Карп в сухой колее. Том 1 - Софья Ленская

Взгляд ее вновь потерял четкость, он становился пространным, словно демоница тонула в пучине воспоминаний, которые причиняли ей немало боли. Ху Иньлин шумно вздохнула, на миг сильно зажмурившись. Она широко распахнула единственный глаз. Взгляд ее остался затуманенным.

— Я передала записи о технике обмена энергиями Хэ Циюю, — она с трудом ворочала языком, будто через силу. — В день шествия от него требовалось правильно выполнить небольшой ритуал, а после передать перо Луани, полное цзин, мне. Таков был наш уговор. Но, как видно, силенок не хватило, а потом ублюдок сбежал, — перешла она на свирепое шипение. — Это был провал. Госпожа при смерти. О дальнейшей помощи Благодетеля не могло идти и речи.

Юн Шэнь лишь мрачно усмехнулся. Его предположения оправдались.

— В день шествия... — тихо протянул он, медленно повторяя чужую фразу.

В день шествия Хэ Циюй был уже неделю как мертв.

С кем бы ни переговаривалась Ху Иньлин, это не мог быть он.

Юн Шэнь вспомнил первые дни после своего попадания в это тело. Казалось, он застрял в нем уже на целую вечность, но на деле минуло не так много дней. Сначала все казалось странным. Ненастоящим. Глупым наваждением, хитрой демонической ловушкой, но теперь... Ох, теперь все зашло слишком далеко.

Он сунул шкатулку в руки Цао Сяошэ, даже не оборачиваясь на него, а сам достал припрятанные в скрытом кармане записи из тайника. Он раскрыл растрепанную тетрадь на первой попавшейся странице. Вся она была испещрена криво выведенными иероглифами, которые можно было с трудом опознать. Почерк Хэ Циюя и правда выглядел кошмарно. Как можно было так небрежно относиться к каллиграфии? Поразительно для господина из знатной семьи. Хотя, может, Хэ Циюй был слаб не только телом, но и умом.

Юн Шэнь показал записи Ху Иньлин.

— Присмотрись, — велел он. — Такой почерк был у Хэ Циюя, с которым ты общалась?

Ху Иньлин вновь чуть потянулась вперед, силясь разглядеть записи. От этого легкого движения цепи, казалось, затянулись на ее израненной шее, сильнее впиваясь в плоть. Ее взгляд быстро пробежался по не слишком стройному ряду кривых символов, и в нем сразу же мелькнуло узнавание. Она пренебрежительно скривила губы.

— Нет, это... мой почерк. Мои записи. Те, что я передала ублюдку, — слабо проскрежетала она.

Юн Шэнь поразился и развернул тетрадь к себе. Из хлипкого переплета едва не выпала пара листов. Цао Сяошэ придвинулся ближе, почти вплотную, и заглянул в записи.

— Ах, это же нюй-шу[63]! — с неуместным весельем подметил он и провел пальцем по вытянутым символам, точно они были нацарапаны когтем, а не выведены кистью. — Как давно мне не встречалось такое письмо...

Юн Шэнь вгляделся в символы. Они и правда отличались от привычных иероглифов и даже не были похожи на скорописные цаошу[64]. Вытянутые, местами тонкие, местами утолщенные линии, точки... Даже если Юн Шэнь старался, то не мог прочесть ни одного. А вот Цао Сяошэ, похоже, таких проблем не испытывал. Его взгляд быстро бегал по строкам.

— Женская тайнопись. Не так уж много мужчин ее знают, — пояснил Цао Сяошэ, заметив чужое замешательство.

«Но тебе-то все известно», — недовольно подумал Юн Шэнь и одним движением захлопнул тетрадь. Свои мысли он так и не озвучил: не время было для очередной перепалки с этим плутом. Юн Шэнь вдруг ощутил, как разболелась голова. Тетрадь он спрятал назад в скрытый карман.

— На кону стояла жизнь моей госпожи. Меня не волновало ничего больше.

Слова слабо сорвались с ее губ, сказанные почти шепотом. Ху Иньлин говорила сама с собой. Ее взгляд затуманился. На мгновение она замолчала, а потом вдруг всхлипнула.

— Госпожа... — тихо протянула она. Речь ее сменилась сбивчивым бормотанием, где повторялось все одно: — Госпожа погибала... Госпожа погибала...

Ху Иньлин была не в себе.

Мысли в голове Юн Шэня вились назойливым мерзким роем мух, никак не желавших оставить в покое. Трепетание мириад маленьких крыльев чудилось будто наяву. Оно было хаотичным и сумбурным, спутывало все больше, сбивало.

