Карп в сухой колее. Том 1 - Софья Ленская

в мышцы и местами даже размозжая их. Светлая ци, заключенная в звеньях, ранила и обжигала демоническую сущность хули-цзин. Они прожигали плоть — особенно заметно на ребрах, где кожа и мышцы успели сползти так, что обнажилась белизна кости.

Зрелище было отвратительным и мерзким. Жестокость расправы, свершившейся над Ху Иньлин, поражала, но Юн Шэнь все равно не мог отвести взгляда. Не то чтобы он ее жалел. Демоны не заслуживают жалости, тем более такие, как она. Эта хули-цзин вместе с Чэнь Ляомин загубили множество невинных жизней, да и сама лисья демоница наверняка не гнушалась поеданием людей. Но сейчас, в облике юной девы, она выглядела беззащитно. Ей не удавалось исцелиться — силы наверняка были запечатаны, — и, должно быть, сейчас она испытывала неимоверную боль.

Чем дольше Юн Шэнь смотрел на пленницу, тем сильнее в его груди что-то пронзительно сжималось. Подол изорванной юбки прикрывал ноги, но по состоянию остального тела нетрудно было догадаться, что и от них едва ли что-то осталось. Ступня, видневшаяся из-под куска пропитанной кровью ткани, вывернулась под неестественным углом.

Юн Шэнь шагнул вперед.

— Не советую подходить ближе, — тихо сказал Цао Сяошэ, схватив Юн Шэня за край рукава и легонько потянув на себя.

Юн Шэнь растерянно обернулся к нему и все же отступил на шаг. Цао Сяошэ кивнул на пол, и тогда Юн Шэнь заметил, что, сам того не ведая, переступил внутренний контур печати Неба и Земли.

Да, это и правда лишнее.

— Непохоже, что она в сознании, — протянул Юн Шэнь, вновь поворачиваясь к безмолвной Ху Иньлин.

Ее действительно пытали с особым остервенением. Удивительно, как она не пожелала прекратить это, просто выдав нужную информацию, — до сих пор выбить из нее хоть слово не получалось, если верить Си Ину.

Юн Шэнь был убежден в переменчивости демонической натуры, особенно лисьей. Сохранить свою шкуру для них было дороже всякой преданности. Демоны неспособны на сострадание, жалость, верность. Они неспособны любить. Рожденные из мрака, они были воплощением всего самого темного, что только нашлось бы в трех мирах. Ху Иньлин была по странному и совершенно точно невозможному стечению обстоятельств предана своей хозяйке. До безумия предана.

Юн Шэнь пригляделся: помимо мерцания цепей, он смутно видел что-то еще. Едва заметные контуры чар, словно мираж, проступали поверх решетки. Он разглядывал их, пытаясь сложить в единую картину, пока наконец не понял, что это нематериальный амулет — мантра Сердечных оков, запечатывающая пять чувств. С ней Ху Иньлин вряд ли сможет сказать хоть слово или даже увидеть, кто же к ней пожаловал. Может, поэтому она настолько отрешена?

Юн Шэнь призадумался, что же можно сделать с этим амулетом. Он сжал Цюаньи в руках, и меч уже привычно откликнулся теплом.

В этот же момент ему в голову пришла, может быть, не лучшая, но действенная идея. Он двинулся вперед, ближе к решетке. Цао Сяошэ попытался его остановить, по-прежнему оставаясь за внешним контуром выбитой на полу печати.

— Господин Хэ, не стоит...

Юн Шэнь оборвал его одной-единственной фразой:

— Не мешай.

Он приблизился так, что стоял в шаге от клетки. Поглядев еще на хули-цзин, которая из-за своей неподвижности больше походила на статую, он опустил взгляд на Цюаньи.

Кажется, Сюэ Чжу говорил с мечом, но как? Явно не вслух. Для Юн Шэня было ново общаться с оружием, а не отдавать приказы, которые и приказами-то не были — просто бесформенная мысль, отражавшая его волю, — и его копье, Тяньлуань, безропотно считывало любое намерение. Здесь же...

С помощью Цюаньи Юн Шэнь хотел порвать нематериальный контур амулета.

Это он и сказал, вернее, подумал, а потом дернул Цюаньи из ножен. Странно, но меч не поддался и вдруг охладел, хотя всего мгновение назад Юн Шэнь чувствовал исходящее от него тепло! Неужели он... не хотел? Конечно, в этом теле Юн Шэнь был слаб, и не положено ему сражаться с клинком, но дух меча знал его! Почему же теперь отказывается?

