Порочные идеалы - Элвин Гамильтон

– Ты нарушаешь свою клятву. – Тео хотел встать и посмотреть брату в глаза. Увидеть в них измену. Понять, действительно ли для Аларика ничего не значили наставления отца и уроки Лиз. Он хотел узнать, когда брат променял клятву на гримов. Легко ли ему дался этот выбор. Ведь самого Тео внутренняя борьба чуть не разорвала на части.

Аларик помрачнел.

– Я не приносил никакой клятвы, Тео. Как и наш отец. Как и все остальные Риддеры со времен Хартвина, жившего тысячу лет назад. Но мы все равно продолжаем им служить. После смерти Верити я понял, что могу освободиться. Выбрать, за кого буду сражаться. А не следовать выбору, который давным-давно сделал за нас мертвый предок.

– Это не твои слова, – твердо сказал Тео. – Исенгрим промыл тебе мозги.

Аларик выпрямился.

– Я делаю это ради тебя, братик. Ради всех нас. – Он активировал чары иллюзии. Тео увидел улыбку на своем собственном лице, за которым, как под маской, скрылось лицо Аларика. – Нам предназначено быть волками, а не комнатными собачками.

Глава 70

Нора

Подол яркого золотисто-зеленого платья Грейс волочился по отполированному деревянному полу. Бенедикт, как обычно, шел за ней следом. В последнее время она все чаще и чаще от него ускользала. Но он ничего не мог с этим поделать – лишь защищать ее, когда она позволяла. По ночам он порой лежал без сна, терзаемый клятвой, которая требовала от него встать и вытащить Грейс из тени, притаившейся между яркими огнями ночного Вальштада.

Но в глубине души он понимал: это к лучшему. Настоящая опасность крылась в том, как сильно его к ней влекло. Как отчаянно он стремился защитить ее, и не только из-за клятвы.

Грейс впорхнула в кабинет матери и устроилась напротив. Мерси уже сидела за столом. Лиз, как обычно, стояла у нее за плечом. Она поймала взгляд Бенедикта, послав ему безмолвное предупреждение. Что-то было не так.

– Давай, мама, я слушаю. – Грейс встряхнула волосами, будто не замечая напряженной атмосферы. – Что такого я натворила, что ты не стала ждать конца празднований?

Сегодняшний бал знаменовал окончание Испытаний Веритас. Бенедикт три дня ждал на границе леса, мучаясь при мысли о том, что не может защитить Грейс. В некоторых поколениях поиски топора занимали несколько недель, в других – считаные часы. Наконец, когда заходящее солнце коснулось верхушек древних деревьев, Грейс и Верити бок о бок вышли из леса.

Волосы Верити, перед походом в лес заплетенные в длинную косу, теперь доходили ей до плеч, и их концы выглядели опаленными. Промокшая насквозь Грейс дрожала, ее руки покрывали следы когтей. Но она была жива. Бенедикта охватило облегчение – и другое чувство, о котором даже думать было опасно. Которое могло бы свести его с ума.

Ненадолго воцарилась тишина. Толпа смотрела на двух сестер, затаив дыхание. Потом, широко улыбнувшись, Верити подняла над головой топор.

Она победила в испытаниях. Все собравшиеся захлопали и принялись ее поздравлять. А Грейс обняла сестру. Победительницу этой долгой гонки, унесшей жизни стольких людей, включая их брата.

Бенедикт снял куртку и накинул на плечи Грейс. Он ожидал увидеть ее страшно разочарованной, но Грейс улыбалась не менее широко. Это была искренняя улыбка – от уха до уха, которую она никогда не показывала фотографам, опасаясь, что лицо будет выглядеть слишком широким.

Вечером, когда Хольцфалли собрались, чтобы отметить избрание новой Наследницы, газетные киоски уже пестрели фотографиями двух сияющих сестер. Некоторые заявляли, что Грейс лишь прячет зависть под маской. Пейшенс Хольцфалль, их младшей сестре, никак не удавалось скрыть собственную злость.

Но Бенедикт знал Грейс. Он видел, что она радуется вполне искренне, хоть и не понимал почему. Время от времени она говорила о том, чтобы покинуть семью, начать новую жизнь где-то в горах или в другом городе. Но это были лишь слова. Из семьи Хольцфалль невозможно сбежать. Как и из семьи Риддер.

