Тайны мертвого ректора. Дилогия - Виктор Фламмер (Дашкевич)

«Владимир… – сказал он, когда после первой болезни они впервые вышли на прогулку. Шел дождь, Владимир придерживал хозяина под руку, и они не спеша прошлись вдоль Невского. – Ты должен понимать, что это только начало. Сейчас я встал на ноги, но после следующего удара, скорее всего, я уже не оправлюсь. И добро будет, если сразу помру. А если нет – отвезут меня в богадельню. Я тебе рассказывал, что это за место. Не отдавай меня. Лучше сожри, и дело с концом».

«А как же ваша божья искра? Она не исчезнет?» – заволновался Владимир. А хозяин остановился, сжал его руку и, глядя в глаза, проговорил, печально улыбаясь: «Душа человека бессмертна, чертяка. И я буду присматривать за тобой с небес. Так что не балуй. И сам реши, чего ты хочешь. Захочешь служить – возвращайся на службу. Не захочешь – уходи. Где деньги лежат – знаешь. Будешь служить – служи верно, а если решишь уйти – тогда живи тихо и незаметно. И о Лешем в любом случае позаботься, если он до того не околеет. Не хочу его на бойню».

Владимир отступил назад.

Никакому иному колдуну он больше служить не хотел. Не будет у него другого хозяина. Даже от одной мысли о таком предательстве зубы сводило.

Но виду не подал.

– Слушаюсь, – вложив в голос смирение и покорность, проговорил он, – разрешите мне попрощаться с хозяином.

– Обязательно разрешу, ну-ка, давай-ка выйдем, – приказал своему черту колдун. Он явно был доволен, что проблему удалось решить так легко. Иннокентий посмотрел долгим взглядом, но возражать хозяину не посмел. Заподозрил? Впрочем, неважно. Дверь закрылась, и Владимир с хозяином снова остались наедине.

Владимир вернулся в комнату. Он не знал, слышал ли хозяин разговор, но почувствовал, что тот понял, зачем Владимир вернулся. И прикрыл глаза, слегка пошевелив пальцами.

Владимир подошел, медленно опустился на колени и уткнулся лбом в колени хозяина. И почувствовал, как на его голову опустилась рука и непослушные пальцы стали привычно, но так неловко перебирать его волосы. На секунду исчезли все запахи, звуки, цвета. А потом Владимир резко выпрямился и высвободил демонический облик.

Перед глазами появился и застыл кадр: мальчишка, широко раскрыв испуганные глаза, тянет руки к здоровенной щепке, торчащей из его горла.

И тут же этот кадр снесло, смыло нахлынувшим потоком чужих воспоминаний.

«Батюшка, почему мы здесь? Это же совсем не наша бабушка…»

«Я клянусь никогда не склоняться ко злу и верно служить… наставница Диана, почему “козлу”? Ах, нет, не надо за розгами, я все понял! Выучу! …Служить Господу нашему, его величеству Государю императору…»

«Так и думаешь тут подохнуть, запертый в колодки, на цепи и с распухшей от серебра шеей?»

«А что, Владимир, пойдешь ко мне на службу?»

«Ну что, детвора, кто еще хочет потрогать черта?»

«В людях, Владимир, есть такая штука, божья искра».

«…о Лешем… не хочу его на бойню».

Где-то далеко-далеко раздался треск ломаемой двери. Но это уже не имело никакого значения. Бесконечное счастье затопило Владимира целиком, он наконец-то всем телом, всей сутью своей ощутил единение. Сила будто бы распирала его изнутри и требовала какого-то выхода, туманила разум. Он медленно осмотрелся: обрывки ленты и рукав от халата валялись на обломках когда-то любимого хозяином кресла. Вот тут он сидел, когда читал «Ежемесячные сочинения» и пил чай с заботливо испеченными Владимиром оладьями. Тут же он коротал вечера с рюмочкой наливки и рассказывал Владимиру такие потрясающие тайны бытия, что черт, сидя на полу у его ног со своей миской в руках и с кусочком селедки, старательно нанизанном на вилку, мог только восторженно внимать, раскрыв рот. И тут же он, Владимир, кормил хозяина с ложечки, а потом учил ее держать и радовался как ребенок, когда такая твердая и уверенная прежде рука с трудом сумела сжать ее деревянный черенок.