Он попробовал еще раз, придав в мыслях голосу строгую твердость, с какой говорил в своей бессмертной жизни. На этот раз меч поддался, но словно нехотя. Он казался очень тяжелым. Ножны пришлось бросить на пол и схватиться двумя руками, чтобы хоть как-то удержать клинок.

С трудом он взмахнул им, направляя в сторону контура амулета, который был особенно виден. Цюаньи рассек его, не встречая преграды. Едва мерцавшие символы, складывавшиеся в мантру, медленно затухли.

— Ху Иньлин, — позвал Юн Шэнь громко. Его голос отдался гулким эхом по всему залу.

Вмиг стало ощутимо холоднее. Юн Шэнь вздрогнул от накатившей прохлады и дернул плечом, опуская меч. Демоница все так же не двигалась. Он подошел ближе, почти вплотную к перекладинам клетки.

— Немедленно отойдите от нее, — уже с нажимом сказал Цао Сяошэ и сам сделал шаг вперед за контур, чтобы попытаться оттащить Юн Шэня подальше, но произошло неожиданное.

Стоило Юн Шэню коснуться перекладин, как Ху Иньлин пришла в движение. Она резко подняла голову и уставилась на Юн Шэня единственным глазом. Он горел желтым потусторонним огнем, холодным, как ветер загробного мира. Она чуть склонила голову. Взлохмаченные волосы съехали в сторону, полностью открывая лицо.

В Павильоне ароматов, вернее, в иллюзии Юн Шэнь ударил Ху Иньлин призванной Небесной печатью — тогда это нанесло ей сильный вред, ранив душу. Но Юн Шэнь никак не ожидал, что его атака повредит и ее внешности. На груди, куда пришелся удар, расползался уже засохший уродливый ожог, идущий вверх и захватывавший половину лица, в том числе глаз — на его месте теперь была пустая выжженная глазница. Ни о какой былой красоте Ху Иньлин не могло идти речи. А ведь если бы Юн Шэнь нанес второй удар, задействовав печать, он наверняка смог бы убить ее...

— Ты!.. — пророкотала она.

Глаз ее сверкал яростью и злобой, вся она была обращена к одному человеку. Казалось, для Ху Иньлин Юн Шэнь стал сосредоточением всего жестокого мира, который обрек ее на нынешнее жалкое положение. Ее руки задрожали, а крюки сильнее вонзились в запястья. Ху Иньлин зашевелилась и оскалилась, издавая тихий рык. Темная энергия клубилась вокруг нее, казалось, собравшись из всех темных углов. Постепенно она приобрела форму туманных лисьих хвостов — один за другим все девять возникли за ее спиной. Они извивались в клубах чернильно-черной дымки и разом ударили по решетке.

Цао Сяошэ ухватил Юн Шэня за руку и рванул на себя, успев закрыть от удара. Правда, в итоге атака демонической ци пришлась прямо по нему. Юн Шэнь выронил Цюаньи, и тот со звоном упал на каменный пол.

Цао Сяошэ громко втянул воздух и, кажется, тихо выругался. Он так крепко прижимал Юн Шэня к себе, что тот и головы повернуть не мог. Он не видел, как беснуется Ху Иньлин в клетке, его взору была доступна лишь часть лица Цао Сяошэ — у того из уголка губ стекала струйка крови. Юн Шэнь попытался выпутаться из вынужденных объятий, но Цао Сяошэ не дал, настойчиво прижимая еще сильнее и оттаскивая его за внешний контур, который вспыхнул тусклым светом.

И все же Юн Шэню удалось заглянуть за чужое плечо и увидеть, что там творится. Это была лишь малая часть прежней силы Ху Иньлин. Ее хвосты стали бледны и прозрачны, сотканные из темной ци, больше походящей на призрачный мираж. Но даже так решетки громко зазвенели от удара. Печать, выбитая на полу, разгоралась все сильнее, и темная энергия вокруг лисицы развеивалась, хвосты исчезали. Ху Иньлин зарычала громче, концентрируя темную ци, и вновь взмахнула хвостами, норовя нанести удар уже не девятью, а шестью оставшимися. Темная энергия ударила вновь, и этот удар оказался мощнее, возможно из-за сгущения ци. Раздался грохот. Вся темница задрожала.

Цао Сяошэ, так и не отпуская Юн Шэня, дрожащей и странно окровавленной рукой дотянулся до одной из цепей и потянул за нее. От легкого движения цепь загорелась ослепительным светом, а за ней вспыхнули другие. Высвободившаяся светлая ци заставила все пространство трепетать. Раздался