Неправильное царство - Антон Толстых

— Monnaie — деньги по-французски. Хорошая песня, скажу честно. Однако псам смердящим капиталы не достанутся. Крутите следующее.

Вторую, то ли с мужским, то ли с женским голосом, предваряло вступление «Бразильская народная песня „Любовь и бедность“. Слова Роберта Бёрнса».

Любовь и бедность навсегда

Меня поймали в сети,

По мне и бедность не беда,

Не будь любви на свете.

Зачем разлучница судьба

Всегда любви помеха,

И почему любовь — раба

Достатка и успеха?

— Боженьки, неразумные остолопы развернули смысл в обратную сторону. Не верьте песне. Подавайте новые.

Снова последовал пролог. «Дамы и господа, сейчас вы услышите трагическую и поучительную историю о мальчике Бобби (здесь прозвучал странный смех) который любил деньги».

С рождения Бобби пай-мальчиком был.

Имел Бобби hobby, он деньги любил,

Любил и копил.

Все дети как дети, живут без забот.

А Боб на диете, не ест и не пьёт.

В копилку кладёт.

Деньги-деньги-дребеденьги,

Позабыт покой и лень.

Делай деньги, делай деньги,

А остальное всё дребедень,

А остальное всё дребебедень.

Здесь пенни, там шиллинг, а где-нибудь фунт.

Стал Бобби мошенник, мошенник и плут.

— Бобби? Пенни? Шиллинг? Фунт? Всё это натурально не о нас, а о Богом проклятых англичанах. Ставьте следующую.

Новая песня, быстрая, целиком звучала на тарабарском языке с различимым словом «Хафафанана». Секретарь чуть ли не пританцовывал за спинами хозяев. Первым не вытерпел министр колоний. Он со стоном схватился за башку:

— Господи, кошмарнее некуда. Только поющих обезьян нам не хватало. Отдадим певца в зоологический сад. Агния Евсеевна согласится.

Отныне, теперь, наконец-то,

Сейчас и в любую погоду,

Вот здесь, а затем повсеместно

Все будем мы жить по-другому.

Без гнева и печали, на благо всей Земли,

Как мы давно мечтали, но так и не смогли.

детские голоса

Cinéma, cinéma, cinéma!

От тебя мы без ума.

Царь протёр бархатной тряпочкой лысину. Верный политик пояснил, поднявши указательный палец:

— Cinéma, Ваше Величество, есть блажь, коя пришла из Европии. Пусть Государь не обращают внимания. Предыдущие строки пел никому не нужный бунтовщик.

В последней из песен нестарый мужской голос изливал неземную поэзию:

Оглянись, незнакомый прохожий,

Мне твой взгляд неподкупный знаком.

Может, я это, только моложе,

Не всегда мы себя узнаём.

Ничто на Земле не проходит бесследно,

И юность ушедшая всё же бессмертна.

Как молоды мы были,

Как молоды мы были,

Как искренно любили,

Как верили в себя.

Секретарь замер, пока Ардалионов подавал царю платок. Слёзы явили его натуру:

— Ах, молодость моя. В старые добрые времена сохранялось крепостное право, и многие прекрасно обходились без адвокатов и присяжных. Куда всё ушло, кто виноват? И что нам делать?

Куранты вновь проделали свою работу, обозначивши новый отрезок в жизни Петрова.

На пороге Егорьевской залы возвышался зрелый мужчина с серьёзным выражением темнобрового лица. Приплыл из-за самого, как выразился государь, «моря-окияна в царство славного нагана». Петров никогда этого иноземца не видел, но Евсей представил Томаса Эдисона, того самого мастера электричества. Как ни удивительно для простонародья, пёсья голова отсутствовала. Секретарь стенографировал, пока мудрый гость сидел в кресле после утомительного пути. Была отмечена некоторая глухота, но особого неудобства она не причинила.

— Благодарим за лампу накаливания. Она вполне пригодна, чтобы засовывать в рот. — Собеседник не расслышал, тем для него и лучше. — Что вы жуёте, господин Эдисон?

— This is bubble gum. Резинка для обработки зубоу.

— Шикарно живёте. В нашем царстве жуют гудрон.

Умное лицо Эдисона вытянулось. Секретарь морщился над свежей кляксой, а кесарь посмеивался еле слышно.

— Гудрон жевали в савельевы времена, если вы ненароком поверили. — Дворецкий подошёл к Евсею с накрытым подносом. — Милости просим. Шоколад Бугаевской фабрики и водка Sidorkoff. Как говорится, полный джентльменский набор. Пардон, вы давеча воздействовали на зубы.

— Блидже к делу, Your Imperial Majesty, — отвечал гость без почтительности.

Наш повелитель обстоятельно объяснил, что Эдисон обязан помочь со сборкой электрической вычислительной машины. Полностью механическую разрабатывал англичанин Бэббидж, а его сын завершил и дополнил дело великого инженера. В Рофии таковые встречаются, однако для текста мы применяем ячейки с буквами на лентах, а графического антерфаса у нас нет. К антернецу мы до сих пор подключаемся через телефонную барышню, вместо нормального способа. Хотя более современные компоненты в нашем распоряжении, мы в сборке не разумеем, без заморской помощи никакого толку. С электрической махиной беда. Эдисон — в электротехнике дока.

— Если modern версию мэшины изготовили in England, как её составные части оказалис в уашей стране? Вы своровали?

Царь прикрыл рот, думавши над правильным ответом.

— Ни под каким видом. Господин Шишкинский приложил руку, но он не украл, а экспроприировал.

На лице гостя улыбка засияет не скоро.

— Your Imperial Majesty, куда вы меня завезли? В провинсыи кругом газовые фонари. В уашей тёмной стране мистер Лодыгин тодже изобрёл лампу накаливания, а мистер Попов разработал wireless телеграф. Где они оба ест?

— Довольно. Не вздумайте рассказать простым людям, не то угодите в крепость.

— Moskhon почитает себя the Third Rome. Почему autocracy ест, а хорошие дороги отсутствуют? Их построят, когда погаснет последний луч солнса…

— Касательно Солнца вы угадали верно. Мы, Государь-надёжа, издали указ о том, что Солнце вращается вокруг Земли. Его Святейшество полностью согласны. Ведь кто первым заявил об обратном? Коперник, по национальности друг Лжедмитрия.

Эдисон (секретарь уж точно) явно удивлялся, что за цирк с белибердой в царском указе.

— В скором времени придёт замечательный деятель и простимулирует ваш мозг ради успешной работы над машиной. Чтобы вам не стало обидно, аналогичную процедуру пройдут гномы. То есть пролеташки, которым достанется физический труд.

Фабричные и конторские работники — гномы? Ах да, царёк твердит, будто бы рофияне живут как в сказке.

В залу вошёл господин Гортов, бывший священник. Он только что надел бумажные ризы и накладную бороду. Петров уже слышал картавый голос, от которого нервничал пуще прежнего. Стоило учесть, зачем государев приспешник следил за высоким качеством водки и табака. Чтобы их лучше покупали, и лично Гортов больше зарабатывал.

— Господа мои, уточните, какого остолопа-еrетика наставить на путь истинный? Амеrиканского гостя? А вы заткните фонтан! — последнюю реплику он адресовал Эдисону.

— Сэр, мне обешчали,