Хроники Кайдарии. Дурная кровь - Андрей Плотник

Потом бессильно упал на нары и уставился в низкий серокаменный потолок, покрытый темными пятнами сырости. Какая судьба ожидала нас впереди? Уделом мятежников было обезглавливание, и эта безрадостная перспектива не давала мне покоя. Однако странное поведение Глемма заставляло подозревать, что старый упырь имеет какие-то собственные планы – по крайней мере, на меня. Но хорошо это или плохо, я не знал. Если даже и хорошо, то сумею ли я помочь друзьям?

День за окном плавно перетек в ночь, и в камере стало невыносимо холодно. Зарывшись в солому и обняв свое тело руками, я с дрожью отдался самым безрадостным думам, иногда желая разреветься или завопить от негодования. Но приступы черного отчаяния снова и снова сменялись резкими вспышками экзальтации. В голове крутились льстивые слова, произнесенные Глеммом в мой адрес – про воинский дух и про то, как пристально он следил за моей судьбой с момента нашей прошлой встречи. Как много старый негодяй знал на самом деле? Если вампиры и впрямь давно уже наблюдали за аббатством, то почему позволили разорить «Логово нетопыря»? Быть может, надеялись, что все мы поляжем в стычках с тамошними чудовищами?

Периодически мой разум, наполовину погруженный в болезненную дремоту, возвращался к событиям, с которых все это началось. Я словно наяву видел себя едущим в автомобиле фон Вула в замок Глеммсбург, заново переживал первую встречу с Адель (розовые и фиолетовые блики городских огней ложились на ее правильное лицо, делая женщину похожей на Хель, древнюю богиню ада – наполовину синюю, как труп, наполовину розовую, как освежеванная плоть). Тогда, будучи еще вампиром, наивно верующим в фантомы кайдарской пропаганды, я бы что угодно отдал за малейшую похвалу со стороны герцога Глемма. Но теперь – до чего горька ирония судьбы! – получив эту похвалу я не чувствовал ничего, кроме отчаяния и отвращения. Или все-таки чувствовал? Определенно, в глубине души я все же гордился собой. Там, в этой темной глубине, в этой бездне, населенной тенями былых грехов и призраками подавленных страстей, герцог Глемм продолжал оставаться моим кумиром, несравненным чемпионом «Зова крови» – жестокой игры, чьи правила восходили к охотничьим ритуалам вампиров древности.

Было еще совсем темно, когда дверь в камеру звонко лязгнула. В проеме входа одна за другой возникли две темные фигуры. Без лишних слов парочка надзирателей вздернула меня на ноги и потащила как безвольную куклу по коридорам замка. Неужели настало утро моей казни? Или же нас всех для начала подвергнут пыткам, чтобы выведать все секреты Сопротивления? Несмотря на многочисленные ратные подвиги, свершенные мною в последнее время, сейчас отвага полностью покинула меня. Я почти не чувствовал ног от ужаса, по штанам расползлось влажное пятно. Нет, я не был героем древних саг. Фроки на моем месте расхохотался бы в лицо карателям, Уолли состроил бы презрительную мину, а Клаус отвесил бы какую-нибудь философскую остроту о скоротечности нашей жизни. Я же лишь молил всех богов о том, чтобы путь наш вел в пыточную камеру, а не на лобное место. Я боялся боли, поскольку не умел терпеть ее, но еще сильнее боялся смерти.

Как ни странно, надзиратели потащили меня в жилую часть замка. Здешнее убранство поражало воображение – звуки наших шагов тонули в алой мягкости дорогих ковров, слева и справа, между дверями, украшенными тонкой резьбой, возвышались вампирские доспехи с рогатыми шлемами и двуручными мечами в руках. Сводчатый потолок покрывали росписи милитаристского и эротического характера – нагие дамы, расчленяемые на части или живьем пожираемые аллегорическими чудовищами, пылающие города, внутренние органы, слагающие собой натуралистичный и совершенно тошнотворный орнамент… Стены из черного камня были отполированы почти до зеркального блеска – наши смутные отражения плыли слева и справа от нас, как призраки в смолистом сумраке ночи. Возле очередной двери мы застыли, и тюремщик деликатно постучал в нее костяшками пальцев.

– Входите, входите, – донесся изнутри знакомый голос.

Один из упырей распахнул дверь, а второй втолкнул меня внутрь. Ни тот, ни другой почему-то не шагнули следом – внезапно лишившись поддержки, я едва не растянулся на ковре. Ноги все еще казались ватными от пережитого страха. Размеры комнаты не позволяли охватить ее одним взглядом. Украшена она была с той же нездоровой роскошью, что и коридор. Повсюду в глаза бросались черный камень, красное дерево, перламутр и позолота, алый шелк и блестящие в дрожащем свете факелов геральдические щиты. Напротив себя я увидел массивный стол, за которым, чавкая и обсасывая пальцы, восседал герцог Глемм. Справа от стола лежал, раздувая поджарые бока, огромный черный дог с налитыми кровью глазами – он угрожающе зарычал при моем появлении, но с места не сдвинулся. Слева же, на изящной софе, обтянутой парчой, покоилось огромное рыхлое тело герцогской наложницы-вампирши. Одежды на женщине не было. В пухлых коротких руках она сжимала истерзанное тельце трех-четырехлетнего мальчика, с урчанием высасывая из него последние капли крови. Многочисленные жировые складки и плоские груди-лепешки обильно покрывали алые брызги. Сотрясаясь всем телом, она напоминала гигантскую бледную гусеницу.

– Ну же, друг мой, – Глемм поднял глаза от тарелки. – Не стойте у порога, подойдите ближе.

Я, как сомнамбула, сделал пару неловких шагов. Герцог критически осмотрел меня с ног до головы и нахмурился. Очевидно, весь мой жалкий вид, включая измаранные штаны и трясущиеся конечности, не соответствовал высоким стандартам истинного героизма. Приблизившись, я увидел, какой трапезой занят мой бывший кумир – на серебряном блюдце перед ним покоился запеченный человеческий младенец, уже полусъеденный. Герцог как раз деликатно отделил маленькую ручонку с помощью ножа и вилки, и принялся ее обсасывать.

– Вижу, вы тяжко переносите заключение, – промурчал Глемм. – Вампиру следовало бы проявить больше стоицизма.

– Я больше не вампир.

– Ну, с физиологической точки зрения – конечно… Но дух! Но выучка! Не могло же все это исчезнуть без следа?

– Знаете, я как раз пришел к выводу, что материя полностью определяет сознание. Потому что я действительно очень сильно изменился за последние дни. Вампирское общество мне отвратительно. Вы мне отвратительны.

– А ведь раньше было иначе? – пережевывая человеческую плоть, оживился Глемм. – В детстве вы преклонялись предо мной. Сами же говорили.

– В детстве – да. Однако с тех пор у вас стало одним поклонником меньше. Но зачем вы вызвали меня сюда? Неужели хотели одарить автографом?

– Близится час «Зова крови». Грядет очередная игра, традиционно притягивающая все внимание публики… Тысячи зрителей, сотни газетных заметок, многочисленные радиопостановки. Она даже недавний побег Большого Бобо затмит, вот увидите. И я предлагаю вам участвовать в ней.

– Вы спятили, герцог?