Ева. Грани миров - Антон Сенин

Подбежав к музею, старик выглянул за угол, но не поверил глазам. Его взору снова открылась серая площадь. Музей словно схлопнулся до двумерной модели и представлял, торчащую из земли вертикальную кирпичную стену, обе стороны которой являлись точной копией друг друга. С обеих сторон стены находилась входная дверь, открыв которую старик вновь и вновь попадал на серую площадь.

Ева сопротивлялась и было в этом что-то юношеское, игривое. Она противостояла покушению на себя, и согласно протоколам могла выбрать любой, даже самый жесткий характер противления, но вместо этого продолжала играть, наблюдая за противником. Срезая острые углы и опасные препятствия, она обходилась с Ником вежливо и аккуратно. Словно живой, интересующийся организм она выбирала защитный паттерн и удивлялась его реакции. Несмотря на сложность и кажущуюся безвыходность положения, человек не сдавался, он продолжал искать. Измученный и изнеможённый, потерянный и запутанный, он бегал по одному и тому же кругу. Если бы Ева была человеком, она бы непременно восхитилась. Перед ней, практически лицом к лицу стоял самый одаренный и напористый соперник.

Ник оказался в странном и страшном пространстве. Мысли слиплись в один большой ком, а перед глазами текли сотни слоев его понятного, но в тоже время сложного мира. Разобрать правду от вымысла стало невозможно. Яркие, невероятно реалистичные картины подтекали серебристо-серыми ручьями, за которыми проступали новые, но все такие же реалистичные работы Евы. Пробираясь сквозь слои, Ник уже не анализировал пространство, ибо оно утратило значение. Тяжело и часто дыша, Ник остановился.

– А ты сильна, очень сильна, – слово «очень» Ник протянул с особым удовольствием, – Ты пудришь мозги, но физический мир остается прежним. Я уже врезался в несуществующие двери и заглядывал в несуществующие окна, я рассматривал город с высоты птичьего полета, находясь всего на четвертом этаже, а теперь не могу попасть в какой-то долбаный музей, – старик нахмурился. Он набрал полные легкие воздуха, покрутил головой, разглядел величественное серое здание, утыканное блестящими точками окон, и направился в его сторону.

Отходя от музея, разум все больше освобождался от натиска Евы. Прозревая, Ник распознал черты зимнего города, вновь почувствовал холодный ветер, а в лицо ударило яркое солнце. Вырванное из плена тело обмякло, голова закружилась, старик снова рухнул на скамью. Там, внутри фантазий Евы время не спешило, да и Нику до него не было никакого дела. Мир медленно, но верно обрастал обычностью. Яркие, навязчивые картины отступили, воздух разрядился и наполнился живительным кислородом, а вернувшаяся геометрия, расставила предметы на привычные места.

Сидя на скамье, Ник понял, что ввязался в неравную игру. Он играл на чужом поле и по чужим правилам, а победить можно было, только нарушив этот странный и неестественный ход событий. Тогда старик поднялся со скамьи, повернулся лицом к музею истории и закрыл глаза. Ник много раз был в музее, и свободно ориентировался внутри, но задача оказалась сложнее – пройти маршрут до музея, но уже без помощи органов зрения.

Медленными, не уверенными шагами старик шел в сторону музея. Путь пролегал через, проходящую поперек, широкую каменную мостовую, небольшой ветвистый палисадник и заканчивался невысокой металлической оградой музея. В своих фантазиях Ева исключила ограду, заставив героя мучительно искать выход. Но в этот раз ее фантазии отошли на второй план. Пройдя двадцать шагов по глухим бетонным плитам, старик оступился, а каблуки издали звучный хлопок. Мостовая находилась немного ниже площади, отчего переход ощущался своеобразной ступенью. Первые шаги не вызвали сомнений, но последующие приобрели вязкость и зазвучали иначе. Яркость и точность ударов каблуков сменились странными щелчками, которые повторялись, нарастали и угасали. На мгновение Ник сбился со счета, но собравшись, продолжил путь. На пятьдесят первом шаге нога Ника неожиданно провалилась и оказалась в чем-то липком и вязком. От неожиданности Ник едва не открыл глаза. Он дернул ногу и сделал попытку обойти опасный участок, но быстро понял, что покрытие под ногами ни при чем. Ева продолжала навязывать свою игру. Дальнейшее движение сопровождалось обильным хлюпаньем, а ботинки все больше утопали и наполнялись холодной жидкостью.

Сто двадцатый шаг уперся во что-то твердое. Палисадник ограничивался невысоким поребриком, который тянулся вдоль всего музея. В нужном месте палисадник прерывался, имел поворот и вел к заветной двери. Дверь в музей находилась немного правее, шагах в семидесяти. Двигаясь вдоль возвышения, Ник отсчитывал шаги, но был сбит с ног высоченным детиной.

– Прошу прощения, я невнимателен, – выпалил откуда-то сверху парень и потянулся к старику. Поставив мужчину на ноги, и не спрашивая разрешения, обидчик принялся отряхать одежду старика. Старик принял извинение кивком, недовольно отмахнулся и прокричал, – Отличная попытка. Что дальше?

– Я вас не понимаю. Еще раз простите, – голос молодого человека звучал неестественно и медленно угасал, словно кто-то умышленно уменьшал громкость.

Вместе с нежеланным голосом исчезли и все остальные звуки, а через секунду стало абсолютно тихо. Тишина на мгновение сдавила голову, но довольно быстро отпустила, оставив легкий, еле уловимый звон. Обычно звенит в одном ухе и тогда человек просит угадать собеседника, который, к слову, никогда не угадывает. Звон Ника находился не в ушах, он жил внутри головы, в самом ее центре, и изнутри сверлил уставшие мысли.

Лишенный зрения и слуха, Ник попытался найти проводник-поребрик, только последний из доступных ориентиров успел потеряться. Замешкавшись, Ник прыгнул влево, затем вправо, потоптался на месте и открыл глаза. Вот только то, что он увидел, нисколько не удивило. Вокруг молодого человека царила та самая, сложная и трудно воспроизводимая текстура «ноль» – безграничное, белое ничто. Если внимательно присмотреться, то можно было обнаружить, что текстура не имела и основания. Скорее всего, опору дорисовывал мозг, ведь человеческое тело продолжало находиться вертикально, на чем-то стоять. Работа Евы оказалась мощнее той, что Ник видел в подвале Марка, более плотной и глянцевой, она надежно скрывала детали местности, и гасила ответные реакции организма.

Растворился и образ пожилого мужчины, внутри текстуры находился сам Ник Вэйс. «Ноль» должна была стать последним аргументом Евы на пути Ника к провалу, но Ева ошиблась. Молодой человек дерзко ухмыльнулся, ведь сквозь плотное, белое полотно проступал рельеф и очертания предметов. Приглядевшись внимательнее, Ник увидел еле заметные, тонкие блики проходивших мимо людей, движение деревьев на ветру и дверь, которая очень скоро оказалась на расстоянии вытянутой руки.

Ник дотронулся до массивной медной ручки и, почувствовав ее холод, немного отстранился. В мире «ноль» чувства и ощущения угасали, казались инородными, и даже слегка пугали. Пугала и тактильная обратная связь,