Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Она смолкла, не в силах продолжать. Да, Фара не знала своей матери, умершей в родах, – это верно. Но Фара росла в окружении родных братьев и сестры, а также тетушек, сидела на коленях у любящего отца, всегда находившего время рассказать дочери сказку или поинтересоваться, выполнила ли она домашнее задание. Фара понятия не имеет, что значит расти во дворце одной, когда твой отец неизвестно кто, а мать вечно на войне или занята государственными делами. Даже когда Гин была жива, она служила для дочери этаким символом, суровым голосом, вечно требующим соблюдать дисциплину. Великая маршал Мадзоти была для Айи скорее недосягаемой величественной фигурой, которую девочка знала по приукрашенным легендам из уст восхищенных генералов и робеющих придворных, чем родным человеком. Ближе всего к матери она чувствовала себя, когда много лет спустя после смерти Гин Мадзоти работала над ее сочинением «Искусство войны».

Айе чуть ли не с пеленок упорно внушали: «Твоя мать – выдающийся стратег, величайшая воительница всего Дара. Она – истинное воплощение мутагэ. Тебе следует гордо нести фамилию Мадзоти и всячески стараться быть достойной ее».

Не было для нее иного пути в жизни. Совсем никакого.

А потом все рухнуло: мать низложили, заточили в тюрьму, опорочили. В мгновение ока она лишилась всего.

– Мамино поместье – которому предстояло стать моим – отобрали у нас вместе с добрым именем! – вскричала девушка, не в силах выразить свои чувства, ибо любые слова в данном случае подходили плохо, будучи лишь бледной тенью невыразимых ярости и стыда, борющихся в ее сердце.

– Ах, Айя… – Голос изменил Фаре. – Ты не знаешь… Жаль, что я не могу… Не стоит верить всему…

– О чем ты говоришь?

Фара беспомощно поникла:

– Мне достоверно известно, что маршал Мадзоти не была изменницей.

– У тебя есть доказательства этого?

– Нет. – Она сокрушенно покачала головой.

Откровение Фары показалось Айе жалким бесполезным лепетом. Ну что такого особенного может знать эта избалованная, выросшая в тепличных условиях принцесса? Разве способна она понять, что чувствует Айя?

Легко ли смириться с тем, что твоя знаменитая мать оказалась государственной изменницей? С другой стороны, как тут не поверить, если все вокруг твердят об этом? Мама ведь тоже поначалу говорила, что обвинения ложны, но в конце концов все-таки пошла воевать за Трон Одуванчика, не требуя, чтобы ее имя обелили. Какой еще вывод могла сделать Айя, кроме того, что маршал Мадзоти и впрямь опозорила свое имя и предала те самые идеи, уважение к которым настойчиво внушала дочери?

Даже Дзоми Кидосу, раскаявшаяся в своем обвинении и со слезами молившая Гин Мадзоти о прощении, после гибели маршала упорно избегала обсуждать истинную подоплеку событий. «Иную правду лучше не знать» – это было самое откровенное заявление Дзоми на сей счет. Какое мрачное утешение должна была предположительно получить Айя от таких слов?

Ей оставалось лишь попытаться выстроить заново все, что разрушила мать, вернуть то, что она потеряла. Дочери приходилось, к добру или к худу, проживать историю, которую рассказывали о ее матери другие. Гин Мадзоти была гениальным полководцем, однако, увы, не отличалась преданностью, – таким оказалось наследие, которое Айе следовало принять, а потом, сделав соответствующие выводы, исправлять положение.

Не было для нее иного пути в жизни. Совсем никакого.

– Я не знаю, что побудило маму взбунтоваться, но даже смерть не смывает пятно измены с последующих поколений. – Айя резким движением руки смахнула с глаз слезы. – Но теперь у меня появился шанс подняться в ряды доверенных военачальников империи, доказать, что мое происхождение не бросает тень на честь, восстановить имя Мадзоти в Зале мутагэ. Как могу я отказаться от этого?!

Теперь все это казалось далеким воспоминанием.

Айе представлялось, что доставить в Крифи дань и скрепленный печатью договор будет просто: ведь даже самые отчаянные пираты не решатся напасть на имперский податной флот, не правда ли?

Она никак не ожидала, что столкнется с такой огромной толпой, что ее миссия будет провозглашена изменнической. Айя Мадзоти оказалась одинокой лодкой, которую швыряли мощные волны бушующего вокруг протеста.

Откуда взялись вдруг все эти ветераны? Кто собрал тут ученых? Почему Рэдза Мюи так упряма?

Пан, месяцем ранее

После того как адмирал Тан Каруконо вернулся с новостями, что никакие подкрепления льуку из-за Стены Бурь не появились, состоялось грандиозное торжество в честь невероятного подвига великой принцессы Тэры. Ей удалось не только пересечь Стену Бурь, но и нанести смертельный удар амбициям льуку в их родной стране.

Но вскоре, как это частенько бывает в таких случаях, присутствующие переключились на обсуждение насущных политических вопросов. Все в Пане ожидали, что Танванаки попросит заключить второй мирный договор. Стратегическая ситуация для нее серьезно ухудшилась, и в этой великой игре в дзамаки у нее попросту не хватало фигур для нового вторжения на главные острова.

Высказывалось множество предположений насчет того, какие уступки могут предложить льуку. Фракция во главе с принцем Гимото предрекала, что Танванаки так проникнется благодарностью за похвальное с точки зрения моралистов миролюбие регента Джиа, что вернет трону Дасу, а то и станет платить Пану дань.

Спустя неделю на борту «Величия королей», быстроходного воздушного корабля, который служил некогда Куни Гару, а потом был захвачен варварами, в Пан прибыл посол от льуку. Он действительно привез предложение продлить мирный договор – при условии, что Дом Одуванчика согласится удвоить все выплаты льуку.

В последовавшем бурном смятении двор разделился на две партии. Одна, возглавляемая губернаторами провинций, процветающих благодаря миру, и чиновниками из высокопоставленных и богатых семейств, ратовала за капитуляцию перед требованиями льуку. Они упирали на то, что десятилетие мира принесло Дара невиданное процветание: урожаи были обильными, торговля развивалась, выросло число ученых, успешно прошедших все ступени имперских экзаменов. И хотя премьер-министр Кого Йелу трижды снижал размеры налоговых податей, государственная казна пополнялась с каждым годом. Так что удовлетворить требования Танванаки будет довольно легко.

– Плоды трудов нашего просвещенного регента не должны быть бездумно брошены в топку ненужной войны, – заявил принц Гимото, подобострастно кланяясь императрице Джиа.

Но другая партия, возглавляемая старыми военачальниками вроде Тана Каруконо и Пумы Йему, а также представителями древней знати, такими, например, как клан Косуги из Хаана, яростно возражала. Смерть императора Рагина до сих пор остается неотмщенной, и народ Неосвобожденного Дара страдает под ярмом льуку. Как может Дом Одуванчика обречь соплеменников жить в страхе и муках, добровольно платя дань той самой власти, которая всячески угнетает несчастных? Довольно уже наслаждаться роскошью и бездействовать! Теперь, когда Дара стал сильнее и богаче, чем десять лет