Адмирал Империи – 57 - Дмитрий Николаевич Коровников

Нынешний статус: контролируется силами императора.

Точка пространства: межзвездный переход «Сураж-Лида».

Дата: 13 августа 2215 года.

Космическое пространство у Константинова Вала погрузилось в странную, почти неестественную тишину после оглушительного хаоса битвы. Это была не просто тишина — это было затишье перед бурей, та пауза между вдохом и выдохом, когда весь мир замирает в ожидании. Сотни орудий, секунду назад изрыгавших смертоносную плазму, замолкли словно по мановению невидимой руки. Корабли, сцепившиеся в смертельных объятиях как космические гладиаторы, начали медленно, почти нехотя расходиться.

На «Силистрии» вице-адмирал Усташи отдавал приказы с той механической точностью, которая приходит, когда эмоции загнаны так глубоко, что остается только холодный профессионализм:

— Всем кораблям 3-ей «ударной». Код «Омега». Полное прекращение огня. Деактивация орудийных систем. Расцепление с кораблями противника. Формирование походных колонн для организованного отхода.

Его голос разносился по эфиру, достигая мостиков десятков кораблей, где капитаны встречали приказ с недоумением, граничащим с шоком. Код «Омега» — приказ немедленного прекращения боевых действий — использовался крайне редко, только в самых критических ситуациях. И сейчас, когда победа была так близка, когда семнадцатая дивизия балтийцев агонизировала под их огнем, этот приказ казался безумием.

Но дисциплина, вбитая годами службы, железная дисциплина императорского флота, не позволяла усомниться в приказе флагмана. Один за другим корабли начали выполнять команду. Магнитные захваты отключались с металлическим скрежетом, который передавался через корпуса сцепленных судов как предсмертный стон. Орудийные башни поворачивались в походное положение, словно хищники, нехотя отпускающие добычу.

«Силистрия» медленно отделялась от искореженной кормы «Елизаветы Первой». Место, где таранный форштевень вошел в корпус флагмана балтийцев, представляло собой жуткое зрелище — рваная рана длиной в сотню метров, обнаженные внутренности корабля, искры от коротких замыканий, струи замерзающих газов. Это было похоже на то, как хирург извлекает скальпель из раны, оставляя пациента истекать кровью на операционном столе.

По всему сектору битвы повторялась та же картина. Тяжелый крейсер «Варяг-2» расцеплялся с линкором «Святой Андрей», оба корабля напоминали боксеров после двенадцати раундов — избитые, окровавленные, но все еще стоящие на ногах. Эсминцы отделялись от своих противников, оставляя за собой шлейфы обломков и облака кристаллизующихся газов. Некоторые корабли приходилось буквально отдирать друг от друга — настолько глубоко они вцепились в схватке…

…В это же время у таможенной станции контр-адмирал Никита Викторович Должинков наблюдал за происходящим с недоверием ветерана, привыкшего к подвохам. Его «Владивосток», уже получивший несколько пробоин от огня спрятавшихся в доках балтийцев, готовился к очередной атаке, когда вдруг противник замолк.

— Что происходит, черт возьми? — пробормотал Должинков, глядя на тактическую карту, где маркеры вражеских целей один за другим переходили из красного в нейтральный серый цвет.

— Господин контр-адмирал! — офицер связи развернулся к нему, и в его молодых глазах читалось полное недоумение. — Приказ от вице-адмирала Усташи! Прекращение огня и немедленный отход к основным силам!

Должинков на мгновение замер, его седеющие виски напряглись от мыслительного усилия. Потом он резко кивнул:

— Не будем искушать судьбу. Всем кораблям дивизии — экстренный выход из зоны станции! Полный вперед! Строиться в колонну!

