Тартуга.Обратно в Хелл - Максим Алексеевич Антипин

Ин-ке медленно развернулся. Мохнатый, грязный, с обезображенным шрамами лицом. Затянутыми мутной пеленой глазами и зловещей улыбкой. Боевое обмундирование превратилось в лохмотья, которые лишь слегка прикрывали тело. Оно утратило всякую защитную магическую силу, поэтому горец, немного покрасовавшись перед девушкой, сорвал их с себя.

– Узри деяния твоих друзей! – Подняв руки вверх, покрутился вокруг себя, показывая все шрамы и травмы. – Посмотри! – Перестав вертеться, указал кривым пальцем в сторону канавы, – как тебе?

Девушка посмотрела туда, куда указал оппонент, не переставая целиться в него. В неглубокой яме, образовавшейся в результате одного из взрывов, сидел Верзила. Неестественно склонив голову на грудь. Из шеи торчала рукоять кинжала. Одна рука безвольно повисла, а другая сдавливала горло юного чкера, лежащего у него на коленях. Посмертно.

– Забавно… Не находишь? Ха-ха, мой удалец хотел вырваться домой, а твой подлец решил ему помещать! Хрипя от рокового удара холодной стали, здоровяк все же смог умертвить… Эххх… Вот, теперь отдыхают! Никуда торопиться на надо! Вер…

Лейтенант не стала ждать, пока противник наговорится. Метким выстрелом пробила ему грудь, от чего тот захрипел, упал на колени. Осел. На губах, вернее на том, что от них осталось, выступила кровь, смешанная с густой слюной.

– Поздравляю… Вы… Одолели меня… – Фразы Ин-ке звучали шёпотом, – нет, чтоб послушать… Поговорить… Мы ведь одни остались…

– Принимаю твои поздравления. Страшно подумать, какие бесчинства вы могли учинить в наших землях. Сколько крови и боли принести нашему народу! Может, твои рассуждения, очередной трюк?

– Ооо, трюк! Неужели! – Поверженный зашёлся в страшном кашле. Сплюнул в бок, немного приведя дыхание в норму, продолжил. – Планируя свои преступления… Я опирался… Опирался на ваш опыт карательных операций в моих землях! – Последнюю фразу чкер выкрикнул особенно гневно.

– Да… Да… Все зависит от стороны, за которою стоишь горой. – Девушка начала плакать, шмыгать носом. Ком подкатил к горлу, сдавил. Говорить стало трудно.

– Знаешь… Знаешь! Собака бешенная, кто меня так разрисовал? Кто виноват в сегодняшней бойне? Твой дружок… Да, Боги ему метку вручили! Страдает, хе-хе! По сей день, небось! – Горец вытер кровь с губ, на миг задумался. – Не спорю, будь мы такими же покорителями. С амбициями, поступили бы так же…

– Тогда к чему твои речи? – Лейтенант откинула оружие в сторону, достала сапожный нож, – меняются актеры, сюжет остается неизменным.

– Не при чем… Исполни задуманное, и будь ты проклята. – Ин-ке словил очередной приступ дикого кашля, а потом злым голосом стал зачитывать заклинание, на языке столь древнем, давно забытом. О котором и слыхом не слыхивали современные языковеды. Во время колдовства чкер весь преисполнился жизни. Словно и не бился многие часы, не шел многие дни к цели. Долгие годы не жил местью, что пылала внутри души.

Магия позволила ему наблюдать за развитием событий сквозь глаза Ай-лис. Видеть поверженного героя, которому жить остались считанные минуты.

Жаль, не смог узреть, как менялось лицо у девушки. Мука боли исказила лик, на глаза навернулись слезы, а ее руки неистово затряслись. Он лишь мог смотреть через ее очи на себя, расцветающего, могучего, грозного. С последним словом страшного проклятья, что сорвалось с обезображенных губ, закончился и его мирской путь. Приблизившись вплотную, девушка сжала двумя руками клинок, крича, вонзила его в череп по самую рукоять.

