Башни Латераны - Виталий Хонихоев

дырой — пустой, беззащитный, как открытая рана. За ним — ров с водой, мутной, тёмной, с тиной на поверхности. Густав медленно поднялся с колен, тяжело дышал. Посмотрел на ворота, покачал головой:

— Святые небеса… они… они снесли ворота… за три удара…

Элеонора смотрела на колонну врага. Маги Огня отступили назад — опустили руки, тяжело дышат, опираются на посохи. Помощники сворачивают полотнища — быстро, слаженно.

Из строя вышли ещё пять фигур — в коричневых мантиях, с посохами, обмотанными корнями. Маги Земли. Направились к рву — медленно, тяжело, уверенно.

Элеонора сжала зубы.

— Они построят мост, — сказала она. Голос ровный, холодный, как лёд. — Магией Земли. Это… три-четыре минуты, не больше.

— А мы все спим, — Густав сжал топорик так, что костяшки побелели. — Защитников нет. Город падёт. Без боя.

Элеонора кивнула — один раз, коротко.

«Я могу поднять людей. По одному. Минута на человека. За три минуты — троих. Мало. Слишком мало. Нужно время. Кто-то должен задержать их. Кто-то должен стоять у ворот, пока я не подниму хотя бы десяток. Но кто?»

Её взгляд упал на Безымянную.

Та стояла в трёх метрах — неподвижная, как каменное изваяние. Серебристый доспех поблёскивал в предрассветном свете — холодный, чужой. Руки на молоте — крепко, неподвижно. Голова чуть опущена — шлем скрывает лицо. У её ног лежал Лео — на спине, руки раскинуты, лицо бледное, губы приоткрыты. Дышит ровно, глубоко. Спит.

Элеонора смотрела на Безымянную долго. Потом шагнула к ней — решительно, быстро.

«Она единственная, кто не спит. Но она голем. Мёртвое тело. Не поможет. Не должна помочь. Но… я должна знать. Должна убедиться.»

Она протянула руки — дрожащие, холодные. Взялась за края шлема — металл холодный, гладкий. Потянула вверх — осторожно, медленно.

Шлем снялся — легко, без сопротивления. Тяжёлый. Звякнул глухо, когда Элеонора опустила его на камень рядом.

Она подняла голову. Посмотрела на лицо Безымянной.

Замерла.

Дыхание перехватило. Сердце пропустило удар.

Лицо бледное, мертвенно-бледное, как воск погасшей свечи. Кожа холодная, сухая, натянутая на скулах, как пергамент. Губы посинели — синевато-серые, потрескавшиеся, мёртвые. Глаза открыты — широко, неестественно широко, не моргают. Пустые, стеклянные, как у куклы. Смотрят вперёд, в никуда. Огненно-рыжие волосы — чистые, аккуратно заплетенные. Прядь упала на лоб, закрыла один глаз.

Мёртвая.

Без сомнений. Элеонора видела мёртвых. Много. Слишком много. Это она. Мёртвая. Не дышит — грудь не поднимается, не опускается. Не моргает — глаза сухие, тусклые. Не живая — совсем не живая. Элеонора сглотнула — ком в горле, сухой, болезненный. Отступила на шаг — на дрожащих ногах.

«Алисия Линдберг. Мёртвая. Голем. Кто-то создал её из тела. Кто? Лео? Или кто-то другой? Как он смог? Это… это высший уровень некромантии. Запрещённый. Опасный. Но… она работает. Движется. Сражается.»

Она посмотрела на Лео, лежащего у ног Алисии. Спит. Не знает. Не догадывается, что его любимая — мертва. Что он служит трупу.

«Как ему сказать? Когда он проснётся… как? Он сойдёт с ума. А если это он — некромант? Не безопасней ли…»

Густав подошёл — тяжёлые шаги, топот сапог по камню. Остановился рядом с Элеонорой, посмотрел на лицо Алисии. Глаза расширились. Лицо побледнело. Нахмурился:

— Магистр… наша Безымянная? Что с ней?

