Шарлатан - Квинтус Номен

Батареи мне привез Вовка, причем он их из металлолома какого-то вытащил. Не сам вытащил, лом-то в Сормово привезли на переплавку, а у него там приятель работал. Но главное, что батареи у меня появились, насчет труб я через тетку Наталью договорился с павловским трубным (пообещав и для школы потом такое же отопление устроить, ну и ей домой… потом, когда и там газовые реакторы соорудят). Так что к полудню, когда в деревню прибыл «высокий гость», мы все были уже по уши перепачканы в ржавчине, в отработанном машинном масле (им отец клупу смазывал, а я ему… помогал, причем скорее помогал пачкаться). Так что когда тетка Наталья вся в мыле к нам забежала и сказала всем срочно бежать в школу, лишь мое присутствие не позволило ей узнать, куда следует бежать уже ей. Но тетка оказалась настырной (как, впрочем, и всегда) и через минуту мы все же в школу пошли. Не бежали, но шли все же довольно быстро — а когда туда пришли, выяснили, что возле школы уже вся деревня собралась, включая убеленных сединами и не оторвавшихся от сиськи. А еще там собрался Вовка Чугунов с сестрой, еще человек пять каких-то незнакомых мне дядек. И один дядька очень знакомый, правда, до этого момента лишь по портретам в газетах. Лично и персонально «всесоюзный староста» Калинин Михаил Иванович…

Глава 22

Михаил Иванович в советской государственной иерархии формально был высшим должностным лицом. Но по факту он занимал должность, сравнимую с должностью конферансье в оперном театре: прав — никаких, влияния на решение любых вопросов нет, но раз в штатном расписании театра должность значится, то пусть будет. Например, на случай гастролей в деревне Гадюкино он пригодится важным голосом объявлять крестьянам, кто перед ними выступать будет. Или, если в театр высокие гости приедут, вместо швейцара в своем фраке будет их у дверей встречать: фрак-то у него есть…

Однако формально он все же был в стране «главным», и приезд в деревню такого важного гостя народ запомнил надолго. А еще запомнил, почему этот гость вообще тут появился — а появился он для того, чтобы раздать правительственные награды. Одну (медаль «За трудовую доблесть») выдали Маринке, другую такую же — Надюхе. Еще одну «доблесть» вручили дяде Алексею, а отца и маму он наградил медалями «За трудовое отличие». Ну а в завершении концерта он наградил меня орденом Трудового Красного Знамени.

Ну что же, стать самым молодым (пока) обладателем высокой правительственной награды — это, конечно, лестно, но меня (и родителей) больше порадовала награда иного рода: товарищ Калинин после завершения «официальной части» вручил мне еще и конверт с личным поздравлением от товарища Сталина. Коротким и простым таким поздравлением: на простом листе бумаги было написано «товарищ Шарлатан, страна гордится тобой. Так держать! С уважением, Сталин Иосиф Виссарионович», а чуть ниже стояла дата и подпись.

Понятно, что уже на следующий день это поздравление в рамке за стеклом (причем стекло, очень хорошее, чуть ли не зеркальное, отцу для этого на заводе выдали) висело рядом с другими «важными письмами» в красном углу нашей комнаты. То есть родительской комнаты, так как я окончательно в подвал уже переселился, но мне баба Настя к себе тот подарок забрать не разрешила:

— Вовка, пусть в деревне все знают, кого твои мать с отцом вырастили! А в твой подвал-то кто на стены смотреть пойдет? Да ты и не пустишь туда никого…

Ну, насчет «не пустишь» она все же преувеличивала, ко мне довольно много народу в гости приходило. Я уже не говорю о Вовке, Маринке и Надюхе — эти вообще шастали у меня по подвалу когда хотели, но и прочий народ нередко в гости заходил. Дед Митяй с дедом Иваном (а в последнее время и дед Михей с ними зайти любил): с ними мы чай примерно раз в неделю там пили. Настоящий чай, которого практически нигде уже не было. Но меня чаем Вовка снабжал, а ему привозили летчики-перегонщики, по какой-то нужде часто бывавшие в Китае, так что с чаем у меня было лучше, чем в обкоме (это мне Маринка так говорила). И не только с чаем, дед Иван приносил к чаю «колобки»: печеные яблоки в тесте, а в яблоки после вырезания сердцевины он доливал полложки «березового сиропа» и получалось очень вкусно. У него, единственного в деревне, росла яблоня вроде «белого налива», ранняя, только яблоки у него вырастали гораздо больше, чем этот сорт запомнился мне из моего «прошлого детства». А дед Митяй приносил «медовики»: лепешки из ржаной или овсяной муки, в тесто для которых он добавлял очень много меду. Всем они очень нравились (кроме меня, но дед не обижался, он уже давно привык к тому, что мед я не люблю), а баба Настя часто пекла пироги с зеленым луком и яйцами. В прошлые годы я не понимал, с чего бы такая ее «пироговая активность», но теперь до меня дошло: на то, чтобы обычный хлеб испечь, муки просто не хватало…

Но в целом жизнь в деревне была довольно сытой, и тем более сытой, что в Кишкино уже и коров развелось больше двух десятков. Еще в сорок первом всех телят в деревне оставили себе, и теперь молодые коровки начали нас молочком баловать. Весь приплод снова в деревне оставили (просто десяток телят школе передали), и потихоньку начала проявляться проблема с кормами на зиму, но по прикидкам тетки Натальи все же сена в предстоящую зиму должно коровкам хватить. Если народ лениться не будет на сенокосах — но народ и не ленился, даже детишки из третьего-четвертого класса на покосах трудились. И вообще вся детвора вкалывала на своих червяковых фермах: прошлогодний урожай картошки на нашем огороде очень красноречиво подчеркивал важность этого занятия. Ну и за грибами все, естественно, ходили по несколько раз в день, так что я вообще не понимал, как люди умудряются впихнуть столько дел в очень короткий день.

Потому что кроме сельского хозяйства и «сельская промышленность» у людей много времени отнимала. Правда, теперь для нашей домны руду в основном привозили (через Павлово) откуда-то из-под Мурома, так как все местные «месторождения» еще в прошлом году выгребли под ноль. И в Ворсму тоже руду привозили, но ходили упорные слухи, что к зиме все эти печи остановят: все же пока