Русская Америка. Сухой закон 3 - Михаил Дорохов

Снаружи послышался шум двигателей и какие-то переругивания.

— Кто там? — удивился Фэллон.

— Помощь, — криво усмехнулся я.

Дверь распахнулась, и на пороге возник крепкого телосложения пожилой индеец в тёмном богатом пончо. На изрезанном морщинами лице светились проницательные глаза.

— Добрый вечер, джентльмены. Если его таким можно назвать.

— Знакомьтесь, господа! Гайавата, вождь мохоков этой резервации.

Вождь подошёл к столу, на котором была разложена карта Аунего и окрестностей. Само поселение было отмечено очень приблизительно, ведь цивилизация не приходила в эти места уже очень давно. Поселение уже давно перестроили.

— Вы будете нам помогать? Или у вас личные счёты с Пророком? — сухо произнёс Джон Фэллон.

— Я отвечаю добром на добро, мистер…ээээ…

— Фэллон. Джон Фэллон, шериф Бронкса, — подсказал я, а затем представил и остальных.

Вождь продолжил:

— Я приехал по зову мистера Соколова. Со мной двадцать четыре стрелка. Пророк собирается совершить то, что осквернит наши земли на долгие годы. Я не могу этого допустить. Тем более, давно пора разобраться с ним. И там масса детей и женщин, которые просто по глупости своей поверили этому дьяволу…

— Это я позвал Гайавату, — пояснил я присутствующим.

— У вас есть телефон в резервации? — тут же нашёлся Диксон.

— Да, — кивнул индеец.

— Отлично. А то мы здесь практически без связи.

— В доме Билла Хотфилда точно есть телефон, но мы не знаем — где проложен провод, — заметил вождь племени.

— Значит, он точно знал про все новости, — подвёл я итог.

— Думаете, у него есть сообщники? — зажглись глаза у агента Диксона.

Ну да. Этот про себя не забывает. Сразу почуял возможность распутать ещё более крупное дело. Такими темпами я из него карманного Мелвина Пёрвиса воспитаю. Тот был звездой ФБР тридцатых годов.

Я ответил агенту:

— Уверен. Он активно продвигал законопроект «об опекунстве» над индейцами. В нескольких штатах сразу. И блокировал получение мохоками полных прав, чтобы прибрать эти земли к своим рукам. Один бы он не справился. Кто-то должен был ему помогать «на земле» в других штатах, — ответил я, а Гайавата степенно кивнул соглашаясь.

— Отсюда до Аунего пара километров. Мы не успеем ничего сделать, если они сразу спалят все поместье, — заметил Фэллон.

— Пророку нужно будет время, чтобы загнать всех туда. Но в любом случае сейчас там дежурят наготове мои люди и люди лейтенанта Хаксли, — проговорил я, — Тем более, я думаю, что они не начнут раньше утра.

— Почему?

— Потому что зарево будет освещать всё вокруг. Они не будут видеть нас. Мы тоже не будем видеть их, но на последнем отрезке бойцы Пророка окажутся как на ладони. А там в поселении у него отнюдь не дураки. И спокойно готовятся ночью, зная, что мы не будем стрелять в женщин и детей, которые сейчас там меняются в заслоне. Я думаю, Пророк захочет, чтобы с ним сгорело как можно больше народа. Плюс, днём мы как раз будем им хорошо видны. Поселение стоит в долине. Нам придётся преодолеть заснеженные поля до первых домов. А они будут сидеть в домах в засаде. И отстреливать нас, пока «живая изгородь» последней пойдёт в «Ковчег».

— Стройно излагаете, мистер Соколов, — с подозрением уставился на меня лейтенант Хаксли.

Ну не говорить же ему о том, что я про эти секты наслышан намного больше со своим «полезнанием». И в курсе, как они действовали. Причём зачастую от века к веку самосожженцы действовали в общих принципах одинаково.

— Значит, держим там стрелков по периметру, но готовимся к утреннему бою? — задумался Фэллон.

— Да. Предлагаю вот что…

Я хорошо помнил трагедию 1995 года в Будённовске, когда группа боевиков захватила районную больницу. Тогда заложников тоже использовали как живые щиты, заставляя их закрывать окна, а сами душегубы вели огонь из-за них. До сих пор ходят слухи, что снайперские пары спецназа стреляли в косяк оконной рамы над заложником, а когда тот от испуга пригибался — старались поразить вторым выстрелом террориста. Насколько это правда — я не знал. Любое такое событие обрастает гигантским количеством домыслов и слухов. Но я планировал сделать кое-что похожее. Учитывая тот факт, что у нашей «объединённой армии» едва ли найдутся такие профессиональные снайперы, как специалисты российской «Альфы» в девяностые годы.

Сейчас мне нужно было убедить Диксона и Фэллона в том, что мой план сработает. Ведь официально я здесь никто, хотя мои люди составляют пока что чуть ли не половину личного состава.

Я склонился над картой вместе с компаньонами:

— Нам нужно отобрать в первую группу прорыва только тех, кто пойдёт добровольно. Им будет очень сложно. Остальных оставить на прикрытие. Значит так…

[1] Mia gioia — моя радость

[2] Mio caro — мой дорогой.

[3] Zio — дядя.

[4] Il mio caro nipote — мой дорогой племянник

Глава 25

«Ковчег»

Единственное, с чем нам повезло, так это с погодой. Ночная метель прекратилась, и в долине стало ясно. Но на этом все прелести заканчивались.

Мой ночной план, который перекраивали десять раз, всё же приняли. Его потом ещё и капитан Синицын переделал, исходя из собственного богатого опыта. Командование я отдал Диксону и Фэллону. Формально главным здесь был агент бюро расследований, но и шериф играл огромную роль, ведь ему подчинялась основная ударная сила правоохранительных органов штата, собранная на заводе.

Оба косились друг на друга. Фэллон ещё помнил, как Диксон вытащил меня из полицейского участка в Мидтауне после того, как похитили Луи Альтери. Шериф явно считал Глена моим «протеже». И не без оснований. А Диксону не нравилось соседство чересчур честного копа.

Тем не менее перед лицом серьёзной угрозы и большой ответственности они явно отбросили все свои подозрения в сторону. На кону были жизни тех, кому Пророк запудрил мозги.

Я не был наивен. И понимал, что среди сектантов найдутся те, кто будет стоять до конца и, скорее всего, погибнет с оружием в руках. Но женщины и особенно несмышлёные дети были здесь ни при чём.

Всю ночь шли приготовления к возможному штурму. Люди спали посменно. Особенно тяжело досталось ребятам, что с Мишкой Рощупкиным трудились над грузовиками в гараже заброшенного завода. Виктора Громова с казаком Степаном Молотовым я оставил в