Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

пришел в момент, когда, аккомпанируя себе на акустических гитарах, девчули пели довольно залихватскую песню про инициацию — причем, как несложно догадаться, имелась в виду не только магическая, но и несколько иного рода. Там же продвигалась идея, что парни в классе, конечно, встречаются подходящие, но вот учитель — это ого-го, особенно, если он рыж и бородат. Как я понимаю, если песня «основана на реальных событиях», какому-нибудь рыжему бородатому учителю может прилично нагореть — и на работе, и дома.

Потом вышел целый квартет снага. Одетые в широкие штаны с кучей карманов, майки-алкоголички и кепки самого пролетарского вида, зеленые внезапно выдали очень качественные блюзы — и, что удивительно и ценно, почти без мата.

Я вламывал на Васюгане всё бабье лето,

Там жарче, чем, если на складе сгорают палеты.

А дома жена всё пропила, и дети едва ли в штанах —

От с-ка, нах!

Звучало убедительно, жизненно, весомо. Назывались они «Гвозди».

Гвоздей сменил тонкий хрупкий мальчик с гитарой и автоаранжировщиком, под целый невидимый оркестр он дрожащим голосом пел о детских травмах и о том, как ему фигово живется в этой страшной жизни, и хочется помереть. Успеха он почти не сыскал, хотя, я видел, некоторым девочкам понравилось.

А дальше вышел Тиль Бернес. Я уже не раз слышал это имя, и предполагал, что это местный кумир — и не ошибся. Фестивальная поляна взревела, едва он вышел на сцену. Он и музыкой, и публикой владел, конечно, виртуозно, и тяжелые риффы его группы срывали с места всех.

Мне самому едва крышу не снесло, когда я внезапно услышал знакомую с детства песню «Любимый город» — и тут в голове щёлкнуло, и я понял, почему он Бернес. Поговорить с ним? Обсудить житуху попаданческую? А зачем? Я уже давно не с Земли. Я — некромант княжич Фёдор Ромодановский, и это куда круче, чем жрать проклятую гречку и разговаривать с пескарями.

Как раз после «Любимого города», Тиль дождался, пока в зале хоть чуть стихнет, и, хитро прищурившись, огляделся.

— А что, ребята, — спросил он в микрофон, — из Орды есть тут кто-нибудь?

— Яаааать! — радостно взвыли гоблины в задних рядах публики. — Ор-да! Ор-да! Лок-тар-огар! Лок-тар-огар!!! — даже совершенно земского вида юноши и девчонки подхватили знаменитый клич, и вот его уже скандировали все, включая стайку невесть как затесавшися сюда эльфов и пару киборгов.

— Ну, привет, Орда, — ухмыльнулся Бернес. — Держите, ребята, это — вам. — И ударил по струнам.

Лок-тар Огар! Орда, держи удар —

Вокруг любимый наш кошмар!

Настал заветный час —

Все духи ада против нас!

Такой занятный нам придумали режим:

Где лезет Хтонь наверх — там крепко мы стоим!

Лок-тар Огар! Там крепко мы стоим!

И в Бездну Хтонь! Ложится меч в ладонь,

Весь мир — железо и огонь!

Очистим Твердь от зла,

И запчастей напилим без числа!

У нас есть правило одно, с ним проще жить:

Мы крокодили, крокодим и будем крокодить!

Лок-тар Огар! Мы будем крокодить!

— Орда оценила! В ближайший час скидка на шаурму и кофе — отдаем за полцены! Бернесу и его ребятам — бесплатно пожизненно, так-то! — перекрывая рев толпы, прогудел над поляной чей-то зычный голос.

А на сцену поднимались уже другие музыканты. Потом ещё, и ещё, а тут и наша очередь подошла.

Странное дело: весь день я оставался совершенно спокоен, собран, — а стоило выйти на сцену — и затрясло.

— Представляем наших дебютантов! Выступают Фёдор Трубадур и группа «Последний выдох!» — провозгласила девушка-ведущая и, ободряюще подмигнув мне, ушла.

Трясло немилосердно, но надо было срочно начинать. Я представил себе, что на поляне никого нет, одна Наташа, и пою я только ей. Полегчало. Начали!

…А вот и август. Звёзды вниз

Проворней птиц слетают стаями,

Стекают каплями,

Суета, суматоха — только держись!

Это Бог

В назначенный собою срок

Швыряется звёздами —

Да ну, не будь так серьезна!

Сны.

На светлой стороне Луны

Их гномы выпекать должны

Для тех, кто как ты, ночами не спит,

На звёздное небо устало глядит.

Сны…

Давай-ка ты спи! [2]

_____________________________

[2] Реальная песня автора.

Судя по рёву, стоящей на поляне в одиночестве Наташе наша лирика зашла. Ну-ка проверим, как ей «Маленький склеп» понравится.

В отличие от меня, остальная банда чувствовала себя уверенно — видать, опытные лабухи, не впервой. Осёл с Петухом безупречно держали ритм, а осуществивший мечту стать собакой Борис (можно Боб, за глаза — Бобик) почти безошибочно басил. Юля отрывалась на всю катушку: ходила по сцене туда-сюда, хлестала хвостом, подходила к краю сцены, провокационно ставя ногу на монитор, отчего юбка задиралась свыше всяких приличий.

* * *

— Нет, ты только посмотри! Да у неё же грудь больше, чем у меня! И смотрит на него всё время! Да где он это страшилище откопал⁈ — бушевала Наташа, вместе с подругой смотревшая трансляцию фестиваля в сети.

— А он на нее вообще не смотрит, — заметила Надежда. — Он неотрывно смотрит на тебя, через камеру.

— И всё равно, вон, глянь, как стоит! И, спорю на что угодно, трусиков на ней нет!

— Там шерсти столько… — смеясь, махнула рукой Надя. — А ты у нас ревнивица, оказывается! Чего только о людях не узнаешь!

Впрочем, Фёдор, который и не подозревал, какие кары в эту секунду измышляла на его голову не на шутку разошедшаяся Наташа, поспешил реабилитироваться.

— А завершим мы выступление на лирической ноте. Наташа, любимая! Слушай! И запел сводящим с ума густым баритоном:

Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена…

— Федя, Феденька, — залилась Наташа слезами. — Прости, любимый…

* * *

Мы зажгли. Зажгли! Поляна хлопала, свистела и ревела, почти как Бернесу! Это успех! Мандраж прошёл, накатила эйфория, и в состоянии восторженной невесомости, помахав публике, я сошёл со сцены.

— Федя, ты крутой! — бросилась кошка Юля мне на шею.

— Нет, Юль, Мы крутые! А, главное — вы! Так что давайте, дерзайте дальше сами. Голос у тебя хороший, если что, обращайся, еще песен напишу.

— Да как тебя найти-то?

— Очень просто, через «Пульс». Фёдор Ромодановский, я там один такой.

— Ромодановский⁈ Ты что, аристократ⁈

— Есть такое дело. Но жить не мешает…

— Мамочки родные… Это ты так развлекаешься, да?

— Нет. Всё по-честному. Просто у меня была давняя мечта.