Из стали и соломы - Эрика Айви Роджерс

Когда до Шарлотты дошло, что именно произошло – что она натворила, – ее охватила дрожь. Петляя по темным улочкам города, она чувствовала, как ноют сердце и губы после встречи с Монтенем, а разум рассыпается на осколки от страшного осознания: она сразила капитана своей болью, воспользовалась ею с непоколебимостью, которая перечеркивала все, чему когда-либо учила ее бабушка.

– Шарлотта?

Голос Марты прорвался сквозь размышления. Шарлотта вскинула голову и увидела, что все взгляды направлены на нее.

Уорт изучал ее особенно пристально. В его глазах плескался миллион вопросов, но в то же время казалось, что он знает, что она утаила.

Она расскажет ему о том, что произошло, как только они окажутся наедине. Пусть признаваться в том, что она поцеловала Монтеня, будет стыдно и неловко, ей нужно убедиться, что кардинал ошибалась. Шарлотте нужно знать, что она не поддается тьме.

– Ты видела Сен-Клер? – спросил ее Уорт.

– Нет. Но сердце Шарис у них.

– Она бы позволила им забрать Шарис только через свой труп, – мрачно сказал Поль.

В комнате воцарилась тишина, и ее вес грозил навсегда сломить Шарлотту.

Поль провел рукой по лицу и пророкотал:

– Что мы будем делать?

– Нам нужно выбраться из города, – ответила Марта и повернулась к Шарлотте: – Монтень не успокоится, пока не найдет тебя.

Шарлотта видела тревогу на лице Марты. Если кардинал и Монтень сожгли сады в отместку за пробуждение Уорта, что они устроят на этот раз?

– Артюс согласен, – сказала Шарлотта.

– От нас принцу не будет никакой пользы, если мы находимся в шаге от эшафота, – кивнул Уорт. – Мы уберемся подальше от столицы и подождем, пока здесь все уляжется.

Марта толкнула Шарлотту плечом:

– Бабушка хочет отыскать склады с черным порохом и взорвать его весь кардиналу на радость по пути из столицы.

– Я в деле, – мрачно заявил Поль.

Улыбка тронула губы Шарлотты, но, когда она повернулась к своему Стражу, ее голос больше не дрожал.

– Я сделаю все, что вы двое решите, но только если Рене будет с нами, – сказала она. – И Сен-Клер тоже, если есть хотя бы крошечный шанс на то, что ее взяли живой. Если Монтень останется верен своему обещанию, их повесят завтра. Если, конечно, мы не сдадимся и не отдадим кардиналу ваши сердца.

– Мы не можем сдаться, – раздался голос от входа в зал.

Шарлотта вскинула голову и увидела бабушку. Та была вся в синяках и ссадинах, но уверенно держалась на ногах.

– Кардинал солгала о том, что собирается вернуть сердца Стражей, и обставила все так, словно это ты заклинала призраков. Даже если ты подчинишься ее требованиям, она все равно заставит Рене и Сен-Клер взойти на эшафот, а тебя повесит прямо рядом с ними.

Шарлотта пересекла комнату и заключила бабушку в нежные объятия.

– Знаю, – ответила она. – Но я их не оставлю. Это из-за нас Рене попал в плен. Если бы я сумела сохранить самообладание в тронном зале…

– Кардинал нашла бы другой способ нас раздавить, – перебил ее Уорт. – Но я согласен. Мы вызволим Рене и будем держаться начеку, на случай если Сен-Клер жива, а затем покинем столицу и перегруппируемся.

На лице Поля отразилось смятение.

– Рене не хотел бы, чтобы мы так рисковали, – сказал он и стиснул челюсти.

– Стражи превыше всего? – спросила Шарлотта.

– НЕТ! – взревел Поль. – История с Петрасом повторяется! Рене всего лишь мальчик, но он готов бросить вызов всему миру ради тех, кого любит, и неважно, его это ответственность или нет. Если мы вызволим его, но ты, Шарлотта, погибнешь, он никогда не оправится.

Шарлотта расправила плечи, встретившись взглядом с красно-желтыми, как осенние листья, глазами Стража.

– Тогда нам лучше сделать все правильно. И нам понадобятся люди из Сломленной Птицы.

