Экспансия на позавчера - Алексей Небоходов

– Они его просто увели, – прошептала Лиана.

– Да, – кивнул Иван.

– Думаешь, он вернётся?

Иван не ответил. Очередь продолжала двигаться, терминал исправно выдавал порции. Ни одна эмоция не дрогнула на лицах окружающих, будто ничего странного не произошло.

Они молча покинули зал. На улице воздух показался непривычно свежим, а город вокруг продолжал жить своей чётко отмеренной жизнью, не обращая внимания на тех, кто исчезал в его безупречно выстроенной системе.

Ивану выделили должность в исследовательском центре, расположенном в одном из технологических кластеров Орд-Нока. Это было здание безукоризненной геометрии, гладкие стены которого не отражали света, а впитывали его, создавая эффект мягкой, ровной серости. Внутри царила полная тишина, нарушаемая только приглушёнными голосами сотрудников, чьи движения казались продуманными до мельчайших деталей.

В первый день он прошёл инструктаж. Ему не задавали лишних вопросов, не уточняли его мотивацию – здесь не интересовались личными амбициями. Главное, что он выполнял свою задачу, интегрировался в процесс, становился частью системы. Его стол находился в лабораторном секторе, в помещении, где ряды терминалов светились ровным, слегка голубоватым светом, а голографические экраны проецировали схемы и модели, в которых скрывалось знание, накопленное поколениями учёных.

Работа была сложной, но чётко регламентированной. Он изучал структуру материалов, использующихся в строительстве Орд-Нока, разбирался в принципах автономных систем, анализировал отчёты о функционировании энергосети. В этой среде знание ценилось выше всего, но знание, направленное в определённое русло. Здесь не поощрялась инициатива, не предполагались эксперименты, выходящие за установленные границы. Технология должна была служить стабильности, а не переменам.

Каждый день начинался одинаково. Утреннее собрание, где сотрудники выслушивали отчёты и получали новые задания. Затем – несколько часов работы, строгий ритм, не допускающий отклонений. В лабораториях не слышалось посторонних разговоров, не было эмоциональных всплесков, не было личных взаимодействий, выходящих за рамки допустимого. Люди работали так, будто их сознание было полностью поглощено системой.

Но самым утомительным оказывались не сами задачи, а постоянные собрания, во время которых обсуждались не только исследования, но и политическая повестка. Здесь знание было связано с идеологией, с верностью принципам Орд-Нока.

Политинформации проходили в обязательном порядке, дважды в день. Вначале в формате лекций – ровный голос лектора объяснял, как технологический прогресс Орд-Нока превосходит все альтернативные модели, как дисциплина и контроль ведут общество к процветанию, как стабильность является высшей ценностью. Затем – обсуждения, во время которых каждый сотрудник должен был выразить своё мнение, но мнение, совпадающее с общей линией. Любая попытка критического замечания мгновенно становилась предметом пристального внимания.

Однажды во время обсуждения Иван поймал на себе взгляд одного из сотрудников – худощавого мужчины в идеально выглаженном сером костюме, который не участвовал в беседе, но внимательно слушал каждого, делая короткие записи в цифровом блокноте. Этот человек не представился, но его присутствие чувствовалось как нечто более значимое, чем обычный контроль.

Иван работал в исследовательском центре уже несколько недель и начал замечать закономерности. Люди не разговаривали друг с другом о чём-то личном, не делились мыслями и уж точно не шутили. Однако его сосед по рабочему месту, инженер по имени Ганс Ковер, казался исключением. Он обладал какой-то неестественной лёгкостью в манерах, что в условиях Орд-Нока выглядело почти вызывающе.

Однажды, в перерыве между обсуждением технических параметров новых энергоустановок, Ганс, наклонившись к своему приятелю по отделу, с усмешкой произнёс:

– Слышал, какой новый лозунг у нас на плакатах? «Нам не нужны враги, у нас есть друг».

Приятель, сухощавый мужчина с узкими глазами, мгновение молчал, а потом натянуто улыбнулся.

– И что в этом смешного?

– Ну как же? Это ведь не про нас, а про товарища Мерцеля! Он всех записывает в «друзья» и так заботится, что даже в личные дела заглядывает, – Ганс тихо хихикнул, будто проверяя реакцию.

Иван почувствовал, как в комнате возникло напряжение. Приятель Ганса больше не улыбался.

– Не понимаю, о чём ты, – сухо ответил он и, не добавив больше ни слова, вернулся к работе.

На следующий день Ганса не оказалось на его месте. В его терминале уже сидел другой сотрудник, который, не поднимая глаз, продолжал анализ данных.

Никто не спрашивал, куда делся Ковер. Никто не произнёс его имени. Но Иван заметил, как его бывший приятель несколько раз незаметно оглянулся, прежде чем сесть за свой стол.

На общем собрании вечером лектор напомнил о необходимости уважения к системе, о том, что свобода слова не означает свободу от ответственности, а настоящая преданность – это бдительность. Слушая его, Иван смотрел на пустое место, где ещё вчера сидел Ганс, и понимал, что здесь шутки всегда имеют последствия.

Позже он понял, что в центре никто не чувствовал себя в безопасности. Люди работали рядом, но никогда не были близки. Обычные беседы сводились к формальностям, а каждый лишний вопрос мог стать причиной доклада. Коллеги знали, что за ними наблюдают. Иван видел, как кто-то из сотрудников избегал прямых взглядов, как одни люди внезапно замолкали, когда рядом оказывались другие. Это было не подозрение, не страх – это была привычка жить в системе, где каждый знал, что любое слово может быть использовано против него.

На одном из собраний ему бросилось в глаза, как старший аналитик – сухопарый мужчина с глубокими морщинами на лице – говорил о ценности единства, о важности контроля, но в его голосе слышалась едва уловимая усталость. Спустя два дня он исчез. Его место занял другой человек, который говорил те же слова, но с большей уверенностью. Никто не задал вопросов, никто не упомянул его имени.

Работа шла по расписанию, отчёты составлялись, технологии совершенствовались, но теперь Иван понимал, что это был не просто исследовательский центр. Это была структура, в которой дисциплина становилась важнее разума, а лояльность – важнее самой науки.

Лиана в свою очередь работала в системе общественного распределения ресурсов, в одном из центров, отвечающих за снабжение населения. В месте, где решалась судьба ежедневного быта тысяч людей, но решалась не с позиции индивидуальных запросов, а через строго регламентированную систему расчётов. Здесь всё работало по единому алгоритму: рациональные нормы потребления, эффективное использование ресурсов, устранение любых излишеств.

Она быстро поняла, что её должность не требовала творческого подхода – здесь нельзя было предложить новую идею, обсудить варианты улучшения. Всё уже было предельно оптимизировано. На её рабочем терминале высвечивались заявки, которые она подтверждала или отклоняла, не по своему усмотрению, а согласно параметрам системы. Если семья запрашивала дополнительное покрывало, программа анализировала среднюю температуру в квартире и сравнивала её с установленными нормами. Если запрос отклонялся, то