Чувство одиночества, страшной невосполнимой потери внезапно навалилось на Владимира, как старый тяжелый пыльный тулуп, накрыв с головой. Свет померк. И спустя миг его захлестнула жгучая ярость. И чтобы не разнести все, что осталось от его рухнувшего мира, Владимир, на ходу меняя форму на боевую, вылетел в окно, напрочь сшибив раму вместе со стеклом.

И там, снаружи, его уже ждал лебедь. Открыв клюв, полный огромных острых зубов, лебедь зашипел, и Владимир услышал в голове:

– Я не хочу тебя убивать. Сдайся. И служи дальше.

Служить? Кому? Эта болью разрывающая грудь свобода, эта сила – последний подарок его хозяина. Никто не заставит его отказаться от этого подарка. Ярость, уже почти хлеставшая из него, наконец-то обрела цель. И, взревев так, что в окнах окрестных домов задрожали стекла, Владимир кинулся на противника.

И тот, неожиданно получив мощный удар лапой в грудь, отлетел в сторону. Владимир ринулся за ним, крылом сшибая трубу с невысокой крыши, и тут же заметил, как противник набирает высоту. Зачем? Убегает? Нет, конечно же нет. Иннокентий хочет увести бой повыше, чтобы не причинять разрушений городским домам.

…И он уверен, что опьяненный силой и яростью Владимир рванется за ним. И он почти уже сделал это… почти.

Потом Владимир, к удивлению своему, не мог вспомнить точно, что же отрезвило его. То, что он понял маневр Иннокентия? Или что-то другое. Но в тот момент он точно слышал, как ему привычно отдает команды знакомый уверенный голос. И, повинуясь ему, Владимир снизился и едва протиснулся между крыш в узкий переулок, а затем помчался по нему, почти касаясь крыльями ставен. И когда оказался в узком дворе-колодце – развернулся, встречая врага.

Атаковать на расстоянии он не мог – перед ним было Зеркало. К тому же Иннокентий намного сильнее. Но сейчас мощь Владимира многократно возросла: его хозяин был сильным, очень сильным колдуном и его кровь струилась по венам, заставляя сердце взрываться от переполняющей его энергии. Поэтому – только прямые грубые атаки, пока Владимир еще может, пока он сильнее противника. Заревев и всем своим видом изображая неконтролируемую ярость загнанного в угол зверя, Владимир ринулся на Иннокентия и вцепился ему в крыло. Тот в ответ полоснул зубами по горлу, но серьезно повредить не успел – Владимир выпустил его крыло и, увернувшись от острых зубов, поднялся чуть выше и снова атаковал, на этот раз ударом клюва в грудь.

Иннокентий уклонился, но с трудом. Значит, Владимир не ошибся: у противника четкий приказ не причинять разрушений. И это шанс. Если Владимир не сможет им воспользоваться – значит, все, что вложил в него хозяин, пропадет зря.

Почти распластавшись по стене дома, Владимир увернулся от следующей атаки, молниеносно развернулся и ударил клювом лебедя в затылок, швырнув его в противоположную стену.

Зазвенели, разлетаясь, стекла. Пытаясь выполнить приказ, Иннокентий, уходя от следующего удара, опустился ниже, и тут же Владимир спикировал сверху, впечатывая его в мостовую. И принялся рвать когтями и клыками.

Вверх взлетели камни – это Иннокентий, вывернувшись, ударил в грудь, на этот раз выдирая кусок плоти.

Владимир взвыл и, сделав вид, что пытается уклониться, взмыл вверх и наконец увидел то, что искал. Открытую форточку квартиры на втором этаже.

В отличие от Иннокентия, он отлично знал свой район, изучил и сами дома, и находящиеся в них квартиры. Более того – именно в этом доме они с хозяином когда-то присматривали себе комнаты.

То, что нужно.

Обратившись вороной, Владимир мгновенно влетел в форточку и, скрывшись за занавеской, приземлился на пол кошкой.

Окна квартиры были целы. И Иннокентий не имел права врываться в дома горожан без разрешения хозяина. Сам Владимир тоже не мог. Раньше. Но сейчас…

Нет, он не будет об этом думать. Терять время ему в любом случае нельзя: Иннокентий через пару секунд вернется с разрешением и продолжит преследование.

Кошкой он кинулся к двери, ведущей на черную лестницу, выбил ее и помчался вниз. И скоро оказался там, куда и бежал, – в пристроенном прямо к стене дома нужнике. Обратившись крысой, он прыгнул в дыру и очутился в наполненной водой выгребной яме.

Уже три дня шли дожди, поэтому и сама яма,