40. Люк

Люк поднялся на королевский помост, рядом с которым на скорую руку возвели эшафот. Его свежий капитанский мундир сиял, словно кровь. Он был вооружен до зубов: на его поясе висела рапира, метательные кинжалы были спрятаны во всех тайных ножнах, а к оружейному ремню были пристегнуты его знаменитые «когти». Рядом с Люком стоял Артюс. Принц был напряжен, но его взгляд оставался ясным. За Артюсом возвышался Мика Лебо. Люк сосредоточился на площади, убеждая себя, что не нервничает. Орден никогда не позволит повесить своих собратьев по оружию. Сэнд, Пастор и Лавина явятся сюда, и Люк к этому готов.

– Кардинал сегодня не придет?

Артюс оперся бедром о поручень.

– Придет, – ответил Люк, все еще не отводя взгляда от площади и пока пустующего эшафота.

Он накрыл ладонями рукояти «когтей», черпая силу в их знакомых очертаниях.

На площади похолодало. Люк сделал глубокий вдох и оттолкнул прочь тьму, которая подбиралась к краям его сознания. Заставь сердце замедлить бег, уйми дрожь, залатай дыру в груди. Если Сэнд принесет кости, чтобы использовать их в грядущем сражении, Люку придется хорошо постараться, чтобы сохранить контроль.

На противоположной стороне площади открылась дверь, ведущая в темницы, и из нее вышел отряд гвардейцев с Грандье во главе. На поясе лейтенанта висела рапира Сэндов, а на исполосованном шрамами лице сияла усмешка, так и моля, чтобы ее стерли парой ударов. Сэнд уже несколько недель мечтала убить этого мужчину.

Люк мрачно улыбнулся.

Сегодня она не станет стоять в толпе бездействуя.

– Двенадцать кругов преисподней, – прошептал Артюс, и Люку пришлось проглотить проклятие, рвущееся с языка, когда он увидел пленников в телеге.

Ракель Сен-Клер смотрела на Грандье заплывшими от отека глазами. Ее губа была разбита, кровь непрерывно текла из раны, но не было сомнений в том, что женщина придумала уже тысячу способов убить лейтенанта голыми руками, связанными веревкой.

Рене Дюран стоял на коленях, весь в крови. Он был неподвижен, словно покойник.

Безмолвная толпа расступилась перед телегой. Шепотки зародились рядом с дверью в темницу, а затем разлетелись среди собравшихся. Прошла всего пара минут, но Люк уже ощущал, как недовольство дрожью сотрясает основание дворца. Пускай толпе не терпелось увидеть, как повесят членов Ордена, при виде изувеченного мальчишки, который едва оставался в сознании, им явно стало неуютно. Люк заметил, как старая женщина показала Дюрану жест, прославляющий Старого Бога.

Люк провел большим пальцем по каждой опаловой рукояти своих клинков и послал молитву Безмолвным Богам.

Стойкость. Помогите мне сохранить стойкость.

Холодный ветерок взъерошил волосы, и Люк сглотнул, когда телега приблизилась к эшафоту. Рот Сен-Клер был заткнут кляпом – наверняка для того, чтобы остановить поток ее ругательств. Рот Дюрана оставался свободен, и из-за бессильно повисшей челюсти он выглядел еще моложе своих шестнадцати лет.

Телега остановилась. Грандье забрался на нее и пнул мальчика. Его тело рухнуло на эшафот с тяжелым, влажным звуком. Дюран попытался перекатиться на колени и застонал. Когда Сен-Клер шагнула вперед, чтобы помочь, Грандье дернул за веревку, которой были связаны ее запястья, заставив отшатнуться.

Оторвав взгляд от болезненной сцены, Люк осмотрел толпу. Его солдаты стояли по всему периметру площади. Красные мундиры и гвардейцы без формы в произвольном порядке распределились по толпе. Улицы за пределами площади и катакомбы тоже охранялись. Как только члены Ордена ступят на площадь, им придется либо отдать сердца, либо умереть сражаясь. Так или иначе, все закончится сегодня.

Грандье рывком поставил Рене Дюрана на ноги, осыпая его ругательствами. Ссутулившегося, истекающего кровью мальчишку подвели к петле, но тот так и не поднял головы. Понадобилось три солдата, чтобы заставить Сен-Клер занять положенное место на эшафоте, но Грандье держался от нее подальше, словно знал, что лучше не искушать судьбу.

Лейтенант Шарп остановилась рядом с Люком.

– Мы видели Сэнд и Пастора, – сказала она. – Лавины с ними не было.

– О, он тоже где-то рядом, – выдохнул Люк, чувствуя, как нарастает напряжение на площади. Грандье накинул петлю на шею Дюрана. – Лебо, отведи принца в его покои.

Стоило отдать Мике Лебо должное, потому что он кивнул и потянулся