Тело предводителя в миг посерело, обмякло. Лейтенант напоследок ударила труп правым коленом в челюсть, одновременно отпустив рукоятку. Ин-ке опрокинулся назад, рухнул в пыль. Застыл в неестественной позе на веки вечные.

– Все… Теперь отдохну, наконец… – Предводительница огляделась. Восходящее солнце освещало поле брани. Место рукотворного ужаса и человеческой жестокости. Какие предпринимать дальше действия понятия не имела. Сняв флягу с пояса, большими глотками осушила содержимое. Тёплая вода не утолила жажду, не принесла облегчения. Придется поискать еще запасы среди погибших.

– Мама… Мама. Мама! Я не хочу умирать! – Верзила вдруг подал голос, полный страха и мольбы.

– Невозможно! – Вскрикнула лейтенант, разом забыла обо всех потребностях. Подбежала к трупу, взяв двумя руками безжизненное лицо, повернуло к себе. Холодное. Застывшее. Тогда кто говорил?

– Не могу дышать! Дайте дышать! – Подал голос юноша, лежащий у поверженного великана на коленях.

– Я хочу домой! – Раздалось позади.

– О Боги! Как больно! Молили за надгробием. – Мамочка! Мамочка! Мамочка!

– Что за напасть? ЧТО ЗА НАПАСТЬ! – Девушка оглядывалась, крутилась на месте. Голова вдруг наполнилась шумом, сводящим с ума. Голоса павших в сегодняшней битве кричали и молили о пощаде. Делились своей суровой долей. Взывали к родным и богам. После присоединился плач матерей, сестер и жен. Великая печаль отцов и братьев. Смех вышестоящих чинов, превратился в коктейль безумного гогота.

Предводительница пограничников схватилась за голову, не в силах справиться с растущим гулом, упала рядом с трупом без чувств. Рев битвы, крики убиенных разрывали разум в клочья. Перед внутренним взором мелькали эпизоды жизни приговоренных и чкеров. Они заливались смехом, от которого болит живот, а очи увлажняются слезами. После же их тела принимают в гости пули, клинки. Кости трещат от давления, перемалываясь под ногами бегущих. Отныне и во веки веков горе тысяч бойцов будет с ней в каждый миг ее жизни…

Жрец Хромоногого Бога воздел худощавые клешни к небу. Боцман Смурф покинула его, не пожелав слушать полную историю о Плато Покоя, о знаниях, приобретённых в высоких горах. По сути, Жрец несет имя Хромоногого Бога по свету, делится, ибо так приказано. Его руки – дар и проклятье одновременно. Пользоваться ими можно. Даже очень лихо, но каждый раз душу занимает боль совершённых гнусных дел. Служители древнего Хромоногого Бога помогли не умереть. А разве это жизнь? Надоело.

Как сейчас, помнил: осматривая поле брани, Сотник наблюдал весьма нелицеприятную картину. Так совпало, что солдат и офицеров, которых пленила Ай-лис в собственной же базе, освободили спустя сутки. Обошлось без жертв, разве лишь конечности затекли, некоторые осквернили штанишки физиологическими выделениями, да глотки пересохли от жажды. Голод, скрутивший животы, не досаждал солдатам. Более тонкая причина терзала плоть и умы. В них усомнились. Связали, дабы не мешать. Словно детей отсаживают от стола взрослых. Так поступили и с ними.

Выживших, кроме инициатора засады, не было. Ее, бредившую, поместили в повозку лекаря, отвезли на базу. Измазанную пылью сражения, кровью бойцов и собственным потом. Может, малая часть горцев и смогла спастись, а вот приговоренные похвастаться данным фактом не смогли. Всех, кого коснулись клинки чкеров, нашли мертвыми. Многие лежали на берегу реки, застывшие в причудливых позах, все, как один, схватившись за область сердца перед кончиной.

«Битва все