Леонид. Время выбора - Виктор Коллингвуд

Черт, я сам собой горжусь. Из ничего родился прекрасный план, где каждая часть прикрывала другую, и все вместе они решали десяток моих самых насущных проблем. Оставалось лишь найти способ «продать» эту грандиозную аферу Сталину.

Собственно, а почему замыкаться только в рамках авиапрома? Там много чего есть! Автомобили повышенной проходимости — те самые «Студебеккеры». Новые радиолампы. Авиационные приборы. Оборудование для нефтепереработки и нефтехимии. И многое, многое другое.

Решено — эта поездка должна стать операцией по тотальному технологическому ограблению Америки! Пока основная делегация будет заниматься самолетами, мои люди из Спецотдела, работая под прикрытием инженеров и торговых представителей, должны будут решить еще несколько задач государственной важности. Добыть технологию производства особый «желудевых» ламп у компании RCA — это мозг для наших будущих радаров. Потолковать со Зворыкиным — ведь радарам нужны еще и дисплеи. Закупить образцы авиационных турбокомпрессоров — это сердце для высотных разведчиков. Получить образцы полистирола у Доу Кемикал — это нервы для наших радиостанций. И самое, пожалуй, важное — достать у Дюпон формулу тетраэтилсвинца, присадки для получения 100-октанового бензина. Без него все наши новые, форсированные моторы — просто куски дорогого металла.

В общем, заняться в Америке есть чем. Там уйма технологий, нужных для решения проблем, стоявших перед обороной страны. Оставалось лишь одно — найти способ «продать» эту авантюру Сталину. Очень уж не любил он транжирить валютные средства.

Крепко подумав, я понял — чтобы все это реализовать, провернуть эту грандиозную, почти фантастическую аферу, нужен был союзник. Могущественный, прагматичный, пользующийся абсолютным доверием Хозяина и, что самое главное, лично заинтересованный в этой поездке. И такой человек был мне известен только один — Анастас Микоян.

Я позвонил ему по «вертушке» и попросил о встрече по неотложному делу. Через час я уже был в его кабинете.

Я начал издалека, с проблемы простоя завода в Филях, а затем плавно перешел к недовольству Сталина состоянием пассажирской авиации.

— … и мы с Георгием Максимилиановичем подумали, Анастас Иванович, что было бы здорово не просто латать дыры, а совершить прорыв. Закупить в Америке лицензию на их новейший «Дуглас».

Микоян слушал внимательно, и идея ему явно нравилась.

— Правильно мыслите. Хороший пассажирский самолет — это престиж страны.

— Но чтобы провернуть такую сделку, нужна делегация особого уровня, — я перешел к главному. — Нужен человек, который сможет говорить с этими американскими капиталистами на равных. Член Политбюро. Например, нарком, отвечающий за работу советской пищевой промышленности, который по долгу службы интересуется их технологиями консервирования и заморозки…

Он хитро прищурился, поняв, куда я клоню.

— Идея хорошая. Но очень дорогая. Валюта, сам понимаешь…

— Мы окупим ее сторицей, — заверил я его. — Но я подумал, что и для вас, для вашей отрасли, это может быть уникальная возможность. Увидеть их мясокомбинаты, холодильные установки. Привезти оттуда технологии, которые помогут накормить страну.

Анастас Иванович явно заинтересовался. Помощник наркома уже дважды заглядывал к нам, пытаясь понять, когда Микоян освободится для других посетителей. Но мы вс говорили и говорили. Однако я видел, что он колеблется — чтоо-то ему мешало признать мою правоту. И тут я решил выложить свой главный, личный козырь:

— Поездка будет сложной. Мне нужен будет помощник, которому я доверяю. Технически грамотный, с блестящим знанием английского. Я хотел бы взять с собой вашего брата, Артема. Он сейчас активно участвует в проектировании нашего нового истребителя, работает в группе Яковлева. Для него увидеть заводы «Дугласа», их организацию труда, их технологии — это была бы бесценная школа. Он вернется оттуда другим человеком, с новым восприятием инженерных задач…

Это оказался очень сильный аргумент! Микоян откинулся на спинку кресла и рассмеялся.

— Леонид, дорогой! Ты кого угодно уговоришь! — Хорошо, — он посерьезнел. Поговорю с Хозяином. Думаю, он поддержит. И валюту на самолет, и на твои… — он сделал многозначительную паузу, — … «сопутствующие технические нужды», я выбью. Готовь предложения по маршруту, и кандидатуры в делегацию!

Я вышел из его кабинета с чувством почти полной победы. Казалось, все складывалось идеально. Я вернулся к себе в ЦК, чтобы отдать первые распоряжения по подготовке поездки.

И в этот момент в кабинете резко, пронзительно зазвонил телефон «вертушки». Я снял трубку.

— Леонид Ильич? — голос на том конце был мне незнаком, но в нем слышалась тревога. — Вас беспокоит заведующий родильным отделением кремлевской больницы…

Внутри все оборвалось.

— Что с женой? — выдохнул я.

— У Лидии Николаевны начались преждевременные роды. Состояние тяжелое. Мы делаем все возможное, но, сами понимаете…

Я не помню, как бросил трубку. Не помню, как выбежал из кабинета, ничего не сказав ошеломленному помощнику. Я помню только оглушительный стук собственного сердца и одну-единственную, отчаянную мысль, бившуюся в мозгу: «Только бы им помогли! Только бы они были живы!»

Глава 4

Ясный, морозный день. Сегодня — первый день весны, но зима пока и не думает сдаваться. Из окон родильного отделения Кремлевской больницы на улице Грановского открывался вид на заснеженный Александровский сад и строгие, зубчатые стены нашей древней крепости. У московских властей в лице Мельникова наконец-то дошли руки до кремля: стены постепенно реставрировались, приобретая привычный мне карминно-красный цвет, на башнях двуглавых орлов меняли на звезды. Но мне было не до красот. Я стоял в гулком коридоре, вдыхая стерильный, больничный запах, и ждал.

Наконец, дверь палаты отворилась, и вышла Лида. Бледная, осунувшаяся, но с таким счастливым, таким светлым выражением лица, какого я у нее еще никогда не видел. За ней медсестра в накрахмаленном чепце несла маленький, туго спеленутый сверток белого байкового одеяла.

— Девчонка, — прошептала Лида, когда я осторожно, боясь дышать, заглянул внутрь. — Похожа на тебя.

Из свертка на меня смотрело крошечное, сморщенное, красноватое личико и пара серьезных, темных глаз. Дочка. Моя дочь. Семимесячная, появившаяся на свет раньше срока, но, как сказал профессор Плетнёв, «удивительно крепкая и жизнеспособная». В этот момент все мои грандиозные планы, все интриги, вся борьба за власть и будущее страны потеряли всякий смысл. Был только этот маленький, живой комочек, который сопел во сне, и огромная, всепоглощающая волна нежности и ответственности, накрывшая меня с головой.

Девочку решили назвать Галей. Первые недели дома превратились в один сплошной, сумбурный день, наполненный новыми, непривычными заботами. Пеленки, распашонки, марлевые подгузники, которые нужно было стирать и кипятить. Детская кроватка, которую мне доставили прямо из