Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

Айя Мадзоти, недавно назначенная адмиралом податного флота, не могла понять, как рутинная миссия по доставке дани могла обернуться такими серьезными проблемами еще до того, как нога ее ступила на палубу флагманского судна.

Следуя верхом на коне во главе каравана, сопровождаемого целым полком отборных имперских солдат, в расшитом тысячью одуванчиков с лепестками в форме меча парадном плаще поверх золотых доспехов, под полощущимся над головой гигантским стягом с изображением голубого крубена на красном поле, Айя была живым воплощением величия Трона Одуванчика. Этот день должен был стать днем ее триумфа, полного очищения имени Мадзоти. Она наконец-то оправдала ожидания наставников и учителей. Дочь государственной изменницы назначена адмиралом!

Но вместо того, чтобы ликовать, возбужденная толпа по обе стороны от дороги выкрикивала проклятия в адрес Айи Мадзоти. Солдаты у нее за спиной молча хмурились. А впереди, прямо на дороге, лежала некая молодая чиновница. Чтобы проехать, Айе пришлось бы задавить ее копытами лошади.

Сотни ученых – токо давиджи, кашима и даже несколько пана мэджи – ровными рядами выстроились позади чиновницы, и каждый держал шелковый свиток с крупными логограммами: «предатель», «трус», «смерть лучше позора», «писчий нож рядом с боевым мечом».

А за последней шеренгой ученых Айя видела ряды молчаливо стоящих мужчин и женщин: все в основном среднего возраста, было среди них даже несколько пожилых. Кто-то из протестующих был облачен в домотканую крестьянскую одежду, кто-то в лохмотья, и лишь немногие выглядели преуспевающими ремесленниками или торговцами. Попадались среди них и такие, кто стоял при помощи костылей или на деревянной ноге, у иных вместо руки был протез, а некоторые сидели в инвалидных колясках.

Однако, вне зависимости от финансового благополучия или состояния здоровья, всех этих молчаливых возмутителей спокойствия объединяли решительное выражение лица и деревянные таблички, которые они держали в руках. На табличках этих были обозначены воском различные рода войск и звания: красный цвет указывал на принадлежность к воздушным силам, зеленый – к сухопутным, а синий – к флоту; пять полос соответствовали чину пятидесятника, кружок – сотника, чешуйки крубена в нарастающем количестве – сержанта, капрала и капитана соответственно; меч обозначал солдата или морского пехотинца, весло – моряка, крыло сокола – воздухоплавателя; стилизованный цветок – награду за выдающиеся заслуги или полученные в бою ранения…

То были ветераны войн Дара, и, даже без доспехов и оружия, одним лишь своим дисциплинированным молчаливым строем, они служили для Айи упреком более горьким, чем толпа шумных горожан.

Задолго до этого дня, еще в Пане, Фара предупреждала Айю:

– Ты должна отказаться от нового назначения!

– Это еще почему? – удивилась Айя, задетая тем, что лучшая подруга не рада за нее.

Фара сильно переменилась за два года, минувшие после нескольких весьма насыщенных событиями месяцев в Гинпене, куда она совершила первую свою самостоятельную вылазку из дворца. Девушка по-прежнему с удовольствием подначивала несносного принца Гимото и насмехалась над его дружками, но держалась тихо во время игры в загадки и не интересовалась более сплетнями про смазливых актеров. Мало того, она частенько отклоняла приглашения Айи посетить театр или устроить развлекательную прогулку, ссылаясь на занятость.

Служанки Фары рассказывали Айе, что принцесса рисует, сочиняет стихи и рассказы, играет на музыкальных инструментах и часто ходит одна на рынки, чтобы поговорить с уличными артистами или посмотреть представления бродячих трупп. Айя не понимала, чем привлекают Фару эти плебейские сентиментальные истории. Она вообще не могла взять в толк, что случилось с ее названой сестрой и лучшей подругой, однако чувствовала, что прежней близости между ними, как ни печально, уже нет.

– Ты что, совсем не следишь за политической ситуацией? – спросила Фара. – Да у императрицы Джиа стол ломится под весом петиций из Коллегии адвокатов, осуждающих эту миссию.

– Мне нет дела до того, сколько горячих голов негодуют, выступая против выбора императрицы, – презрительно отмахнулась Айя. – Будучи полноправным регентом, она принимает решения и изъявляет свою волю.

– Все не так просто, – возразила Фара. – Признаться, я толком не разбираюсь в политике и придворных интригах, но, клянусь Близнецами, даже мне под силу понять, что здесь кроется нечто большее, чем просто желание императрицы.

Айе не понравилось, что Фара говорит так… так по-взрослому.

– Я очень благодарна тебе за поучение, мудрая сестрица, – иронически проговорила она. – Кто бы мог подумать, что ты более меня опытна в подобного рода делах.

Однако Фара пропустила ее сарказм мимо ушей.

– Попутешествовав по Дара, я убедилась, что есть много людей, не желающих этого мира. Сообщества ветеранов достаточно влиятельны, а в народных операх все более и более превозносят идею сопротивления.

То была еще одна из произошедших с принцессой перемен. Фара частенько предпринимала долгие поездки: в Гинпен, Боаму или даже в отдаленные деревушки в Фасе и Риме. Вроде бы это делалось с целью навестить вдову Васу или дальних родственников по материнской линии, но когда Айя пыталась более подробно расспросить подругу, та давала ей довольно расплывчатые и уклончивые ответы. Заинтригованная, Айя решила злоупотребить своей властью (она командовала силами, ведущими борьбу с пиратством) и поручила «предусмотрительным» наблюдать за принцессой во время этих вояжей, якобы для предотвращения попыток ее похитить. Из докладов «предусмотрительных» следовало, что Фара проводит много времени среди беглецов из Неосвобожденного Дара, которые расселились по всему северному берегу Большого острова, создав крошечные общины.

– Кому есть дело до каких-то престарелых ветеранов? – хмыкнула Айя. – Быть или не быть войне, решает тот, кто держит в своих руках печать Дара, а дело армии – исполнять волю суверена. К тому же это новое назначение – большая честь. Я буду самым молодым командиром, которому вверен флот такого размера!

– Но этот флот предназначен для того, чтобы доставить льуку дань и договор, условия которого равносильны капитуляции… – Фара помедлила. – Едва ли сие можно считать… честью.

– С чего это ты взяла? – Лицо Айи вспыхнуло. – «Достичь мира, не устроив бойни, – величайшая из побед» – так говорила моя мать. Даже если моя миссия будет заключаться лишь в том, чтобы передать послание, это все равно очень важное назначение и решающий этап в моей военной карьере.

– С каких это пор тебя стала привлекать военная карьера? – недоверчиво спросила Фара. – Это Дзоми и Фиро вечно подталкивали тебя, убеждая в необходимости исполнить свое предназначение. Но ты не должна проживать историю, которую рассказывают о тебе другие.

«Фара отчасти права, однако она не понимает меня. Вернее, понимает, но не до конца», – подумала Айя.

Айя Мадзоти