Либеллофобия - Н. Мар

будь охрана такой бессовестно ленивой, эти бессистемные скитания давно обрушили бы эквилибринт. Этажей снаружи я насчитала семь. На третьем тоже не встретилось ни одного заключённого. В очередном тупике к беспокойству прибавилось головокружение от полированных стёкол. Я начала ходить кругами.

Почудилось движение. Испугавшись, что это надзиратель, я выскочила из коридора и налетела на стекло. Прислушалась: тихо, только в ушах звенит. До возвращения Бритца и компании оставалось ещё часа три. Нужна была система. Не уверенная, что здесь не задумали лабиринта в лабиринте, я приложила руку к стене и стала двигаться только налево. Даже иллюзия контроля успокаивала. Налево, налево. Лестницы нигде не было. Пленников тоже. Выйдя из коридора в коридор, я подобрала с пола свою пуговицу.

Значит, снова круг.

Постояла на месте, считая с десяти до одного. Осмотрелась. На этот раз после двух левых поворотов я шмыгнула направо, надеясь попасть в новое место. Налево, налево, направо, налево, налево, направо… Дзинь!

Коридор оказался стеной, а за нею шевельнулась тень. Да это же пленник в комнате! Кто-то стоял спиной. Девушка с меня ростом, грязные лохмотья, спутанные кудри.

— Эй… — я осторожно позвала, — не бойся. Как пройти на четвёртый этаж?

Она повернулась медленно… И у меня отнялся голос. Лохмотья меняли резкость, я разглядела в них песчаный комбез. Рюкзачок. Шрамы. От ужаса мой крик вырывался придушенным писком, как в ночном кошмаре. Ко мне шагнула — я. Распахнула мои серые глаза с чёрными синяками и сморщила мой нос.

У реальной меня подкосились ноги. Призрак пошевелил губами беззвучно — и метнулся в левый коридор.

А я назад — ползком! — и направо. Бежала, не разбирая пути, налетая на углы и стены, шлёпаясь на пол. Новый тупик. Я упала у стены, оглядываясь. Тени замелькали в коридорах. Они приближались, куда бы я ни ползла. Идти не давал страх. А впереди обнаружилась лестница. Я видела её там… за стеклом! И зарыдала: нужно было вернуться и обойти всё ещё раз, чтобы попасть на ступени. Вернуться назад к той… той…

Обернувшись, я закричала по-настоящему, хрипло, надрывно, и закрыла рот ладонями. Передо мною на коленях покачивалась новая я.

Эта была ещё страшнее. Окровавленные пальцы, ссадины на костяшках и на лбу. Она ползла ко мне из коридора, шатаясь и бешено крутя головой. Глаза… это были уже совершенно не мои глаза: дикие, безумные. По лицу размазана кровь.

Прижавшись спиной к стеклу, я сбросила рюкзак и размахнулась нейтроклем:

— Не подходи! Убью!

Только если призраки боялись алюминиевой пыли. Но откуда ей было знать, что внутри шарика? Новая жуткая я привалилась к стене и… заплакала.

Так. Так-так-так. Копия выползла из другого коридора. Там точно не было никакого выхода. Я помнила, как протиснулась между двумя длинными стёклами, прежде чем увидеть лестницу. Стук сверху заставил меня подпрыгнуть на месте, но не выпустить из виду призрак. Нет, ни за что!

Она вдруг отвернулась.

И резким взмахом прижала руки ко рту. Да это же…

Снова стук.

Пересилив себя, вскинула голову. Прямо надо мной к стеклу прижался карминец. Живой заключённый. Он водил щупальцем по полу и дышал на него. На стекле проявилась стрелка, которая вела туда, где сидела та… копия. Идти мимо? Смазанный кровавый след, который только что пересекал её лицо, сместился на затылок. Господи, какая же идиотка! Я и она. Мы обе. Призрак в коридоре повторял мои движения. Только с долгой задержкой. Это был экран. Экран с мазком крови, а не коридор.

Подавляя отвращение, прокралась по стеночке мимо себя. Неужели я так плохо выглядела со стороны?.. Холерный труп в истерике. Снова те же коридоры, тени, новые копии в диком ужасе метались по экранам рядом. Теперь было понятно, что бормотал первый призрак. «Пять… четыре… три…» Я же считала, стоя на месте, чтобы успокоиться. Плохой, плохой метод!

Направо, направо, налево… Лестница! Взлетев по ней, я вывалилась в комнату с карминцем.

— В другой раз ты бы всех нас угробила, — проворчал он.

— Где Уитмас Лау? Вы его знаете?

— Кто его не знает… Здесь, рядом. На шестом.

— На шестом⁈

Ничего себе — рядом. Я подозревала, что ещё этаж с ловушками мне не пережить. А до шестого их целых два.

— Дуй на углы. Мы оставляем знаки, когда нас водят по эквилибринту. Иди по стрелкам. Сначала направо.

— Спасибо! — прокричала уже из коридора. — Спасибо!

То на одном, то на другом углу в ответ на моё дыхание проявлялись метки. На четвёртом этаже по комнатам скучали карминцы и шчеры. Затёкшие, как статуи. Привыкли сидеть без движения целыми днями. Лестница. Пятый этаж. Здесь, подальше от надзирателей, пленники водили по стёклам, подмигивали. Они выработали целую систему общения — незримую, как воздух.

Метки. Лестница. Шестой.

* * *

Здесь не было меток. Потому что на всём этаже — в самом центре — сидел один единственный пленник.

— Эмбер?..

— Пап…

Он порывался встать, но не справился с волнением и упал на колени. Я бросилась его обнимать.

— Эмбер! А я уже похоронил тебя. Моя девочка… Эмбер!

Уже казалось незнакомым это имя. Не моим. Таким прекрасно-далёким.

— Пап, ты можешь идти? По меткам!

— Там Бритц!

— Он вернётся через час или два. Охранники подпёрли эквилибринт гломеридой. У нас куча времени.

— Тогда идём, скорее.

Он встал, тяжело опираясь мне на плечи. Не была уверена, а ел ли папа вообще эти два месяца. Или питался одной только болью. Потому что даже без синяков и ссадин выглядел так, будто ему здесь всю душу выкрутили.

— Пап, ты без ошейника?

— Здесь ни к чему. Одно превращение, и баланс обрушил бы тюрьму.

— Тебя пытали?

— Он измучил меня, — шепнул папа.

Его суставы задеревенели, и на пятый этаж мы спускались, наверное, полчаса. Я дышала на стёкла, как вдруг раздался рокот. Пол качнулся. Папа среагировал первым: оттолкнул меня и отполз подальше:

— Они отгоняют гломериду! Сядь там, Эмбер! И не двигайся! Не шевелись!

Я послушно сжалась у противоположной стены. Эквилибринт нехотя поймал равновесие, но перенял нашу дрожь. Папа крутил головой и сосредоточенно кусал губы. Он словно был мёртв эти долгие дни, а теперь оживал на глазах:

— Нет времени искать метки. Мы пойдём при помощи воздушных сигналов.

— Воздушных?

— У нас тут целый язык, — он приложил к полу