Моровое поветрие - Рита Хоффман

class="p1">Ныгмет настойчиво убеждала Луку взять Данаю четвертой женой, но за время, проведенное рядом, они сдружились, и теперь сама волчица отрыкивалась от шаманки. Портить едва зародившуюся привязанность не хотелось им обоим.

Вскоре после отъезда Владлена Елисей прислал в убежище волкодлаков гонцов, через которых пригласил их на свадьбу. Лука не поехал, но остальным не стал запрещать. Все вернулись навеселе, Даная несколько дней не могла успокоиться и в красках описывала старикам угощения и наряд Веданы. Ораз сдержанно сказал, что было красиво и многолюдно. Лука удовлетворился этим.

Он держал обиду на Елисея, считал, что тот не должен был прогонять Владлена, но не стремился высказать все это царю, ведь понимал: тот заботится о своем народе. В этих землях всегда было принято уважать ведающих матерей, и даже мор не стал веской причиной для того, чтобы ненавидеть всех ведьм без разбору.

После свадьбы царя Ныгмет и другие старики пришли в избу Луки, чтобы обговорить грядущее путешествие. Они вместе приняли решение отправиться на поиски других волкодлаков, потому вскоре оставили обжитое убежище в лесу, надеясь когда-нибудь вернуться.

Дорога заняла много времени. Они часто делали привалы, давая отдых лошадям и детям, поэтому добраться до безымянных земель удалось только к концу осени. К тому времени Лука свыкся с бытом стаи и с тем, что отныне эти могучие, сильные волкодлаки идут за ним.

Они нашли брошенную деревню с покосившимися старыми домами, заросшими травой дорогами и сорняками в человеческий рост. Лука предложил остаться, чтобы переждать зиму, старики одобрили его решение. Стая начала обживаться на новом месте.

Крыши починили, траву скосили, на окна натянули новые бычьи пузыри. Волкодлаки трудились не покладая рук: чистили колодцы и перекладывали печные трубы. Лука и сам работал до седьмого пота, ночью засыпал мертвым сном, а утром снова возвращался к насущным делам. У него не было времени думать. Это его тоже устраивало.

В одну из ночей к нему в избу прокралась Даная и, сдерживая слезы, призналась в том, что это она научила Владлена самым страшным в жизни волкодлака словам. Волчица просила прощения, говорила, что думала только о благополучии стаи, и Лука простил ее.

Ему хотелось верить, что простил.

Он всегда спрашивал совета у старших, потому однажды созвал их, чтобы решить, с чего начать поиски других стай. Тогда Ныгмет сказала: «Подождем зимы. В колядские дни мы сможем их позвать, ни к чему тревожить незнакомых волкодлаков сейчас».

Лука согласился.

– У тебя получилось сегодня?

Он вздрогнул, моргнул, прогоняя воспоминания, и посмотрел на Жанар.

– Да. Все получилось.

Охнув, волчица обняла его и звонко расцеловала. Лука морщился, но терпел. К этому тоже пришлось привыкнуть, как и к тому, что его жены очень любили безделушки и украшения, за которыми приходилось выезжать в соседний городок. Подарками он пытался задобрить их и извиниться за то, что муж из него вышел скверный.

– Холодает, – сказал Всеволод, стараясь скрыть смущение.

– Твоя правда. – Лука осторожно отодвинул от себя Жанар и добавил: – Можешь рассказать об этом Разие и Шолпан.

– Они будут так рады! – Волчица бросила тряпицу в воду и вскочила на ноги. – Устроим сегодня праздник!

Праздновать Лука не хотел, но его мнения никто не спрашивал.

– Ты такой угрюмый, будто у тебя нет трех жен, – неловко пошутил Всеволод.

– Могу и тебе найти парочку, – буркнул Лука. – Хочешь?

– Я незрячий. Никто не захочет замуж за слепца.

– Не жалеешь, что с нами ушел? – ловко сменил тему Лука.

– Нет. Здесь я чувствую себя нужным. И дети меня любят.

– Твои сказки передают из уст в уста. Ты завоевал их доверие и сердца.

– Я рад. Когда ты привел меня, голос Ныгмет был не очень довольным. Мне даже показалось, что она меня прогонит.

Шаманка действительно ворчала, но больше для вида. Узнав, что Всеволод незрячий, Ныгмет оттаяла, но еще несколько седмиц всячески испытывала его, прежде чем подпустить к детям.

– Знаешь, как ты звучишь? – вдруг спросил Всеволод.

– Ну?