– Ты, похоже, чудесно проводишь время, растратив все, что я так старалась в тебя вложить. – Мерси будто озвучила мысли Бенедикта, барабаня пальцами по столу. Она была одета в зеленый, фамильный цвет Хольцфаллей. Из высокой прически выбивалось несколько светлых прядей.

– Я читала, что от нахмуренных бровей появляются морщинки. Если хочешь поговорить с кем-то недовольным, позови Пейшенс. Она так скукожилась от обиды, что завтра будет похожа на чернослив.

Мерси Хольцфалль не рассмеялась. И не стала дальше тратить время на пустые разговоры. Она достала из ящика стола стопку фотографий и бросила одну из них перед Грейс.

Бенедикт только мельком увидел фото и тут же понял, что оно предназначено не для его глаз. На снимке была видна обнаженная кожа и светлые волосы, разметавшиеся по подушке. Он торопливо отвел взгляд, чувствуя, как шею заливает краска. Фотографии одна за другой ложились на стол в полной тишине.

Смотреть на них было бы неуважительно по отношению к Грейс. Но краем глаза Бенедикт видел Мерси, наблюдавшую за тем, как беззаботность исчезает с лица ее дочери.

– Где ты их взяла? – спросила Грейс так тихо, что Бенедикт едва ее услышал. Потом, взяв себя в руки, она продолжила: – Кто бы тебе их ни притащил, мама, знай: я просто забавлялась с приятелем. Не волнуйся, я не планирую посещать заведения…

Мерси сложила фотографии в аккуратную стопку.

– Твой так называемый приятель, с которым ты «забавлялась», явился ко мне, пока ты была в лесу. Он выставил мне ультиматум: либо я плачу ему три миллиона заубов, либо «Вестник Вальштада» публикует эти снимки на первой полосе.

– Он бы так не поступил. – Грейс очень старалась говорить небрежно, расслабленно. Излучать уверенность в себе. Но у нее не получалось.

– Те, кого ты любишь, порой подкидывают неприятные сюрпризы, – сказала Мерси Хольцфалль, охваченная холодным гневом. – Например, до вчерашнего дня я не думала, что моя дочь, заполучившая кольцо Веритас в испытании интеллекта, окажется настолько глупа, чтобы позволить какому-то журналисту обвести себя вокруг пальца! – Хольцфаллей с раннего детства учили показывать прессе только то, что они хотели показать всему миру. Лицо Грейс раскраснелось, в глазах заблестели слезы. – Не беспокойся, я позаботилась о последствиях твоей глупости. Он, как выяснилось, мечтал стать иностранным корреспондентом своей газеты. Мы договорились на три миллиона и билет из Вальштада в один конец. Его корабль отплыл сегодня утром, так что не думай о том, чтобы отправиться на поиски.

Грейс вздрогнула – очевидно, именно об этом она и думала.

– А теперь… – Гнев Мерси развеялся, и ее лицо вновь стало непроницаемым. – Пора возвращаться на праздник. Пусть этот случай послужит тебе уроком: не оставляй доказательств. Особенно после того, как меня не станет. Верити не так хитра, как мы, и не сможет тебя покрывать. Потому я и хотела, чтобы Наследницей стала ты. Но хульдрекалл и вправду всеведущ. Он знал, что ты недостойна.

Мерси встала и прошла мимо дочери. Но Грейс вдруг схватила ее за руку.

– Мама, – тихо сказала она. – Мне… – Слезы подступили к горлу. Девушка, давно успевшая повзрослеть, вдруг поняла, что нуждается в матери. Бенедикт никогда не видел Грейс такой отчаявшейся. Она положила руку на живот. – Мне нужна твоя помощь.

Воспоминание оборвалось.

Нора рывком перенеслась на семнадцать лет вперед и оказалась на том же самом месте, где сидела Грейс, когда земля ушла у нее из-под ног.

Ее мысли разбежались в разные стороны.

Лотти не была дочерью Бенедикта или какого-то другого рыцаря. Потому ее кровь и не разрушила узы клятвы. Ее отец был обычным человеком – журналистом, – который обманул и использовал ее семью ради денег. В мыслях Норы эхом прозвучали собственные слова: «Аугуст бы так не поступил». Как сказала в воспоминании тетя Грейс.

Но… Кровные узы.

«Ребенок О». Если это была не Оттолина, значит, где-то скрывался другой отпрыск Хольцфаллей и Риддеров? Тот, кто