Династия Одуванчика. Книга 4. Говорящие кости - Кен Лю

слов-шрамов своих предков – бессмысленных, как следы стада туров, прыгающего с обрыва; мерзких, словно навоз муфлонов у водного пузыря в травяном море; безжизненных, как обугленные тушки куропаток после степного пожара; бездыханных, словно трупы лунношкурых крыс, погребенных в обвалившихся норах. Что мы сделаем с дара-рааки? Что делает саблезубый тигр с оглушенным его молчаливым ревом теленком? Что делает волк с трепещущим от страха ягненком?

Толпа взревела, затопала ногами, застучала оружием по мачтам и планширям.

– Мы убьем их! Выпотрошим! Зажарим!

Появилась охрана Кутанрово, расталкивая толпу. Двое воинов в первом ряду несли большую деревянную бочку. За стражниками плелись два десятка закованных в цепи рабов-дара: их на корабле использовали как поваров, чернорабочих, конюхов гаринафинов, а также для плотских утех воинов.

– Что мы сделаем с ними? – снова спросила Кутанрово.

– Дара-рааки нужно истребить! Так истребим же их! Убьем! УНИЧТОЖИМ!

Кутанрово вскинула кулаки и ударила ими друг о друга. Потом сделала несколько шагов назад, и ее накидка из черепов отозвалась стуком. Стражники вывели скованных рабов на бак, где они и стояли, едва ли осознавая, что происходит. Деревянную бочку установили перед Кутанрово и сняли с нее крышку.

Тан опустила в бочку руки и стала пригоршнями доставать оттуда яркую сочную тольусу из Дара, единственный благословенный плод этой богом забытой страны, и бросать ягоды в толпу:

– Пируйте же, вотан-ру-тааса и вотан-са-тааса! И проявите свою истинную природу!

Разгоряченная толпа ринулась вперед, хватая ягоды, ловя их в воздухе или подбирая с палубы, пока не затоптали. Во время Праздника зимы такого запаса тольусы хватило бы на несколько дней для тысяч человек, но теперь он был поглощен командой одного корабля всего за один лишь вечер.

По мере того как сок тольусы будоражил кровь и насыщал умы видениями славных битв, воины накинулись на перепуганных рабов. Крики и жалобные вопли наполнили воздух: льуку били, пинали, кусали несчастных и рвали их на части. Вскоре рабы из Дара скрылись под кровавой массой когтей и зубов.

Когда волна отхлынула, невольники исчезли. Кто-то из воинов-льуку сжимал в руках оторванную конечность или кусок мяса, у многих кровь капала с губ, по палубе разливались красные лужи.

Кутанрово шагнула вперед, наклонилась и подняла оторванную голову. В тех местах, где плоть была обгрызена, белел череп. Тан продела через глазницу кусок веревки из сухожилий и подвесила новый кровавый трофей к своей накидке.

– Тен дьудьу диакьога?

– Льуку кьо!

«Кто не нуждается в милостях богов? – Народ льуку!»

Облака бежали по небу, не приобретая никакой формы. Стена Бурь сомкнулась, да и в самом Дара тоже назревал шторм. Однако воля богов, как местных, так и всех иных, оставалась по-прежнему туманной.

Глава 18

Заговорщики

Гинпен, шестой месяц одиннадцатого года правления Сезона Бурь и правления Дерзновенной Свободы

Исторически сложилось так, что Гинпен никогда не был крупным торговым центром. Ученые-моралисты презирали коммерцию, видя в ней занятие, недостойное высокообразованных жителей Хаана. Правившие в Хаане короли Тиро облагали порт высокими налогами и не прилагали должных усилий к его реконструкции и расширению.

Ксанское завоевание, когда большая часть хаанского флота затонула в гавани, только усугубило нежелание горожан использовать морские пути. В правление императора Рагина пришлось не один год убирать завалы и углублять дно, чтобы очистить акваторию от обломков и обеспечить полный доступ к докам.

Однако миссия по доставке дани на завоеванные острова Руи и Дасу придала Гинпенскому порту новую значимость. Страх перед вторжением льуку побудил императрицу Джиа вкладывать значительные средства в Гинпен, дабы превратить его в базу флота. То было одно из немногих военных предприятий, снискавших у нее одобрение. Гавань углубили, пристани расширили так, чтобы они могли принимать большие военные корабли с низкой осадкой и торговые суда. Для хранения отправляемых в Неосвобожденный Дара товаров построили громадные склады, а для переноски этих товаров наняли целые армии грузчиков.

Раз уже вся эта инфраструктура была создана, неразумно было оставлять ее незадействованной в течение большей части года, в промежутках между доставками дани. Поскольку, согласно Кодексу гражданской службы (именно так назывался документ, на основании которого принимались решения о перемещении и повышении имперских чиновников), одним из важнейших критериев оценки этих самых чиновников являлось экономическое процветание вверенных им регионов, каждый из чередой сменяющих друг друга губернаторов Хаана и градоначальников Гинпена искал способы более эффективного использования огромного современного порта. В этом устремлении им помогала разумная налоговая политика Имперского казначейства, разработанная премьер-министром Кого Йелу: правительство всячески поощряло развитие торговли, дабы сделать Дара более устойчивым против стихийных бедствий, способствовать тому, чтобы население страны становилось более однородным, искоренять присущие отдельным регионам предрассудки.

В силу всего вышеизложенного Гинпен превратился в один из самых оживленных портов Дара. Даже если город этот и не был таким процветающим, как быстро растущий Димуши или известная древним богатством Тоадза, он, бесспорно, оставил далеко позади элегантный Мюнинг или окутанную туманами Боаму.

Поначалу городские старейшины и задающая моду аристократия видели в наплыве малограмотных, одержимых исключительно прибылью дельцов угрозу образу Гинпена как центра учености: купцы нанимали множество слуг и платили им более высокое жалованье, отчего в город в расчете на лучшую жизнь хлынул поток неотесанных крестьян и рабочих. Но со временем, по мере того как мудрые имперские чиновники побуждали торговцев делать щедрые взносы на развитие гражданских и религиозных институтов Гинпена, общественное мнение начало меняться. Благодаря деньгам, которые жертвовали коммерсанты, в древних академиях появились современные лекционные залы и оснащенные по последнему слову техники лаборатории (мощные производители шелкокрапинной силы стоили недешево). Со всех концов Дара сюда приезжали учителя и основывали частные школы, чтобы преподавать и проповедовать там новые передовые идеи. Перестраивались, расширяясь, уже существующие храмы, и возникали новые святилища. Возводились статуи богов. Самыми крупными из новых культов стали два: посвященные великому исследователю Луану Цзиаджи (многие купцы, бороздившие моря ради прибыли, утверждали, что вдохновляются подвигами этого выдающегося человека) и Мате Цзинду. Почитание Гегемона приобрело небывалый размах как среди моряков торгового и военного флота, так и среди ученых, стремящихся пройти имперские экзамены, поскольку и те и другие провозглашали храбрость главным из достоинств. Ну и конечно, оживленные рынки Гинпена привлекали художников, ремесленников, труппы народной оперы, уличных артистов и изобретателей со всех уголков Дара.

Моралисты, ранее смотревшие на коммерцию свысока, теперь завели речь о новом золотом веке Гинпена, времени небывалого расцвета учености. В глубине души они по-прежнему откровенно презирали торговлю как низменное занятие, однако это не мешало им вовсю наслаждаться ее плодами.

Одним словом, Гинпен, будучи