Чего-то не хватало. Точнее, кого-то.

Кто подложил Хэ Циюю в тайник украденную шкатулку с пером Луани и записи с техникой обмена энергиями? Кто воспользовался именем Хэ Циюя и от его лица регулярно оставлял большие суммы в Павильоне ароматов? Кто был связан с таинственным Благодетелем?

Все сказанное демоницей по большому счету было бессмысленным без одной детали.

— Так кто такой Благодетель? — спросил Юн Шэнь, вторя крутящемуся в голове вопросу.

Ху Иньлин не отвечала, словно не услышала. В этот раз она и правда не обращала на Юн Шэня внимания. Погруженная в свои мысли, она только и могла, что бессвязно бормотать. Ее ропот одновременно казался Юн Шэню и тихим, как шелест листьев на ветру, и болезненно громким, как грохочущий среди тяжелых грозовых туч гром.

Он схватился за голову и сжал зубы до боли, шумно выдохнув. Голова и правда разболелась слишком сильно. В Юн Шэне мигом поднялось острое возмущение. Он ведь так близок! Не для этого все затевалось!

— Ху Иньлин! — громко позвал он, надеясь, что от оклика та придет в чувство.

Демоница мотнула головой из стороны в сторону и лишь болезненно всхлипнула, прерывая поток бессмыслицы всего на миг, чтобы после тихо заскулить. Нет, она не приходила в себя. Что же... что же он мог сделать, чтобы получить ответ на такой важный вопрос?

Взгляд Юн Шэня метнулся к свисающим чуть поодаль цепям. Если дернуть, но не так сильно, чтобы не переломать ей ненароком шею... Может, немного боли поможет добиться цели?

— Не глупите, господин Хэ, — раздалось совсем близко.

Наваждение спало, и Юн Шэнь вздрогнул, когда почувствовал чужое теплое дыхание у уха. Он моргнул. По спине пробежали мурашки, и стало несколько неуютно. Он ощутил, как чужая рука легла ему на плечо, а затем скользнула на шею. Пальцы Цао Сяошэ показались обжигающе горячими, а собственная кожа, напротив, словно бы замерзла, точно льдистая корка на озере.

Цао Сяошэ потянул Юн Шэня ближе к себе, медленно отводя от клетки Ху Иньлин. Касание было неприятным, так и хотелось от него отмахнуться, сбросить, но все тело сковало напряжением. Юн Шэнь одеревенело следовал за ним и чем больше шагов назад делал, тем легче становилось дышать. Как будто он выплывал из болотной топи, давившей со всех сторон.

Едва Юн Шэнь смог облегченно выдохнуть, как сразу же повернулся к Цао Сяошэ. Несмотря на помятый вид, тот уже вернул на лицо типичную, ничего не выражавшую полуулыбку.

— Вы пустой сосуд, но не думайте, что темная ци не будет влиять на вас. После вашего отравления Лан Ду, да и всего, что случилось, все равно не стоит находиться так близко к... — он кивнул на Ху Иньлин и словно бы нехотя убрал руки с чужой шеи, — подобному. Вы уже не неуязвимы, как прежде.

Юн Шэнь потер переносицу и зажмурился от того, как боль пульсировала в его голове. Это не отрезвляло, а лишь больше выбивало из колеи.

— Благодетель, — пробормотал Юн Шэнь себе под нос и еще раз вздохнул. — Она явно знает, кто это, она его видела. Нельзя уходить отсюда, пока не узнаем о нем.

— Боюсь, больше она ничего не сможет сказать, — протянул Цао Сяошэ.

Юн Шэнь взглянул на Ху Иньлин. Та и правда впала в беспамятство, безвольно повиснув на цепях, замерла подобно статуе, и лишь ее губы едва заметно беззвучно шевелились, повторяя одни и те же фразы.

Юн Шэнь проследил за движением и считал их.

«Госпожа, я так виновата».

«Простите меня».

«Я так виновата».

— Ее душа была повреждена, а весть о том, что ее дорогая госпожа растерзана, разбила ее окончательно. Сейчас она только и может, что бередить воспоминания, винить себя и сожалеть.

— Какая глупая преданность.

— Это любовь.

— Бессмысленная слабость, — хмыкнул Юн Шэнь. Он был крайне недоволен: ему не удалось выяснить самое важное из первых уст, что привело ее к такому жалкому концу. Да и демоны неспособны на такие