Восьмой район - Алиса Аве

собой прошлое, тешат изъяны, бравируют так называемой естественной, привычной жизнью, поднимались против прогресса. Совершенство редко принимается с распростертыми объятиями. Его выкорчевывают, втаптывают в грязь. Никто не хочет признавать собственную ущербность.

– Как ловко он все перекручивает. Яра, с тобой все в порядке?

Я не сводила глаз со строгого серого мундира Старшего Стирателя. Глянуть Киру в лицо значило поддаться ему. Он, играющий со временем, с такой легкостью добивался всеобщего почета, обожания. Они смотрели ему в рот точно так же, как будут смотреть через много-много лет.

– Декоративные дети не пойдут против установленного строя. Они будут довольны любыми созданными условиями. Я повторяю, любыми. Их установками станут благо общества и полноценная, результативная деятельность. Иными словами, они будут работать. Достигать поставленных задач без сомнений в их надобности и целесообразности.

– Ты передумала? – Тревога сквозила в голосе Зенона.

Я молча вытянула руку. Можно обойтись без театральности. Но, как и на Ковчеге, Старший Стиратель должен оценить представление. И получить удовольствие от последней сцены в своем спектакле.

– Безусловно, перестройка займет несколько поколений. Любое изменение в человеческой природе должно укорениться. Итогом станет безопасный мир для всех без исключения. Тем же, кто пожелает остаться атавизмом, предложим вернуть естественное рождение, существование без корректуры. Создадим для них то, что они желали, Восьмой район.

– А там ты развернешь свои опыты. – Я вышла из тени.

Он обвел взглядом зал. Поднял голову, упиваясь благоговением, купаясь в свете прожекторов. И увидел меня. Отступил на шаг от трибуны, поправил маску на лице. Узнал.

– Вы быстро поймете, насколько опасны бесконтрольные.

Он был прав, как никогда. Я представила его сердце, красно-сизый мускул, бьющий размеренно, несущий по организму кровь и уверенность в безнаказанности. Пощекотала аорту, клапаны, перебрала вены. Он потер грудь, подал едва заметный знак. Скоро за нами придут, но я успею.

– Тех, кого не сможем убедить, сумеем сломить.

Я сжала кулак. Сердце лопнуло, брызнула кровь.

Я убийца! Корректор Кир, Старший Стиратель, мой отец… Человек, сменявший имена и обличья, судорожно выкрикнул заветное слово.

«Юи!» – зазвенело во мне, заглушив крики ужаса. Он признал во мне дочь.

Я убийца, папа!

Зал взревел. Они подскакивали с мест, устремлялись к своему предводителю. Кричали, махали, вызывали помощь. Зал наполнился медиками, охраной, журналистами, сторонниками и противниками принятия проекта «Декоративные дети».

Зенон звал меня. Оцепенение не схлынуло, наоборот, сжало грудь. Я не опускала руку, остановившую человеческое сердце.

– Они сейчас ворвутся, – Зенон умолял. – Нам пора!

Слезы обожгли глаза, щеки, меня колотило.

– Я должна исправить.

– Ты уже исправила.

– Я убила его. Разве ты не понимаешь?

– Яра. – Он накрыл меня руками, словно отгородил стеной. Шум зала отступил. – Все получилось. Ты убила дьявола.

Зенон изменился. Частые вспышки, которые он не мог пока контролировать, наложили отпечаток, кожу будто припорошило пылью. Время нарисовало легкий узор на скулах и вокруг глаз, провело костлявым пальцем по лбу. Изменения происходили слишком быстро, от прежнего Зенона оставалось все меньше и меньше. Я поняла, чего пожелаю:

– Он ведь жив, настоящий Кир. Помнишь, что говорил… что говорил старший ты? Найти настоящего Кира. Этот безумец – то, чем он пока не стал. Прости меня, Зенон, но я прошу сделать еще один прыжок. Отнеси меня к тому, кого действительно можно спасти.

Я не справлялась с душащими меня слезами, не хватало воздуха. Вынырнула из объятий Зенона, глянула вниз. Со Старшего Стирателя сняли маску, скованные смертью шрамы углубились, потемнели. Его взгляд остекленел, он умер, глядя на меня. Во второй раз.

– Хорошо, – сказал Зенон, и сердце мое прыгнуло. – Покажем Киру мир, который он может создать.

Я цепляла макушкой раненое плечо Зенона. Сердце мое замерло в самой верхней точке, а затем сорвалось, потеряло опору и выпрыгнуло прямо ему в руки. Он сделал неуловимое движение. Мы соприкоснулись даже не кожей, тонкими волосками. Он схватил меня за запястья, прижал к себе. Наш первый, такой давний поцелуй гремел громами. Второй, порывистый, украденный у несправедливой судьбы, прорвался сквозь крики и топот бегущих людей.

– Готова?

Зенон ослепительно вспыхнул. Мы растворились навстречу последней точке – Киру.

Глава 24

Утро наступает для всех

Они думают, что мир можно исправить, а мы знаем – что только искупить.

Октавио Пас

Такого чистого воздуха мы не знали. Даже воздух Хортуса с ним не сравнить, настолько он был вкусным. Другого слова не подобрать. Он вкуснее всего, что я пробовала в своей недолгой жизни. Голова слегка кружилась. Зенон делал частые короткие вдохи, втягивал воздух порциями. Я же позволяла воздуху проникнуть в меня, становясь больше и выше, словно наполнялась силой.

Я опустилась на колени, дотронулась до колючей короткой травы. Здания вырывались из земли, взметали сверкающие крыши высоко в синюю безмятежность. Поблескивающие витражи сменялись этажами буйной зелени. С одних водопадом срывалась вода, на других сверкали голограммы: люди, животные, слова, непонятные символы. Мобили сновали по широкой дороге. Люди, гуляющие по парку, в котором мы очутились, мотали головами. Их взгляды были направлены на кончик носа, они перебирали пальцами, негромко говорили, подпевали, хмурились, смеялись.

– Мираж, – шепнула я Зенону.

– Да здесь все как мираж. – Он не понял, о чем я.

Для него все казалось более удивительным. А я уже бывала здесь, пусть и в чужих воспоминаниях. Поэтому и очнулась первой.

– Куда дальше? – спросила я.

– Нам нужно кладбище. Мёбиус сказал, оно будет через два квартала после парка. Может, поедем на этой штуке? – Зенон указал на припаркованный мобиль. Глаза его горели.

– Не думаю.

– Конечно! Прыгать во времени сколько угодно. А прокатиться на классной штуковине нельзя.

Парк тянулся без конца и края. Огромный, ослепительно-зеленый, с ровными тропинками, выложенными белыми камнями. Поначалу я останавливалась чуть ли не у каждого цветущего куста, кудрявого дерева. Но сердце стучало все быстрее, воздух перестал наполнять силой. Я чувствовала, как ускользаю. Этот мир выталкивал меня. Все как говорил Мёбиус – я лишняя здесь.

Зенон заметил мое замешательство.

– Прости, что не смог переместить тебя сразу к нему.

– Ничего. Так красиво. Я отдыхаю.

Несмотря на навалившуюся усталость, идти по парку я хотела бесконечно. Близость Зенона добавляла щемящей боли. Я встала на цыпочки, поцеловала его в щеку. Он зарос щетиной, такой же короткой и колючей, как трава в парке.

Город не походил ни на мой грязный дом-общину, ни на родные луга Зенона. Он сочетал технологии и природу. Люди познали, что такое гармония, и построили чудо. Поверить, что