Обратный отсчет: Равнина - Токацин

в широкую отапливаемую. Джагул остановился на пороге и смотрел на сарматов, настороженно прижав уши. Шапку вместе с маской, прикрывающей лицо, он уже снял, ремешки накидки распустил, и кто-то сбоку от кочевника уже тянул её к себе. Вепуат боком протиснулся к «двери», Гедимин, цепляясь за выступы брони, торчащие со всех сторон, пролез за ним. «Голову пригнуть… И чего Вепуата сюда понесло? Кочевников не видел?»

Здесь было просторнее… было бы, если бы в одну камеру не втиснулось два десятка Джагулов. Две жаровни прогрели воздух так, что кочевники разделись до пояса, — и тот, кто привёл сарматов в «дом», сейчас снимал третий слой накидок и вешал на стену. Ему вручили конус с питьём, он жадно отхлебнул и протянул «чашку» Вепуату. Гедимин, неодобрительно щурясь на разведчика, отодвинулся к выходу. Отсюда было видно, что кочевники сидят как-то странно. У них был котёл с чем-то густым и довольно горячим и четыре кувшина, всё это хорошо поместилось бы по центру отсека, чтобы каждый мог дотянуться, — но Джагулы поставили всю еду и питьё у стены, а сами сгрудились у трёх других и пустую и наполненную посуду передавали через чужие головы. Над котлом, на внутренней стороне огромного щитка брони, чернело широкое пятно размазанной сажи. Посреди него была начерчена треугольная арка, и на чёрном фоне она казалась ослепительно-белой, даже светящейся.

Последний Джагул дождался своей «миски» с варевом. Теперь все, отложив еду и питьё, смотрели на сарматов. Вепуат, отпив из конуса, вернул его проводнику. Тот широко ухмыльнулся, натянув губы на клыки.

— Никто из нас не умер. Это хорошо. Пей! Наши убитые нынче на кочевьях Ук-кута. Все они добрались и послали Урджену добрый сон. Скажи, Урджен!

Джагул, увешанный бусами из разноразмерных зубов и блестящих камешков, поднял морду, вымазанную в жире. Его взгляд был затуманен.

— Сегодня я видел их, — сказал он, глядя почему-то на Гедимина. — Они поили зверей из ручьёв Ук-кута. Все в чистых цветных одеждах, в шапках из черепов. Хороший сон.

Джагулы одобрительно зарокотали. Они все сидели и смотрели не вполне прямо и не замечали, куда капает с ложек жир, — видимо, выпито было уже немало. «Убитые?» — Гедимин слегка сощурился. «Он о тех, кого тут скормили падальщикам? Куда они добрались? Какие шапки⁈»

— Вы поминаете их? — спросил Вепуат, кивнув на замазанную сажей стену. Урджен попытался встать с места, но едва не упал на соседей, и его усадили обратно.

— Мы пьём и едим с ними у ворот Ук-кута, — сказал он. — Наша пища хороша, а у них пусть будет ещё лучше. Они хорошо добрались, все ворота для них открыли. Так я их видел.

«Ритуалы. И много алкоголя,» — Гедимин через плечо оглянулся на закрытую дверь. Ему было неловко — и за пьяного «жреца», и за тех, кого убила взрывная декомпрессия во время давней перестрелки, — как будто сарматы могли это изменить… «Чужие ритуалы. Что мы тут забыли? Тут всё равно все не в себе.»

— Сон, — громко сказал Урджен. — Много ночей, много снов. Я видел тебя.

Вепуат с силой ткнул Гедимина кулаком под рёбра. Сармат растерянно мигнул. Урджен привстал, опираясь на чужие плечи, и смотрел на него в упор.

— Четыре ночи, кроме последней, — он показал Гедимину четыре когтистых пальца. — Ты там был. Там, у ворот Ук-кута. Стоял к ним лицом и смотрел. Прямо над ущельем, на узком краю. Весь в его свете. Я думал — кого ты провожаешь четыре ночи?

Гедимин мигнул. Он думал, что пьяного «жреца» кто-нибудь одёрнет, но все, притихнув, смотрели на сарматов — и, похоже, всерьёз ждали ответа. Вепуат покосился на Гедимина и неловко усмехнулся.

— Все, кого мы знаем, живы. Но Гедимин, и правда, много общался со… стражами Ук-кута. Говорил с Открывающей ворота, водил её воинов в купальню…

Он снова усмехнулся, но его веселье никто не поддержал. Глаза Урджена почернели до краёв. Он встряхнул головой и накрыл уши ладонями.

— Ты чего? — спросил Гедимин. — Икси любят купаться, вот и всё. И Укшу ничего плохого мне не…

Вепуат молча заехал ему локтём по рёбрам. Сармат прикусил язык — не от боли, от неожиданности. Урджен шумно выдохнул, в его груди зарокотало.

— Геджер! Опять ты лезешь к богам. Зачем⁈

Вепуат вздохнул в ответ, придерживая Гедимина за плечо.

— Обычное свойство Геди… Геджера. Лучше скажи ещё про свой сон! Там, за воротами, кто-нибудь был? На кого он смотрел?

Урджен отпустил плечи соседей и сполз обратно на подстилку.

— Я говорю — видел Геджера. Живого, — угрюмо ответил он. — Для живых и для мёртвых одни глаза не годятся. Его видел. Что за воротами — нет. Скажи Геджеру — пусть не ходит к богам. Им надо — сами придут.

Кто-то из соседей отдал ему свою конусную «чашку», и Джагул уткнулся в неё мордой. Его глаза снова помутнели. Вепуат неловко ухмыльнулся.

— Мы пойдём. Хорошо, что все живы.

Стоило сарматам выбраться на броню, глаза сааг-туула снова распахнулись. Гедимин, стараясь на них не смотреть, скатился вниз и двинулся к тёмной тропе. В наушниках свистел и подвывал ветер, и эти звуки были очень похожи на треск и шорох погремушек и свист дудок.

— Для живых и для мёртвых одни глаза не годятся… — еле слышно пробормотал Вепуат. — Любопытное поверье. Вот у Икси, например, три пары глаз…

Гедимин сердито фыркнул.

— Ты за этим влез в чужой ритуал?

— Информация, — Вепуат пожал плечами. — Не хуже любой другой… Смотри! Экеста прилетели!

Гедимин беззвучно помянул спаривание «макак». Отсюда, с подъёма, уже была видна костяная арка — фонари сарматов слегка освещали её… и длинные, холодно мерцающие белесые тени, мечущиеся над ней. Одни запутались в подвесках и трепали их, другие выписывали дуги и зигзаги над «воротами», заставляя дудки протяжно выть. Ветер упруго толкнул подставленную ладонь, и сармат подался в сторону. «Тут циклон. Не хватало ещё влезть…»

Перья Вепуата с сухим