Либеллофобия - Н. Мар

всё равно уже мертвец. Пусть нежит: так не будет продолжаться долго, в один момент Кайнорт сделает мне больно, как всякий хищный эзер. Оставит синяки и новые шрамы на память. А я не буду их сводить.

В белой дымке чёрные лапы сцапали крепко, но бережно. Крылья оттолкнули нас от двери. Не отрывая губ от краешка моего рта, где пролегала опасная граница рефлекса, Кайнорт взмыл вверх. Лапы припечатали меня навзничь к потолку. Хвост помогал эзеру двигаться и балансировать, пока его человеческая половина сбрасывала вниз одежду. Хитин и жаркая кожа. Гравитация тянула меня к эзеру. Только гравитация, Эмбер, слышишь? Страх высоты заставил обнять. Только страх, запомни, Эмбер! В долгом ожидании боли я сжала зубами его плечо. Дыхание Кайнорта сбилось. Только на долю секунды, но этого должно было хватить. Мне хотелось вывести его из себя. Страсть положит конец притворству, и эзер начнёт терзать меня шипами, клыками. Иначе зачем ещё мне качаться в такт его рукам, забираться ему в волосы, водить зубами вдоль нижней челюсти, едва прикусывая. Всё, чтобы он потерял контроль, да? Ведь я хотела убить зверя, но не любовника. Движения стали резче, хватка крепчала. Хвост бил по потолку, сыпались книги. Кожа на животах увлажнилась, предчувствуя. Кайнорт натянул мне волосы на затылке, уверенно вошёл и замер, контролируя жаркий выдох. От его вторжения я инстинктивно сжала бёдра, но последовал новый фокус:

— Выпусти хелицеры, — приказал эзер, касаясь губами моих.

Я с облегчением подчинилась рефлексу… Клыки выбросило по сторонам от его руки у меня на горле, не причинив вреда. Кайнорт удержал их своими жвалами:

— Не убирай.

Его поцелуй ещё в первый раз смутно напомнил что-то, но теперь я распробовала. Когда-то давно мама дала мне лизнуть холодных свежих сливок с кончика ножа. Но мой восторг мгновенно растаял на языке. Теперь этот нежный атлас дал мне напиться и опьянеть вдоволь. С каждым движением губ и языка Кайнорт давил глубже, резче. Рука на косточке бедра придерживала и направляла. Проник на всю длину и снова задержался, чтобы рвано вдохнуть. Страшно. И боли уже не хотелось, только ещё сливок и нового электричества. С хелицер закапал яд, падая эзеру на лицо, и он отстранился, чтобы поцеловать мне уголок прикрытого глаза. Что-то посыпалось и разбилось. Наверное, сердце. Кайнорт скользил смелее…

…и мы полетели вниз.

На софе он повернул меня на живот. До нейтрокля было рукой подать. Тронула подушку, но Кайнорт подтянул меня к себе, пропустив руку между бёдер. Он вошёл осторожнее, чем прежде. Я шумно вдохнула сквозь зубы: по-новому было острее. На миг больно, и вот уже нет. Эзер нажимом прогнул меня в пояснице и наклонился, ведя кончиком языка вдоль позвонков. Его рука ласкала и дразнила мне грудь, зубы закусили косточки на шее. Дрожь покатилась от тела к телу.

Я не хочу!..

…убивать.

Глотая слёзы, я запустила руку под подушку, но Кайнорт следом протянул свою и накрыл сверху, скрещивая наши пальцы в миллиметре от нейтрокля. Через секунду он с низким стоном жарко выдохнул мне в затылок. Время убивать. Я попыталась высвободить руку, но Кайнорт силком отвёл её назад и приговорил:

— Нет, Эмбер Лау.

За ухом звякнуло, и тёмная пропасть покончила со мной.

* * *

Я ничего не чувствовала. Вата снотворного набила рот, уши и голову. Но луч резал мне веки, насильно забираясь в глаза. Мир проявлялся неохотно, проступал пикселями чего-то восхитительного и жуткого. Моё лицо подняли за подбородок и повернули к безжалостному свету.

— Что ты знаешь о последней части Тритеофрена?

— Ничего, — промямлила я. — Запытай до смерти, чтобы проверить. Ты же будешь не Кайнорт Бритц… иначе.

Он уже был застёгнут на все пуговицы и одел меня в комбез. Сколько времени прошло? Я сидела в кресле. Не связанная, без ошейника. Книги стояли на своих местах. Мой рюкзак лежал на заправленной софе, вещи из рюкзака были уложены аккуратными стопочками. Он обыскал всё.

— Как ты узнал меня?

— В купели на термальных водах ты назвала имя брата.

Значит, он всё-таки услышал. Это сколько же сил потребовалось, чтобы не подать виду! Я вспомнила, что показалось странным в его облике тогда: мурашки на руках. Из-за имени Чиджи.

— Зачем ты меня отпустил в горах?

— Уже видеть тебя не мог. Но знал наверняка: если вдруг пойдёшь к отцу, то ступишь в эквилибринт моим союзником. Я давно понял, что если кто-то и переубедит его, то только ты. Одна, живая и здоровая.

— Папа ничего не сказал. Он и через тысячу лет не отдал бы тебе прибор.

— Жаль. Значит, я ошибся.

Кайнорт сел на софу напротив. Я гадала, откуда он теперь достанет пыточные принадлежности и какие именно. Снотворное, или что это было, ещё действовало, не давая пошевелиться или превратиться. Значит, буду всё чувствовать, но не сопротивляться.

— Теперь насчёт пыток, — угадал Бритц. — Я просто собирался прослушать записи из камеры и проследить за вами, если понадобится. Не успел. Но о том, что ты ничего не знаешь, говорят две вещи: во-первых — эта попытка меня убить. Взвесив всё под конец, ты захотела отдать эзерам Тритеофрен, правда захотела, но после встречи с отцом поняла, что этому не бывать. И что я больше тебе не нужен.

— А во-вторых?

— А во-вторых, если бы Уитмас выдал тебе, где диалифрен, то уже не боялся бы, что я начну пытать вас на глазах друг у друга, если поймаю. И не совершил бы этого.

Кайнорт отступил, и я оказалась один на один с панорамой за стеклом. Там чего-то не хвата…

Эквилибринта.

— Нет!

Я вскочила, прижалась к стеклу, била и царапала его, но было поздно. По краям кратера рассыпались осколки тюрьмы. Большие, маленькие и крохотные, они легли блистающей скатертью до самого звездолёта. Тот звук, когда мы… это было крушение эквилибринта.

— Папа! — я сползла в ноги эзеру и ткнулась в пол.

— Он позволил последнему пленнику выйти и только потом качнул здание. — Бритц поднял меня и вернул в кресло. — Мне жаль, Эмбер… ты не веришь, но мне действительно жаль.

Пока я беззвучно рыдала лицом в коленях, Кайнорт впустил кого-то в каюту.

— Осталось четыре дня, их нужно потратить с толком, — сказал он. — Я обыщу четыре самых вероятных места из тех, что не успел. А ты бери гломериду Маррады и лети к