ОПЯТА (роман-зеркало для массового чтения) - Алексей Константинович Смирнов

Тот испустил плотоядное рычание. Неизвестно, чем кончилось бы дело, не ударь Кастрыча обеденное ведро. Тюремщик, спустивший похлебку на веревке, радостно захохотал. Кастрыч обхватил голову, присел и осторожно поднял глаза, стараясь запомнить черты мучителя. Зато к Билланжи неожиданно вернулись силы. При виде ведра он вскочил, оттолкнул Кастрыча, подтянул ведро поближе и присосался. Кастрыч принюхался:

- Что это за дерьмо?

- Там совсем немного дерьма, - охотно и неразборчиво, между хлюпами, объяснил Билланжи. - Они выплескивают, но не моют...

Кастрыч молча смотрел, как тот, одной рукой прижимая ведро к запавшей груди, другой ковыряет узел, отвязывая веревку.

Страшная и сладкая догадка мелькнула в голове Кастрыча.

- Они нам что - в парашу наливают?

Билланжи утвердительно замычал, справился с узлом и дернул повисший конец веревки. Та, развязанная, развязно поползла вверх.

Любой терпимости положен предел. Не вполне чуждый ксенофобии, Кастрыч придержал себя за горло и отодвинулся. Билланжи вдумчиво чавкал. Кормовые помои текли по его груди; опустошив ведро наполовину, маориец с сожалением отставил его, стянул лохмотья и стал отжимать их прямо в рот. Питание пленного постепенно портилось. Каллапс Гвоздоев, допытавшийся об иностранных корнях Билланжи, вел изнурительные переговоры с Новой Зеландией, требуя миллионного выкупа. Шокированное государство твердило, что знать не знает никакого Билланжи, но гуманизма ради подумает и сообщит о решении. Время шло, Каллапс мрачнел и день ото дня урезывал неверному инородцу жидкий паек, а сухой вообще перестал выдавать

- Пусть бегут оба, - постановил он на секретном совещании старейшин. - Все равно они наши. Больше пользы будет. Подержим еще для правдоподобия - и отпустим.

Очкой-Мартын беспокойно зашевелился.

- Ты плохо придумал. С чего ты решил, что они побегут к леденцам? Они побегут в милицию, и ты опозоришь свой тейп. Тебя проклянут аксакалы, покинут женщины, мужчины тоже покинут, облают собаки и обесславят акыны.

Гвоздоев насмешливо слушал стариковские бредни. Он вынул кинжал и небрежным махом рассек надвое сахарный арбуз. Короткий хруст послужил предостережением, и недовольный китаец умолк.

- Какая милиция после нашей ямы? - высокомерно осведомился полевой командир. - Мы сделаем так, что они забудут про всякую милицию и будут думать только о спасении своей грязной шкуры. Вот увидишь - они поползут к леденцам долголетия, и больше никуда. Иначе сдохнут, как шелудивые псы.

21. Ямские сказы

...На десятый день заточения Кастрыч хватился зазоровых денег. Ощупав карманы, понял, что боевики их украли. Такое беззастенчивое расхищение средств, выделенных далеко не самым богатым ведомством, голодавшим вместе с народом, породило в нем волну возмущения.

- Хорошо, книжку не взяли, - пробурчал он, почесывая изнемогающий от голода живот.

Кастрыч не рассчитывал, что ему придется воспользоваться книжкой по прямому назначению - во всяком случае, по назначению, которое втолковывал ему Зазор. Мысленно он уже зашифровал сотни донесений, но не видел оказии их переслать. Не рисовались и гигиенические цели. Универсальное ведро, одно на двоих, очень быстро содрало с Кастрыча цивилизованную шелуху, отслаивавшуюся намного легче, чем грибная.

- Что за книжка? - безучастно поинтересовался Билланжи.

На второй день они с Кастрычем ощутили, что делить им нечего. На третий почувствовали себя молочными братьями, если только можно было приравнять их рацион к молоку. На четвертый, что часто бывает меж братьями, отчаянно поругались, а на пятый помирились.

- Сказки, - небрежно ответил Кастрыч. - С этническим колоритом.

По привычке он попробовал последнее слово на вкус. Оно потянуло за собой цепь странных ассоциаций, пропитанных тоской по родным краям. "Неужели, - не верил Кастрыч, - где-то там, за горами, и даже за лесополосой, звенит чемпион, насилуя каломотив?"

- Почитай, да? - Билланжи, как с ним бывало, сбился на восточные интонации.

- Темно, - вздохнул Кастрыч.

- Жаль, - Билланжи застонал и вытянулся, звякнув кандалами.

Кастрыч растроганно и сочувственно ощупал его взглядом. Ему захотелось доставить товарищу удовольствие.

- Это не беда, - заявил он жизнерадостно. - Я уже многое выучил наизусть.

Билланжи оживился, приподнялся на локте.

- Сейчас, - нахмурился Кастрыч, соображая. Наконец он собрался с мыслями. - Вот эту расскажу, - заявил он довольно. - Она называется "На волосок от беды".

НА ВОЛОСОК ОТ БЕДЫ

"- Волька! - кричал Хоттабыч в сотовое устройство. Ответы же он выслушивал, чуть сдвинув чалму. - Волька! Мне очень не нравится капитализм. Мне нравилась страна Советов. Ты не тот Волька... Зря он обменял меня на марки...

- Хоттабыч, миленький! - кричал Волька. - Убери своих ифритов с Кавказа! Страны Советов больше нет.

- А хочешь, будет? - ответил Хоттабыч.

Волька хребтом ощутил натяжение волоска, готового оборваться.

- Я подумаю, Хоттабыч, - сказал он быстро. - Я хорошенько подумаю. Но только убери ифритов...

- Хорошо, ифритов не будет, - волосок, выдернутый из белой бороды, тоненько зазвенел. - Но и ты, Волька...

- Конечно, конечно. Я отведу авиацию. Но знаешь, Хоттабыч, этот саммит... он очень важный, не трогай его.

- Нет! - вскипел старик. - Они противны Аллаху!

- Хоттабыч, я ведь тоже там буду, - умоляюще выпрашивал Волька.- Ты же хочешь снова страну Советов? Так вот: я ее постепенно, постепенно...

- А я могу сразу! - крикнул Хоттабыч. И Волька понял, что дед снова вцепился в бороду.

- Не надо! - завопил он, вспоминая, как сразу образовалась страна Советов.

- Ну, как хочешь, - обиделся старик. - Я думал, как лучше. Хорошо, я не трону саммит, если ты туда поедешь. Но этих империалистов...

- Черт с ними, с империалистами, - разрешил Волька. - Круши, но только не заражай соседей.

- Твое слово для меня закон, - Хоттабыч отключился.

"Оно для всех закон", - подумал Президент, укладывая кремлевскую трубку.

Бен Ладен огладил бороду и вычеркнул саммит из перечня намеченных целей. Затем взял очередной конверт, накрошил туда белой пудры из бороды, нацарапал: "США, Техас, ранчо..."

- Потише рассказывай, - забеспокоился Билланжи. - Они нас на кол посадят.

Кастрыч прислушался:

- Им не слышно. Чуешь, музыкой потянуло? Бубном каким-то.

- Это они танцевать будут, - Билланжи успел набраться кое-какого культурного опыта. - Топочут, как кони. Жаль, ничего не видно.

Кастрыч напрягся, пробуждая былые способности к стихосложению, чтобы подобающе сформулировать свое отношение к песне и пляске.

- А habit - лишь привычка дурная. Вах! да еще и рискованная какая!..

22. Зикр

Музыкальный слух не подвел