Элеонора кивнула — медленно, тяжело: — Она мертва.

— Эти твари ее убили? Но когда⁈

— Она умерла раньше, Густав. Это голем. Ее раньше звали Алисией, моя ученица. Сейчас — мёртвое тело, управляемое магией. Созданное кем-то очень умелым. Возможно, Лео. Возможно, кем-то другим. Но она не живая. Совсем.

Густав покачал головой — медленно, не веря:

— Но она… она двигается. Сражается. Как человек. Лучше человека.

— Магия, — отрезала Элеонора. — Инструкции, вложенные при создании. Она выполняет команды. Но у неё нет разума. Нет воли. Она не понимает слов. Не чувствует. Не думает.

Посмотрела на Густава — прямо в глаза, жёстко:

— Ждать помощи от мертвяка или голема — бесполезно. Она не поможет.

Густав смотрел на Алисию молча. Челюсть сжата. Глаза грустные, усталые. Потом вздохнул — тяжело, из глубины груди:

— Может, вы и правы, магистр. Но…

Шагнул к Алисии — решительно. Встал перед ней, выпрямился, расправил плечи:

— Защитница! — крикнул он. Голос громкий, хриплый, но твёрдый. — Ты слышишь меня⁈

Алисия не шевелилась. Стояла, как статуя. Глаза смотрят вперёд, пустые.

Густав продолжил — громче, яростнее:

— Город в опасности! Враг у ворот! Все спят! Только ты и мы! Ты должна помочь! Иначе город падёт! Все умрут!

Тишина.

Алисия не шевелилась. Даже не дрогнула. Густав сжал кулаки. Посмотрел вниз, на Лео, лежащего у её ног. Голос стал тише, но отчаяннее:

— Твой оруженосец здесь! Лео! Спит! Беззащитен! Если враг войдёт — его убьют первым! Зарежут, как скотину! Ты должна защитить его! Защитить город! Так бы он хотел! Ты знаешь! Ты должна знать!

Пауза.

Тишина. Только ветер свистит между зубцами. Только треск тлеющих балок внизу.

Алисия не шевелилась.

Густав опустил плечи, выдохнул — тяжело, разочарованно. Обернулся к Элеоноре:

— Не реагирует. Вы правы, магистр. Она…

Алисия шевельнулась. Медленно. Очень медленно. Голова опустилась — чуть-чуть, еле заметно. Посмотрела вниз — на Лео, лежащего у её ног. Глаза мёртвые, но смотрят. На него. Только на него. Потом голова поднялась — медленно, как у механической куклы. Повернулась — сначала к Густаву. Смотрит на него. Потом — к Элеоноре. Смотрит на неё. Элеонора замерла. Не дышит. Сердце колотится — громко, быстро, в ушах стучит.

«Она… она посмотрела на Лео. Она услышала? Это невозможно. Голем не должен реагировать на слова. Только на команды, вложенные магом при создании. Но она… она посмотрела. Она… поняла?»

Алисия смотрела на Элеонору. Глаза пустые, мёртвые, стеклянные. Но смотрят. Прямо в глаза. Не отводят взгляд. Холодные. Пронзающие.

Холодок пробежал по спине Элеоноры — ледяной, острый, как лезвие ножа. Волосы на затылке встали дыбом.

«Она смотрит на меня. Видит меня. Как будто… как будто внутри есть кто-то. Кто-то живой. Но это невозможно. Мёртвые не возвращаются. Не так.»

Алисия медленно повернулась от Элеоноры. Посмотрела на ворота — туда, где дымятся руины, где ров, где армия врага выстроилась рядами.

Нагнулась — медленно, тяжело, доспех звякнул. Взяла молот двумя руками — подняла легко. Выпрямилась.

Пошла.

К лестнице, вниз, к воротам. Не торопясь. Доспех звякал на каждом шагу — металл о металл, ритмично, как удары сердца. Плащ