думаешь, что старик Риота распахнёт объятия, когда какой-то чужак с улицы принесёт ему такую новость? Весть о том, что его родственник, его племянник, — он ударил костяшками пальцев по столу, — работает на кого-то со стороны? Кто ты для него, чтобы быть таким гонцом?

Я не стал оправдываться, а сразу перешёл в контратаку, холодную и точную, как ему и нравилось. Коротко, без эмоций, как отчитывался бы Кайто, я изложил факты. Инцидент с машиной, целенаправленный наезд. Моя паранойя, оказавшаяся инстинктом самосохранения, и, как следствие, контрнаблюдение как единственная логичная превентивная мера.

Фудзивара выслушал, не перебивая. Его лицо не дрогнуло. Он лишь медленно покачал головой, когда я закончил.

— Это не смягчит удар, — отрезал он, и в его голосе впервые прозвучало нечто похожее на раздражение. — Это его только усугубит. Слежка за членом семьи — для клана это не просто самооборона, это объявление войны. Ты, сам того не желая, уже вступил в игру, где ставки выше, чем твоя жизнь. Ты подписал себе приговор, просто начав за ним следить. Даже если ты прав на все сто. Особенно если ты прав.

Он сделал ещё один глоток своего отвратительного кофе, поморщился и продолжил молчать, вращая в толстых пальцах салфетку и скручивая её в тугой жгут.

— Прямой путь — смерть. Ты же не хочешь, чтобы тебя вывезли из его логова в чёрном мешке? — наконец выдохнул он, и в его голосе прорвалась неподдельная, старческая усталость.

Я не ответил сразу. Я позволил тишине повиснуть, и лишь потом медленно произнёс:

— Что, если я не пойду прямым путём? Что, если я приду к нему не как обвинитель, а как проситель?

Фудзивара замер. Руки прекратили крутить салфетку, и он уставился на меня, пытаясь разглядеть в моём лице признаки безумия.

— Я явлюсь к Риоте лично, — продолжал я, — Но не с обвинениями, а с подношением. В знак глубочайшего уважения. Я скажу