Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

Про этого самого Гупту Ерёма понял только, что он-ска большим, ять, царём был в далекой стране Бхарате, ять. Денег нажил много, сыновей тоже, и, так как больше, ять, делать ему нехрен, учил-ска этих самых сыновей всякой придури, коей у него была полная башка. Дед Макар читал, Ерёма вынужденно слушал, категорически ничего не понимал и оттого страдал несказанно. Картинки, к слову, в той книжке были такими жуткими, что ужасали даже почти начисто лишенного фантазии гоблина. И вот одну из них он теперь воочию наблюдал на засеке.­

Прямо под большим старым дубом на траве сидело огромное, больше горного тролля, существо с тёмно-синей кожей. Одето оно было в оранжевые шаровары и розовую распашонку. На ногах — мягкие тапочки с загнутыми мысами. Но это всё ерунда: вместо головы у него на плечах красовалась здоровенная слоновья башка — как и положено, с хоботом и бивнями. И самый ужас, что именно такое чудовище юный Ерёма видел в проклятой книжке деда Макара[1]!

* * *

[1] Автор в курсе (и Нафаня, скорее всего, тоже), что это описание более всего подходит Ганеше. Но гоблин Ерёма об этом точно не знал!

— Ч-ч-ч…рагупта? — пробормотал гоблин ставшими непослушными губами.

— Да, я Чандрагупта! — важно изрекло чудовище, и продолжило тем же тоном: — Я явился сюда, чтобы наказать тебя, Ерёма!

— Но за что⁈

— Неважно. На колени!

Гоблин, трясясь от страха, завыл, заплакал, но приказ исполнил.

— Послушай же поучение семь тысяч триста девяносто пятое, — проговорил Чандрагупта, и начал: — Давным-давно, в эпоху седых времен, жила-была семья скромная, близкая сердцу земли и неба. Был среди них старец мудрый, почтенный обладатель великого знания древних секретов земледелия, и звали его Махариши Ахшвабрапудра. Однажды посеял сей мудрец семена дивного растения, которое росло столетиями в землях далеких Севера. Сеял он бережно, полив щедро, оберегая ростки от солнца палящего и ветра злого. Но не знал никто, что растение сие было священным даром богов, дарованным миру для испытания людской мудрости и единства. Прошли дни, месяцы и годы, и вырос плод величественный, громадный, золотистый, сияющий в лучах солнца, будто драгоценность небесная…

— Аыыыбх! — глаза гоблина закатились, он рухнул без чувств и так и не узнал, чем закончилась сказка про репку по версии Чандрагупты.

Нафаня подтащил бутылку вина поближе к нему, пошептал над нею что-то — и был таков.

* * *

До чего душевно мы посидели с Нафаней! Убедившись, что никто за нами больше не следит, мы устроили самый настоящий пикник, попутно обсуждая ближайшие планы.

— … мне бы в городе осесть, — рассуждал я. — Привычнее оно как-то. Сам-то я городской человек, как ни крути. Но вот тот фантастически разнообразный город, что на другом берегу реки, нам точно не подойдет: слишком близко. К слову, до сих пор понятия не имею, ни что это за город, ни что за река.

— Река называется Ока. А город на том берегу — Калуга, сервитут, — просветил меня домовой.

— Ох как, — призадумался я. Значение слова «сервитут» по прошлой жизни мне было известно, но здесь оно явно было какое-то другое. — И что там?

— Был я там пару дней — не понравилось. Суета, толпы туда-сюда, прямо тебе Вавилонское столпотворение!

— Поди, и опричники есть?

— А где их нет?

* * *

— Визуально наблюдаю на противоположном берегу местного жителя, который ест жареное мясо в компании магохтонического конструкта среднего порядка.

— Тищев, скажи-ка мне, а что у нас на том берегу?

— Юридика Ромодановских.

— Вот именно. И даже если местный будет кататься по реке верхом на русалке с во-о-от такими сиськами, мы не сможем предъявить ему за аморалку, пока он до середины реки не доплывёт. Продолжай наблюдение и не отвлекайся на глупости.

* * *

Возвращались кружным путем. Рюкзак отлично спрятали, я вдоволь хлебнул арагонского, немного облился им же и повалялся по оврагу, так что выглядел еще менее презентабельно, чем обычно.

— Любимый город может спать спокойно! — орал я песню, которая и в этом странном мире оказалась популярной, что наводило на мысли. Но вот и дошли — по дороге-то оно куда как быстрее. — Домой хочу, дружочек. Ты бы проводил меня, а? А то ноги не держат, — доверительно попросил я встреченного во дворе слугу, который не успел от меня скрыться.

Разумеется, в своих покоях я быстро протрезвел. Сбросил грязную одежду, хорошенько вымылся и лёг спать. Завтра у меня тяжёлый день — День рождения, однако.

* * *

— Гордеич, ска, это конец света, нах! — бормотал несчастный Ерёма, благоухая арагонским перегаром. — Сам Чандрагупта, ска, здесь! Наказ-звал мня, ска, подду… Подду… Под дубом сказки, ять, читал-ска!

— Шаптрахор, — негромко позвал управляющий. — Этого — в погреб, а завтра, как всё успокоится — в гараж.

Глава 4

На простор речной волны

— Вот здесь у нас бухгалтерия. Знакомьтесь: это Отто Брунович, это Фёдор Иванович.

— Хуетак, — сказал бухгалтер, привстал из-за стола и протянул мне руку. — Добро пожаловать в наш аршхёлль.

— За всю ту работу, что он будет тут выполнять, раз в месяц Фёдор Иванович будет вот здесь получать от Отто Бруновича тысячу пятьсот денег, — продолжала пулеметом строчить Лапшенникова.- Идёмте теперь в типографию, это в цокольном этаже.

Когда я перезнакомился со всем персоналом газеты Tarusskie Vesti, в процессе посетив кабинет Начальника Всего Сущего — по крайней мере, выглядел обитатель кабинета именно так, — и вконец одурел от стрекотни провожатой, та внезапно снизила скорость речи.

— Устраивайтесь тут. Полистайте подшивку, быстро поймёте, что ничего сложного в вашей работе не предвидится. Сложность тут ровно одна: свалить нахрен из этого курогусятника. Но спасибо, что подарили мне такую возможность.

— Не понял, — опешил я. — То есть…

— То есть теперь, драгоценный мой Фёдор Иванович, вся редакционная работа ложится на ваши могучие плечи, контракт об этом вы соизволили подписать полчаса назад, и это дало мне возможность уже через десять минут расторгнуть мой собственный. До сдачи номера — два дня, план, готовые материалы и наброски вы найдете вон в той розовой папке на столе. Желаю удачи. Прощайте! — и, подхватив рюкзачок, барышня пулей вылетела из редакции. А я, кажется,