– Как расстроенные гусли. Вроде хорошая мелодия, но какая-то неладная. Злишься на него?

Лука покачал головой, задумавшись, но тут же вспомнил, что Всеволод этого не увидел, и сказал:

– Никогда не злился. Я знаю, почему он так поступил.

– Решил, поди, что ты обрел семью и места для друга в твоей жизни больше нет. Я такой же и поступил бы так же. – Всеволод усмехнулся. – Но вот слушаю тебя и понимаю: он ошибся.

– Теперь не исправить ничего, к чему эти разговоры.

– К тому, что вы снова рядом. Почти рукой подать, а? – Всеволод повернул голову и обратил на Луку завязанные лентой глаза. – Найди его. Или гордость не позволяет?

Не осталось у Луки гордости. Ничего не осталось, переломало всего, в муку перемололо и гордость, и волю…

– Столько времени прошло, зима на носу. Многое могло измениться, – задумчиво сказал Лука.

– Он ведь твоя семья. Ближе брата, дороже себя самого. У него верное сердце, пусть и поступил как дурак, но ведь о тебе позаботиться пытался, хотел как лучше. Может, стоит вернуть дружбу?

– Я не могу…

– Можешь. – Всеволод вложил в руку Луки вырезанного из деревяшки волка. – Ты вожак, тебе все позволено.

Так-то оно так, вот только…

Мучительно так было жить, но Лука зубами вцепился в данное на берегу обещание. Никогда, ни за что не должен он возвращаться к Владлену, даже если тот позовет.

Он тихо рассмеялся, все сильнее сжимая игрушку.

Лжец! Каков лжец!

Если он услышит зов, помчится, ломая лапы, и ни обещания, ни клятвы, ни ответственность за стаю не удержат его.

Владлен отрекся от него, чтобы подарить возможность обзавестись семьей, вот только Лука давно себя таким одиноким не чувствовал. Это одиночество всюду его преследовало: во время трапез сидело рядом, по ночам спало под боком. Он даже свыкнуться с ним успел.

– Напрасны эти разговоры, – буркнул Лука. – Я должен думать о стае.

– А о себе ты когда подумаешь? – Всеволод посмурнел. – Загнешься ведь от тоски.

– Все еще не загнулся, так с чего бы? Впереди зима, поиски другой стаи – забот полно будет. Некогда мне говорить и думать о том, чему не бывать.

– А там и Ныгмет потребует щенков завести, – поддакнул Всеволод. – Всё на благо стаи.

Это он сказал не задиристо, но с таким выражением, что Лука поморщился:

– Тебя приняли, обогрели, нужным сделали, а ты так…

– Я за все благодарен, но поражен тем, что глаз я лишился, а все вокруг ослепли. – Всеволод тяжело поднялся на ноги. – Помяни мое слово: однажды захочешь с другом у костра посидеть, поговорить о горестях и радостях, но будет поздно. Послушай меня, я, сам знаешь, в один миг все потерял.

Всеволод провел пальцами по повязке и горько усмехнулся:

– Мне казалось, что впереди вся жизнь, что в Ретре меня встретят как героя, вернувшего народу царя, а теперь я здесь – в стае волкодлаков, сломанный, как игрушка какая. И бесполезный. – Он вздохнул. – Может статься, что Владлен погибнет на очередной охоте или его покалечат в бою. Вот тогда все ваши размолвки покажутся глупостями, только у могилы раскаиваться – гиблое дело, никого еще причитания из Нави не вернули.

– Замолчи, – рыкнул Лука. – Он предал меня, сказал, что я ему не нужен. Не стану бегать за ним, словно щенок, по доброму слову истосковавшийся. Коль случится так, что помощь ему моя понадобится, – помогу. Но это всё.

– Как скажешь, вожак. – Всеволод взял в руки тросточку и пошел прочь, слепо шаря ей перед собой.

Умник выискался! Не понять человеку, что он чувствует. Для людей «собачья верность» – всего лишь слова, а для волкодлака – часть жизни. Никакая дружба и рядом не стояла с приказом Создателя, вырезанным на ребрах, приказом, которому невозможно противиться.

Прежде волкодлаки были хозяевам не друзьями, а грозным оружием в их руках, вот и Лука чувствовал себя теперь не вольным волком, а заржавевшим мечом, брошенным в сарае за ненадобностью.

Снег начал падать мягкими хлопьями. Лука ладонь подставил и глядел, как снежинки тают, превращаются в воду. Сам не заметил, что похолодало настолько, от гнева распалился, даже о рубахе не вспомнил.

На улицу малышня