Литания Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

естественно, не умеешь – откуда бы… однако давай сначала про иглострел объясню, – решил он и извлек из кармана собственный иглострел, вдвое больше, массивнее золоченого, украшенного гравировкой оружия в кармане Шелка. – Гляди: у меня он на предохранителе. Тут такой рычажок с обеих сторон…

– Да, – подхватил Шелк, – чтоб он случайно не выстрелил. Это я знаю.

– Добро. Идем дальше. Видишь, отсюда шпенек торчит? – продолжил Чистик, указывая на шпенек столовым ножом. – Называется «счетчик боезапаса». Если торчит наружу, значит, иглы еще остались.

Шелк вновь вытащил из кармана иглострел Гиацинт.

– Да, ты прав: тут он целиком утоплен в рукоять.

– Теперь гляди. Мой можно разрядить, потянув на себя вот эту ручку. Ручку защелки магазина.

По столу с тихим звоном раскатилось множество серебристых игл, фонтаном брызнувших из основания рукояти его иглострела. Шелк поднял и с любопытством оглядел одну из них.

– Тут-то смотреть особенно не на что, – махнул рукой Чистик. – Просто тонкие стерженьки из твердого сплава… притягивающегося к магниту куда лучше, чем сталь.

Шелк попробовал пальцем кончик иглы.

– Я думал, они острее.

– Не-е, острые тут не годятся. Тонкие они слишком. Такая фитюлька прошьет человека насквозь, а урона, скорее всего, не нанесет почти никакого. Острие должно этак рыскать из стороны в сторону, тогда и дыру рассечет пошире. Кончик скруглен самую малость, чтоб в ствол входил гладко, но не особенно.

Шелк положил иглу на стол.

– А звук откуда?

– Это все воздух, – улыбнувшись при виде его удивления, пояснил Чистик. – Вот ты, когда мелким был, в тебя соседская мелюзга швырялась хоть раз камнями из пращей? Помнишь, как камни над ухом свистели?

Шелк молча кивнул.

– Никакого тебе грохота, как от ружейного выстрела, верно? Просто какой-то малек камень из пращи мечет. А над ухом свистит что? Воздух, рассекаемый камнем. Все равно как ветер в дымоходной трубе. Чем больше камень, чем быстрей он летит, тем больше наделает шума.

– Понятно, – пробормотал Шелк, чувствуя, как краснеет.

Из глубин памяти с необычайной яркостью, во всех красках всплыла та давняя сцена: жгучий стыд, свист камней, тщетное сопротивление, завершившееся позорным бегством, и кровь из рассеченного лба, заливающая лучшую рубашку, окрашивая алым вышитые на белой ткани цветы.

– Ладно. Игла – штуковина совсем крохотная, но, когда выпустишь ее из ствола, летит так быстро, что камень обгонит, будто он запущен навстречу. Отсюда и свист. Раскачается как следует, прежде чем долетит до… ну, скажем, жбана, в который ты целишь, вообще завизжит не хуже уличного кота, – заверил его Чистик, сгребая иглы в кучку. – Заряды сыплют сюда, в рукоять, видишь? Ага. Вот тут, под моим пальцем, есть такое, вроде пустотелого цилиндрика, а внутри него – уйма искорок.

Шелк поднял брови: сейчас он был готов ухватиться за любую возможность отвлечься от неприятных воспоминаний.

– Искорок?

– Ага. Погладь кота в темноте, увидишь точно такие же. Их в это кольцо запускают, когда мастерят иглострел, и они там, внутри, гоняются друг за дружкой, круги нарезают, пока не потребуются. Отпускаешь защелку, первая игла подается в казенник, видишь? – Чистик щелкнул предохранителем. – Если нажать на спуск, искорки побегут к катушке, а катушка, пока в ней есть искорки, действует как огромный магнит. Находится она здесь, как бы намотана вокруг ствола, и очень быстро втягивает иглу в ствол. Можно подумать, игла там, в стволе, и должна бы остаться, так?