Его корабли начали отползать из ловушки доков и складских модулей. «Владивосток» шел первым. Эта потрепанная армада медленно двигалась к основным силам, где корабли Усташи уже формировали две отдельные походные колонны — организованные, дисциплинированные, несмотря на хаос только что закончившегося боя…

…Я наблюдал за всем этим с мостика «Афины», анализируя каждое движение противника.

— Они действительно отходят, — пробормотал кавторанг Жила с удивлением. — Не верится, что ваш план сработал, господин контр-адмирал.

— Это еще не конец, Аристарх Петрович, — ответил я, не отрывая взгляда от дисплея, где неумолимо приближались корабли Хромцовой. — Самое сложное впереди.

— Господин контр-адмирал! — офицер связи повернулся ко мне с напряженным лицом. — Корабли вице-адмирала Хромцовой готовы на открытие огня. Они говорят, что противник в идеальной позиции для атаки — деактивированные щиты, походный ордер.

Я глубоко вздохнул. Момент истины. Все, что я сделал до сих пор, окажется бессмысленным, если не смогу удержать Агриппину Ивановну от атаки.

— Соедините меня с вице-адмиралом. Зашифрованный канал, максимальный приоритет.

Экран ожил почти мгновенно, являя лицо, которое могло бы быть красивым, если бы не выражение холодной жестокости. Агриппина Ивановна Хромцова смотрела на меня с плохо скрываемым раздражением, её серые глаза напоминали сталь клинка.

— Александр Иванович, — её голос звучал как лед. — Объясните немедленно, что происходит? Почему противник прекратил огонь? И почему они отходят, а не горят в космосе под ударами кораблей Зиминой?

— Агриппина Ивановна, — я старался говорить спокойно, хотя внутри все сжималось от напряжения. — Я договорился с Усташи о прекращении огня и свободном отходе для его кораблей.

Несколько секунд она смотрела на меня молча, и в этой тишине было больше угрозы, чем в любых криках. Потом её брови медленно поползли вверх:

— Договорились? — она произнесла это слово так, словно оно оставляло неприятный привкус во рту. — Вы? С врагом Империи? По какому праву?

— По праву старшего по званию офицера в секторе, — я знал, что это слабый аргумент, но другого не было.

— Старшего? — она расхохоталась, и в этом смехе не было ни капли веселья. — Вы инспектор флота, господин Васильков! Мальчишка на побегушках у императора! Я воюю тридцать лет, командую дивизией двадцать! И вы смеете решать за меня?

— Я не решаю, я прошу…

— Просите? — она оборвала меня. — Ваши просьбы не стоят жизней предателей, которые сейчас уходят безнаказанными! Всем кораблям пятой ударной дивизии! Боевая готовность! Приготовиться к атаке!

— Агриппина Ивановна, не нужно! — я вскочил с кресла. — Я дал слово офицера!

— Это ваше слово, Александр Иванович, и оно меня не связывает, — отрезала она, уже отворачиваясь от экрана. — Огонь!

И тридцать вымпелов 5-ой «ударной» дивизии открыли огонь одновременно. Это был не бой — это была казнь. Космос озарился сотнями плазменных залпов, которые обрушились на беззащитные корабли Усташи как молот на наковальню. Первыми пострадали замыкающие колонны — поврежденные суда, которые едва ползли на последнем издыхании. Легкий крейсер просто испарился в облаке плазмы, даже обломков не осталось. Эсминец разломился пополам, его половины медленно расходились в разные стороны, извергая струи замерзающего воздуха. Транспорт с ранеными превратился в погребальный костер — я видел, как из пробоин вылетают горящие обломки и… тела.

Ужас и ярость захлестнули меня одновременно. Моё слово офицера императорского флота — все это оказалось пустым звуком перед лицом безжалостной военной машины…

…На мостике «Силистрии» взвыли сирены боевой тревоги. Усташи, на мгновение оцепеневший от неожиданности, взревел как раненый зверь:

— Предательство! Щиты на полную! Активировать орудия! Отвечать огнем! Немедленно!

Но было поздно. Переход из