Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

— Нет, — честно ответил я. — Просто мне в голову не пришло, что здесь могут быть такие вещи.

— Я так и подумал, мой добрый сеньор, — кивнул Нафаня. — Но теперь я в некоторых раздумьях. Планшет совершенно разряжен, и где и когда мы зарядим его в наших странствиях, пока неизвестно. С другой стороны, это устройство могло бы нам пригодиться. Но сумку выносить нужно уже сейчас: еще немного, и станет поздно.

В итоге решили не усложнять: планшет зарядить, а вынесет его Нафаня уже утром и будет ждать меня у тайника. Оставалась мелочь: обустроить сам тайник. Для этого придется разыграть следующий акт комедии. И, вскинув на плечо немалый рюкзак, в котором прямо сверху призывно позвякивали три бутылки арагонского вина, я направил стопы свои на кухню.

— Чего тебе, Фёдор Юрьич? — то ли простецки, то ли невежливо спросил на кухне пожилой дядька в поварском колпаке.

— Мне бы мяска, — осклабился я. — Свининки. И лучка пару-тройку луковок, и сольцы с собой немножко.

— Чего затеял, шебутная твоя голова?

— С детством прощаться стану, — вздохнул я. — Ведаете поди, что батюшка-от порешил меня от дома отлучить? Ну, гульну напоследок.

Повар головой покачал неодобрительно: Федя явно не пользовался любовью обслуживающего персонала. Тем не менее, всё запрошенное было предоставлено, и отправился я на пикник.

План был простейший: из окна я видел край какого-то водоема, возможно, широкой реки. А где ещё устраивать шашлыкинг, как не на речном бережочке? Отойти только как можно подальше — но там, вроде, вдоль берега рощица тянется, она-то нам и поможет.

Роща у князя, вероятно, играла роль фортификационного сооружения типа «засека». Во всяком случае, легкой прогулки не вышло, она моментально превратилась в турпоход не самой слабой категории. Ну, да тем лучше. Нагуляю аппетит.

— За нами следят, — тихонько сказал Нафаня. — Гоблин. Идет медленно и пока далеко, но идет.

— Что делать будем? — так же тихо спросил я.

— Найдем местечко почище, сгрузим там бутылочку вина. Местные гоблины за выпивку мать родную продадут. Вот там, под густым дубом.

— А почему под дубом? — удивился я. Вроде, только что говорили про местечко «почище», хотя, похоже, тут таких не было.

— Тссс! Над нами дрон!

* * *

— Дааа! — удивленно покачал головой князь Ромодановский, глядя на непрерывно передающуюся с дрона картинку. — Пойти «прощаться с детством» на Заокскую Засеку — до такого идиотизма мой дурак даже с пьяных глаз никогда не доходил. Ладно, посмотрим, что дальше.

* * *

Долго ли, коротко ли, но продрался я сквозь эти дебри и вышел к реке. Притащил с собой несколько сухих деревяшек, изладил костёр, заквасил шашлык, достал из рюкзака бутылку, куда мудрый Нафаня налил клюквенный морс вместо вина. Вообще, удивительно, как он тягает предметы сильно крупнее и тяжелее себя самого? Надо поинтересоваться…

— Дрон летает вокруг, — шепнул невидимый Нафаня. — Мне не отвечайте, пейте из бутылки и пойте песни. А я встречу гоблина.

И настала тишина. Хотя нет, на пределе слышимости, действительно, что-то стрекотало — возможно, тот самый дрон, о котором предупредил домовой. Значит, на меня смотрят и, возможно, даже слушают. А раз так, придется давать представление.

Сделав добрый глоток морса из горлышка, я размашисто утёр сахарные уста рукавом, и запел:

Чёрный ворон, что ж ты вьёшься над моею головой…

Ох, ничего себе голосина у Феденьки! И со слухом всё прекрасно — ишь, как выводит, да драматично, заслушаешься. Но это не дело, так и до провала недалеко, надо вывозить в другую сторону. А то вдруг папаша очаруется, да и оставит — хоть на правах тенора при домашнем театре? Хотя, какой тут, на хрен, тенор — бас без малого…

Оборвав песню, снова приложился к бутылке. Одновременно, стараясь делать это незаметно, хватанул лука из миски с шашлыком, мазнул по глазам. Ожидаемо хлынули слёзы — то, что надо.

— Сукабаран! — всхлипнул я во весь голос. — Козёл старый, аристократ хренов! Родную кровиночку не пожалел! А я вам покажу-у-у! — Тут настало время очередного глотка из бутылки. — Я всем вам покажу! Вы еще вспомните Федю Ромодановского! На коленях приползёте, падлы! У-у-у, гады зажравшиеся, аристо, мать вашу, краты!

* * *

— Ну и мразь, — брезгливо процедил князь, выключая монитор. — Отзывайте дрон, с этой сарынью всё ясно. Всё окончательно ясно.

* * *

Нафаня, он же Хосе Натаниэль де Лос Трес Барбосес Террибле Бромиста, проказником был профессиональным, ибо фамильное мастерство в этой области досталось ему по факту рождения и было отточено во время полных головокружительных приключений детства и юности в родной Сарагосе. В последнее время, правда, когда он на птичьих правах дальнего всеми нелюбимого родственника проживал в доме Ромодановских, блеснуть умением не удавалось, так что представившуюся возможность домовой собирался использовать по полной — проказы ему были жизненно необходимы для душевного равновесия.

Логика его была несложной: чтобы остановить противника, его надо хорошенько напугать. А лучше всего пугать детскими страхами, сидящими на задворках памяти всю жизнь. Оставалось только извлечь эти самые страхи, что домовому было вполне по силам: этим созданиям оказались доступны, в том числе, зачатки искусства, которые современные высоколобые именуют менталистикой.

* * *

Детство запомнилось уроженцу города Кемерово гоблину Ерёме, как бесконечный занудный кошмар. Справедливости ради, стоит сказать, что редко какой гоблин может похвастать беззаботным детством: традиционная многодетность при не менее традиционных более чем скромных условиях жизни иного не предполагали. Хотя, если б нашелся сторонний наблюдатель, он мог бы не без удивления констатировать, что именно этому представителю орочьего племени как раз свезло, как мало кому: после того, как почти всю его семью спалили в бане «по причине сильной алкогольной интоксикации», как было написано в протоколе, его подобрал и обогрел учёный дед Макар. Ерёма не вникал, какой именно ученостью обладал тот самый дед, кому он прямо с пепелища попал в услужение, но человеком тот Макар оказался вреднючим и требовательным. Батрачить приходилось с утра до ночи, а еще обучаться грамоте и счету — спасибо, в школу не отдал, добрый человек. Наказание за любую провинность было воистину ужасным. Нет, юного гоблина никто не порол и вообще пальцем не трогал. Его просто ставили на колени в угол — безо всякого, впрочем, гороха, — и заставляли слушать мутнейшую дичь из книги,