Экспансия на позавчера - Алексей Небоходов

– Желание отдельного человека не имеет значения, – твёрдо сказал Леон. – Есть потребности общества.

Лиана сдержала вздох.

Разговор продолжался, но Карин почти не говорила. Она лишь изредка бросала взгляды на мужа – не испуганные, не просящие о помощи, а скорее наполненные чем-то большим, чем простой покорностью. В них было нечто, что трудно было уловить сразу, но что-то подсказывало Лиане и Ивану – эта женщина привыкла молчать не потому, что ей нечего сказать.

Когда Леон в очередной раз поправил её слова, уточнив, что она «неправильно выразилась», Иван поймал себя на мысли, что их гости в какой-то степени олицетворяли две стороны Орд-Нока. Алекс и Нора – идеальная модель, в которой порядок принимался осознанно, без внутреннего сопротивления. Леон и Карин – система, в которой не все были довольны, но выхода у них не существовало.

Карин почти не смотрела на них, но, когда её муж в очередной раз взял слово вместо неё, Лиана заметила, как её пальцы сжались чуть крепче, чем следовало бы.

Разговор между двумя семьями продолжался, но тон беседы незаметно изменился. Алекс, будучи сторонником системы, говорил о порядке как о высшей форме организации, тогда как Леон, не отрываясь от чашки чая, время от времени вставлял резкие замечания, подчёркивающие необходимость контроля и строгой дисциплины.

– Всё-таки не могу согласиться, – сказал Алекс, сложив руки на столе. – Человек должен осознанно принимать систему, а не просто следовать ей по принуждению.

Леон ухмыльнулся, медленно поставил чашку и поднял на него тяжёлый взгляд.

– Осознанность – это иллюзия. Дисциплина – реальность. Вы полагаете, что хаос можно контролировать убеждением? Это слабость.

– Я полагаю, что доверие к системе строится не на страхе, а на понимании, – возразил Алекс.

Нора положила руку на его запястье и едва заметно сжала, будто предупреждая, но тот не обратил внимания.

– И где, по-вашему, заканчивается порядок и начинается репрессия? – продолжил он.

Леон усмехнулся, откинулся на спинку стула и посмотрел на собеседника, как на наивного ребёнка.

– Там, где люди перестают слушать и начинают задавать слишком много вопросов.

Карин чуть заметно сжала губы, но не вмешивалась.

– Позволю себе напомнить, – добавил Леон, – что ваш взгляд на порядок не более чем субъективное мнение. А субъективность вредит обществу.

Разговор становился всё более напряжённым. Лиана украдкой наблюдала за Карин, чьи пальцы едва заметно дрожали, когда она подносила чашку ко рту.

– Я думаю, нам стоит остановиться, – произнесла Нора, но голос её звучал неуверенно.

– Почему же? – Леон чуть наклонил голову. – Спор может привести к истине, если один из участников способен её принять.

Алекс едва заметно прищурился.

– Вы считаете себя судьёй?

Леон выдержал паузу.

– Я считаю себя частью системы, которая не терпит нестабильности.

Тишина повисла в комнате. Никто больше не спорил, но напряжение было почти осязаемым.

Спустя несколько минут Алекс и Нора ушли, оставив после себя ощущение недосказанности. Иван закрыл за ними дверь и обернулся к Леону, который с лёгкой ухмылкой смотрел в сторону.

– Надо же, какие интересные у вас соседи, – тихо заметил он.

– Да уж, – коротко ответил Иван.

Карин, всё это время молчавшая, вдруг поднялась.

– Нам пора, – сказала она.

Леон не возражал, но, прежде чем выйти, ещё раз окинул Ивана и Лиану внимательным взглядом. На следующее утро Алекса Грина арестовали.

Это произошло на его рабочем месте. Никто не объяснял причин, просто несколько сотрудников службы контроля вошли в лабораторию, вызвали его по фамилии и вывели. В тот же день его имя исчезло из базы данных, а его место в коллективе занял другой инженер.

Лиана первой сообщила об этом Ивану.

– Ты понимаешь, кто это сделал?

Иван понимал, что это Леон.

В Орд-Ноке донос был не просто дозволенной практикой, он поощрялся как высшая форма социальной ответственности. Любой гражданин, который замечал отклонение от идеологии, обязан был уведомить об этом контрольные органы. Это не считалось предательством – это было проявлением лояльности.

Но что именно стало причиной? Выраженное вслух сомнение? Дискуссия о границах порядка? Или просто тот факт, что Леону не понравился сам тон разговора?

Оставался один вариант – Ивану пришлось обратиться к Климу.

Тот не сразу отреагировал, но в итоге помог. Спустя двое суток Алекс вернулся, но был другим. В его взгляде не было прежнего блеска, голос стал тише, а движения – более сдержанными.

– Всё хорошо? – спросил Иван, встретив его возле лаборатории.

Алекс усмехнулся, но его улыбка была натянутой.

– Всё в порядке. Просто мне объяснили, где проходит граница между пониманием и заблуждением.

Он не стал вдаваться в подробности, но Иван и так знал ответ. В Орд-Ноке не требовались доказательства вины – требовалось признание. И если человек не понимал свою ошибку, ему помогали осознать её.

На следующий день Леон, как ни в чём не бывало, прошёл мимо, слегка кивнув.

Иван смотрел ему вслед и чувствовал, что даже если этот человек однажды оступится, никто не станет за него ходатайствовать. В системе, где донос был добродетелью, свой же принцип однажды мог обернуться против того, кто им пользовался.

Они больше не могли оставаться. Система Орд-Нока, где каждый шаг контролировался, а любое проявление индивидуальности воспринималось как потенциальная угроза, была чужда им. Каждый день здесь ощущался как бесконечное пребывание в застывшем механизме, где не существовало случайностей, эмоций, живого человеческого общения. Все было отрегулировано до предела: работа, досуг, даже отношения. Иван и Лиана видели, как вокруг них исчезают люди – одни уходили сами, но никогда не возвращались, других забирали, стирая их имена из записей, словно их никогда не существовало.

Решение было принято без колебаний. Они уйдут немедленно. Ждать больше нечего.

Клим появился в их квартире через несколько часов после того, как они подали заявку на выезд. Он вошел, как всегда, с выверенной уверенностью, без лишних эмоций, но в этот раз в его взгляде было больше пристального интереса, чем обычно.

– Я мог бы сказать, что удивлён, – произнес он, усаживаясь на стул, – но не скажу.

Иван не ответил. Лиана стояла у окна, глядя на ровные линии города, который уже никогда не станет для них домом.

– Вы даже не пытались адаптироваться, – Клим слегка качнул головой, с лёгким укором, как учитель, разочарованный в своих учениках.

– Мы пытались, – ответила Лиана, – но здесь нечему адаптироваться. В этом мире всё уже решено за нас.

– И это плохо?

– Это не жизнь, – резко ответил Иван.

Клим внимательно посмотрел на него, затем медленно достал из