– Ну да, – вновь кивнув, согласился Шелк. – Или ее назад, к катушке потянет, если искорок слишком много.

– Верно. Только так не выходит, потому что последняя искорка пробегает катушку еще до того, как туда попадет игла. Ты сыт, патера? Я рассказал почти все, что знаю сам.

– Да. Ужин просто великолепный. Правду сказать, роскошный. Слов нет, как я тебе благодарен, однако перед уходом хотел бы задать еще вопрос, хотя он, несомненно, покажется тебе крайне глупым. Отчего твой иглострел настолько больше этого? Какие преимущества дает больший размер?

Чистик взвесил свой иглострел в ладони и сунул под рубашку.

– Ну, патера, во-первых, в моем помещается намного больше игл. Полный заряд – сто двадцать пять штук, а в твоем, маленьком, если на глазок, поместится всего пять-шесть десятков. Вдобавок у меня иглы длиннее, отчего я и не могу поделиться с тобой из своих запасов. Чем длиннее игла, тем шире от нее рана, когда в тело вопьется, а чем шире рана, тем быстрее тот олух, противник твой, с копыт свалится. Еще у моего ствол длиннее, а иглы на волосок толще. От этого у них скорость хоть чуточку, да повыше, и в тело они вонзаются глубже.

– Понимаю.

Повертев в руках иглострел Гиацинт, Шелк сдвинул назад ручку защелки магазина, заглянул в открывшуюся прорезь, пригляделся к довольно простому на вид механизму внутри.

– Иглострел вроде твоего хорош дома либо вот в таком заведении, однако на воздухе бей лучше в упор, не спеши жать спуск, пока не подойдешь поближе. Иначе игла начнет рыскать на лету задолго до того, как в цель попадет, а в таком случае даже Пасова мелюзга – извиняюсь, патера – не скажет наверняка, где ее после искать.

Задумчиво сдвинув брови, Шелк нащупал в кармане одну из карточек Крови.

– С твоего разрешения, Чистик… я ведь перед тобою в огромном долгу…

– Я уже расплатился, патера.

Поднявшись, Чистик с грохотом отодвинул кресло к самой стене.

– Может, в другой раз как-нибудь, – с усмешкой добавил он. – Помнишь, я только что говорил, что даже богам неизвестно, где искать иглы?

– Разумеется, помню.

Тоже встав на ноги, Шелк обнаружил, что лодыжка болит вовсе не так сильно, как он ожидал.

– А вот я, смертный, знаю и объясню, как только выйдем отсюда. А еще я знаю, куда ведет наш с тобой путь.

– Мне пора возвращаться в мантейон.

Благодаря некоторому усилию воли Шелку удалось дойти до двери, практически не хромая.

– Больше пары часов все это не займет, а у меня припасена для тебя пара-другая сюрпризов.

Первый сюрприз оказался паланкином на одного пассажира с парой носильщиков. Вскарабкался в него Шелк с некоторой тревогой, гадая, удастся ли ему с таким же удобством добраться до мантейона, завершив дневные дела. Восходящая тень не оставила в небе даже тончайшей золотистой полоски; нежный ветерок умиротворяюще шептал на ухо: ничего, ничего, вся пыль и весь зной померкшего дня – лишь ложь, ложь и обман. Почувствовав его дуновение на горящих щеках, Шелк испытал поистине плотское наслаждение, понял, что последний бокал вина был лишним, и приуныл. Надо, ох надо бы впредь строже следить за собой…

Чистик, шагавший рядом, осклабился, сверкнул в полумраке зубастой улыбкой, и Шелк почувствовал, как в ладонь его легло нечто квадратное, небольшое, однако увесистое.

– То самое, о чем говорили, патера. Спрячь в карман.

К этому времени Шелк, ощупав странный предмет,