Игра одиннадцати - Амалия Лик

– Я думал, ты намного сообразительней и настойчивей. Я ставил на тебя. Но время идет, а ты не сдвинулась с места. Последние дни ты перестала искать ответы, которые должна найти.

– Я не знаю. У меня нет ответов на твои вопросы, – без эмоций отвечает Ева.

– А может, ты не желаешь их находить?

Но она желала, хотела узнать правду, понять и разобраться. Надписи и лица стоят перед глазами. Она помнит каждое слово, заметку, взгляд и улыбку. Эти мысли уничтожают ее, вторгаются в сны, не дают погружаться в воспоминания. Но вот чего она не желает, так это отвечать. Неверное предположение – риск вновь погрузиться в кромешную мглу. Вернее – конец. А она не знает, чего ждать в итоге, и уже сомневается, что это что-то хорошее.

– Так дальше продолжаться не может. Через пять дней я задам вопросы, и, если ты не сможешь дать правильные ответы, свет потухнет, а дверь в эту комнату будет замурована навсегда. Ты останешься здесь навеки.

Слова пульсируют в голове.

Тьма…

Дверь, которая никогда не откроется…

Свет, который она никогда не увидит.

Пять дней…

– Но я добр к тебе и дам подсказки – еще одну запись с отбора, мою историю и портал, где хранится кое-что интересное. Ты хрома, надеюсь, эта особенность хоть раз послужит тебе на пользу.

Запись отбора. Участник № 1

Имя: ____________________________

– Каждый день все следующие пять лет я вспоминала тот день, слова Виктора и то, что сделала после. Я умерла вместе с моим неродившимся ребенком.

Когда мне стукнуло двадцать, я вступила в права островитянки и получила все, что мне полагалось. К тому моменту отец уже подписал бумаги с Виктором и выделил байты на его проект. Обратного пути у него не было, поэтому я пошла к отцу и призналась, что собираюсь замуж за Виктора.

Отец отрекся от меня. А я не стала его переубеждать. Не было смысла.

Я собрала вещи и переехала в новый дом, который мне полагался. Моя уверенность в светлом будущем, в семье и в любви пошатнулись в очередной раз, но я была слишком упряма. Мне казалось, что Виктор восполнит новую пустоту, которая расползалась внутри, что он залечит мои раны и подарит мне новую надежду.

Мы поженились. Чтобы поддержать мужа, я передала половину своих активов ему, и он стал полноценным островитянином. Это был самый счастливый день его жизни. Так он сам говорил. Не день нашего знакомства, не день свадьбы, а день, когда он гордо шел по Острову с браслетом островитянина на руке. Стоило уже тогда все понять и прозреть. Но я все еще тешила себя облачными надеждами на счастливую семью.

Как оказалось, у Виктора были другие планы на наше будущее, на его будущее. Он не хотел детей, да и в семье не нуждался. А во мне? Постольку-поскольку. Я была какой-то необходимостью, с которой он готов был мириться. Терпеть, пока не появится более выгодный вариант.

Но через полгода Остров ему приелся. Быть среди островитян, где ты такой же, как все, оказалось не так приятно, как он думал. Ему намного больше нравилось чувствовать себя островитянином на поверхности, когда все заискивали перед ним, пресмыкались, боготворили. И он вновь вернулся на поверхность, только в другой роли. А я осталась, став еще более одинокой.

Я бросила курсы, не хотелось ощущать на себе презрительные взгляды. Островитяне не терпят вторжение горожан в их владения и тех, кто дал им на это право. Подруги отвернулись от меня. Аня сказала, что одно дело – развлекаться на поверхности, а другое – тащить грязь на остров. Ее слова я не могла ей спустить и полностью оборвала общение. А Лиза говорила, что родители запретили ей со мной общаться, но я знала, что это был ее выбор.

В тот вечер, три года назад, я смахивала слезы, рассматривая старые фотографии, и пила. Тогда я часто пила, хм… в одиночестве. Открою бутылку винного напитка или настоя, включу сеть, чтобы было не так одиноко, и пью. Мне хотелось забыться, притупить боль, которая жила во мне, прижечь рану, которая так и не затянулась. А когда бутылка пустела, я брела в спальню и ложилась в холодную постель. И так изо дня в день. Изо дня в день. В огромном доме на Острове. Среди тех, кто делает вид, что упивается своей жизнью.

Но я продолжала делать, что говорил муж, слушала, молчала, терпела. А как иначе, ведь кроме него у меня никого не осталось. А он свое обещание так и не сдержал. И это не моя вина. Это он во всем виноват, он и только он.

Я швырнула портал на пол, взяла бокал, встала и нетвердой походкой направилась в кладовую. Достала небольшой черный контейнер, спрятанный на самой верхней полке за желтым кейсом, села на пол и обняла его. А слезы все текли и текли, оставляя следы на пластмассовой крышке. Выдохнула. Я всегда выдыхала, перед тем как заглянуть в него, и открыла крышку. В маленькой бежевой косметичке лежали три теста с двумя полосками. Достала их и внимательно рассмотрела. Три надежды, которые рухнули, два выкидыша и одно убийство, трое нерожденных детей. За день до этого я была в очередной раз в лекарии, и самые страшные мои кошмары стали явью. Мне сказали, что я не смогу иметь детей… Никогда. Ни-ко-гда. Я так хотела поговорить с ним, поплакать не в одиночестве, но он не мог, как и всегда. Он даже не знал о третьей беременности, о втором выкидыше, о том, что я постоянно торчала в лекариях. Он ничего не знал и не хотел. Ему это было неинтересно… как и я.

Его интересовали только байты, производство и девочки на поверхности, которые были готовы на все. Как и я. Только я уже дала ему все, что могла.

«Но не сегодня. Сегодня все это закончится», – подумала я тогда и была права.

Допила то, что было в бокале, закрыла контейнер, отодвинула его в угол и вышла из кладовой. Натянула черный костюм, схватила сумку, часы, ключи от капсулы и вездехода.

Я спустилась на поверхность. В мерзкий, загаженный, одурманивающе светящийся Третий город. Села в вездеход на подземной парковке и выехала в город. Неоновые огни мигали по сторонам, люди куда-то шли. Я уже полгода как платила одному гончему, который следил за моим мужем на поверхности и докладывал мне, где он,